На следующий день, вынутые из сушильной печи фанерные заготовки под руками мастеров-щитовиков быстро превратились в полноценные щиты. Все щитовое поле красилось в черный цвет, с большим желтым крестом посередине. Затем щиты окантовывались железом – оно просто приклеивалось феноло-формальдегидным клеем, – а затем покрывались лаком на все той же основе. В сутки таким макаром, когда все наловчились в новой работе, выпускалось 30 щитов. Уже к ноябрю весь новый осенний призыв был полностью обеспечен фанерными щитами. Щитовая мастерская могла бы справиться с этой задачей и раньше, да дружине Изяслава Мстиславича больно понравились новые щиты княжича. Пришлось их уважить и немного переделать щиты под конников.
Но занимались мы отнюдь не только щитами. В последующие дни из фанерных заготовок, помещенных в кондуктор, вырезали луки разных габаритов и испытывали их. В итоге через неделю остановились на одной модели фанерного лука, показавшего наилучшие результаты. Этот фанерный лук был с усиленной рукоятью и широкими неразборными плечами. Общая его длина составила 1,7 метра. К тому моменту венецианец уже привез заказанный ему тис, и потому было с чем сравнивать. Фанерные луки отличались лучшей резкостью боя по сравнению с тисовыми луками, при примерно одинаковой силе натяжения в 30 килограммов. Поэтому, оставив тис про запас, было принято окончательное решение вооружать лучников фанерными луками. Лучший тис из ближайших к нам мест растет в высокогорьях Крыма и Кавказа, а фанера на лесопилках клеится из подручных материалов. Незачем новым импортным товаром увеличивать свою и так огромную внешнеторговую зависимость от иностранцев.
Новые луки, в отличие от щитов, дружина, конечно, не оценила, потому как верхом на коне из них стрелять было бы весьма сложно.
Феноло-формальдегидные клей и лак пришлись по душе мастерам, занятым производством колес, иных деревянных и металлических механизмов и приспособлений. К сожалению, купцам и боярам из СПТП иностранным гостям впарить клей и лак было по техническим причинам невозможно. Когда феноло-формальдегидная смола застывала, она становилась непригодной для эмалировки или поклейки чего-либо.
Зато сначала потихоньку, но со временем во все возрастающем масштабе, они начали покупать пластмассовые изделия. Особенным спросом стали пользоваться бакелитовые бусы, гребешки, серьги, кулоны, расчески, шары, игрушки и даже кружки, вместе с тарелками, ложками и прочая мелочевка. На этой бакелитовой ниве я через пару месяцев организовал СП с несколькими боярами и купцами. Самому всей этой безделицей заниматься было влом. К тому же выстраиваемая мной политика из завязанной на лично меня сети лояльных подданных вельмож обязывала с ними сотрудничать и делиться прибылью. Потом я, правда, спохватился, в том плане, что бакелит – товар уникальный в своем роде, можно было бы попробовать ввести его в торговый оборот вместо монет, да уже поздно было отыгрывать назад. И поделки бакелитовые уже широко разошлись в народе, а самое главное, компаньоны не поймут. Репутация, знаете ли, долго зарабатывается, и терять ее из-за непонятной затеи не стоит.
О доспехах для своих пехотинцев, что начал постепенно выпускать раскочегарившийся СМЗ, я тоже не забывал. Все поступающие доспешные комплекты, сделанные из пудлингового железа, в обязательном порядке сначала очищались в разбавленном растворе едкого натра, споласкивались в нескольких водах, затем обезжиривались в спиртовом растворе. После чего окрашивались в черный цвет; чтобы достичь прочной черной окраски, доспех покрывали льняным маслом или олифой, просушивали его над углями. Потом в специально выложенной муфельной печи доспехи сильно нагревали, действуя, однако, с предосторожностью, чтобы серное льняное масло только обуглилось, но не загорелось пламенем. Операция повторялась несколько раз. В результате доспехи получались не только внешне эстетичными, но и были прекрасно защищены от бича всех металлических изделий – ржавчины. Затем они, по уже отработанной технологии, покрывались феноло-формальдегидной смолой.
