Лично провожая Изяслава Мстиславича, уединившись с ним в его крытом возке, я получал от него последние наставления.
– Дружинников, кои постоянно пребывают в Гнёздове при твоих пехотных полках, я оставляю тебе – храни их и береги! Себе конницу я доберу у родичей твоей матери – половцев. Котян согласится подсобить мне за долю в добыче! Вятшие смоленские бояре тако-же при тебе останутся, приросли они к землице корнями, что и не вытащить их отсюда. Хотя имей в виду, что с ними ухо надо держать востро! Случись какая настоящая напасть – надежды на их дружинные отряды мало. Кроме того, как пить дать многие из них, стоит лишь им усомниться в тебе, могут переметнуться на сторону того же полоцкого или дорогобужского князя. Со мной такой манёвр, как ты говоришь, они уже разок проделали. Полоцкий Святослав за свое недолгое правление в нашем граде, в первую очередь из-за своей дурной башки, всячески выдвигая вперед своих полоцких бояр и урезая смоленскую торговлю в пользу Полоцка, сумел нажить себе врагов среди этих боярских переметчиков. Но все равно, бдеть за этим «народом» тебе надо, даже своим торговым товарищам не сильно доверяй. Предадут, продадут – и глазом не моргнут!
– Понял тебя, отец! Боярские отряды, случись мне с кем ратиться, я буду использовать не более как вспомогательную силу. У меня тоже нет надежды на их стойкость и верность.
– Вот и славно, сыне, что ты стал у меня таким разумником! – подняв полог саней, князь прокричал вознице: – Стой! Тпру!!!
Мы выбрались из этого транспортного средства, шедшего замыкающим в длинной колонне войскового обоза. Молча троекратно расцеловались и обнялись с родителем на прощание. С князем вживую мы тогда виделись в последний раз, но в тот момент расставания, естественно, никто из нас двоих не знал наперед своей дальнейшей судьбы.
Я со своими сопровождающими из дворян и ратьеров, проводив взглядом удаляющийся хвост войска, повернул на север, в покинутую столицу. А Изяслав Мстиславич, двигаясь по берегам и замерзшему руслу Днепра, уходил на юг, добывать себе в союзе с Михаилом Всеволодичем Черниговским великокняжеский Киевский стол. Черниговец же обещал удовлетвориться куда более богатым и процветающим Галицким княжеством. Чтобы князьям-союзникам это осуществить, необходимо было согнать с насиженных мест не только киевского князя Владимира Рюриковича, но и куда более грозного галицкого князя Даниила Романовича. К тому же по всему выходило, что в эти великокняжеские разборки обязательно влезет как минимум четвертый участник – волынский князь Василько Романович – родной брат Даниила Романовича.
Вообще, вся политическая история Руси первых десятилетий XIII века во многом определялась противостоянием между четырьмя основными великими княжескими домами: черниговскими Ольговичами, смоленскими Ростиславичами, суздальскими Юрьевичами и владимиро-волынскими Изяславичами – наследниками Изяслава Мстиславича.
Поэтому ничего принципиального нового для многострадальной Русской земли в этой географически разрастающейся «воронке» не было. Разгорающиеся вихри военных конфликтов имели тенденцию год от года затягивать в себя все новых участников. Не удивлюсь, если вскоре и суздальские Юрьевичи втянутся в этот кровавый коловорот. Просто всегда, словно проклятие или заевшая пластинка, повторялся один и тот же цикл. Выходящие из таких княжеских свар победители укреплялись и территориально росли, но лишь для того, чтобы при следующем поколении их же собственных наследников построенные ими на крови могучие княжества вновь рассыпались на враждующие уделы, и все повторялось бы сначала. Эти разрушительные для Руси центробежные силы до нашествия орды так никто и не смог преодолеть.