Из гнёздовских дружинников-наставников или отцов-командиров, не знаю, как их лучше называть, я решил начать постепенно создавать новый род конных войск – ратьеров, в количестве пока что аж в три десятка человек! Сразу скажу, что сигнальными семафорами конники не оснащалась, просто слово «ратьер» мне показалось удачным для обозначения моей реформированной конницы. Почему моя кавалерия получила такое название? В исторической ретроспективе самый близкий по роду вооружения и тактике к модернизируемым мной конным дружинниками являются немецкие рейтары. Рейтары – татары – на мой слух звучало как-то слишком уж синонимично, особенно в свете предстоящего монголо-татарского вторжения, поэтому, в очередной раз прибегнув к новым словообразованиям (к чему местные уже привыкли), я назвал свою новую конницу ратьерами. На мой вкус, да и на слух окружающих, слово «ратьеры» звучало вполне благозвучно, происходя, по мнению местных аборигенов, от понятных им всем слов «рать», «ратник». Вот так мои дружинники быстро и неожиданно для себя заделались конными ратьерами.
Латные доспехи ратьеров обрабатывались более основательно, подвергались оксидированию. Вначале поверхности тщательно освобождались от грязи и жира, затем натирались составом для воронения. Я использовал состав, содержащий латунный купорос, железные опилки, азотную кислоту, спирт, воду подвергая доспех действию высокой температуры в муфельной печи. Ратьеров у меня было кот наплакал, поэтому красивый вороненый доспех, положенный всем моим ратьерам по штату, действовал на дружинников Изяслава Мстиславича как мед на пчел. В том числе и такими нехитрыми способами действуя тихой сапой удавалось княжеских дружинников сманивать к себе в Гнёздовский учебный лагерь. Прежде всего, они мне были нужны не как боевая единица, а в качестве наставников для призывников, а также как старший командный состав в пехотных подразделениях.
Вообще же говоря, разработка доспехов, внедрение технологической оснастки для их изготовления продолжались на СМЗ всю весну и лето. Помимо штамповочных прессов и изготовления матричных форм к ним все препятствия, мешающие поточному изготовлению оружия и доспехов, были в основном сняты лишь после ввода в строй прокатно-плющильного стана.
Изготовление ныне современных шлемов (шеломов) было довольно затратным делом и требовало много времени. Самые простые шлемы сковывались воедино из нескольких пластин и стягивались внизу обручем. Если требовалось защитить шею, то в шлеме проделывались отверстия для бармицы (кольчужного ожерелья). Для защиты лица шлемы могли дополнительно снабжаться наносником, вырезами для глаз – полумаской или маской (личиной).
Понятное дело, о штамповке металлических изделий во всем мире еще и слыхом не слыхивали, поэтому кузнецы-оружейники совсем не блистали производительностью своего труда. Мне же для массового штамповочного производства требовалось придать шлему совсем другие формы, сделав их заодно более эргономичными. Используемые сейчас колоколовидные тульи и длинные шпили (навершия) совсем не подходили и не поддавались методу поточной штамповки. Поэтому, не мудрствуя лукаво, я обратился к проверенным временем вещам – пехотным каскам времен ВМВ.
В итоге появилось два изделия – каска и защитная каска. (В Европе через столетие похожие на мою каску изделия будут называть шапкой-шлемом, бацинетом с забралом, а через 200 лет саладом с подвижным забралом – поддувалом, еще через 100 лет – армэ.) Причём обычная каска отличалась от защитной каски только отсутствием прикрепленных к ней заклепками подъемного забрала (с дыхательными отверстиями) и развитых нащечников (защита ушей и щек). Простыми, легкими касками я планировал оснащать стрелков (арбалетчиков, лучников, стрельцов), а защитными касками – тяжеловооруженных пикинеров и ратьеров. Для устойчивой посадки на голове каски были снабжены ремнем, для крепления на подбородке.
