Даже из этого усеченного перечня боярских должностей, отправляющих княжескую службу, становится понятно, что множество бояр являлись в княжеский дворец еще и по долгу службы.
Еще одной, не менее веской причиной частых встреч бояр с князем была группа вопросов, если так можно выразиться, совместной компетенции. Это те вопросы, что не могли быть решены князем самостоятельно, без поддержки общегородского веча. На нем хоть и собиралось все свободное население города, а все же бояре на этих собраниях, беззастенчиво пользуясь своим влиянием на мизинных людей, играли здесь первую скрипку. Как-то всерьёз менять внутренние порядки, издревле заведенные в княжестве, без одобрения веча князь не мог. Он имел право издавать новые постановления, но, прежде чем из княжеской канцелярии выйдет какой-нибудь акт, вопрос предварительно обсуждается, разрабатывается и решается на совещании князя с вечем. А еще предварительно, как показывает здешняя практика, чтобы князю по поднятому им вопросу не осрамиться и не нарваться на отрицательное решение городского веча, лучше заранее подстраховаться и обсудить его в узком кругу, с наиболее влиятельным боярством и епископом.
На дипломатическом поле князь тоже имел ограниченный простор для манёвров. С ним сносятся князья других княжеств, к нему обращаются иноземные правительства и купцы. Он отправляет посольства. Но во всем этом князь участвует не единолично, а вместе с боярами. Бояре подписывали вместе с князем договоры с соседними государями и подобно князю целовали крест в их выполнении. Также бояре отправляют посольскую службу.
Широки полномочия князя в области судопроизводства, но при условии, что князь в толковании споров опирается на соответствующие нормы «Русской правды». Князь мог осуществлять судопроизводство лично или через своих чиновников. Присяжные грамоты пишутся от его имени. Но и здесь, опять же, бояре часто привлекались князем для судебных разбирательств, помогали князю выявить истину в судебной тяжбе. А в провинциальных городах княжества судом вообще заведовали местные посадники. Судебные исполнители именовались «детские». Они арестовывали виновного, взыскивали долги, выдавали должника «головой» кредитору. В их пользу шла часть платы с истца.
Помимо светского существовало еще и церковное судопроизводство. В Смоленске оно вершилось в епископских палатах, на территории бывшего детинца, в присутствии местной знати, игуменов, приходского духовенства (попов) и черноризцев. На этом судилище мог присутствовать и князь.
Сам суд, что церковный, что княжеский, был довольно прост и незатейлив. Церковные или княжеские слуги приводили обвиняемого из мест заключения – городские тюрьмы, поруби, церковные дома или монастыри. Затем вели обвиняемого по центральным улицам города, что позволяло горожанам вволю поизмываться словесными оскорблениями и даже побоями над этим горемыкой. Простой народ набивался в епископальный или княжеский двор, скапливался на окрестных улицах и площадях – количество зрителей напрямую зависело от резонанса данного конкретного дела. Сам судебный процесс не отличался справедливостью и скорее напоминал расправу. Решение по тому или иному делу почти всегда было заранее известно, варьировалась зачастую лишь тяжесть самого наказания. Но в любом случае последнее слово, в зависимости от юрисдикции суда, оставалось за князем или епископом.
А вообще непосредственно до судов, из-за их коррумпированности и предвзятости, доходило мало дел. Стороны пытались решить все свои разногласия полюбовно или во внесудебной форме разбирательства.
Важной функцией, которую, слава богу, у князя еще не успели отнять, была, выражаясь современным языком, регистрация гражданских актов. Князь прикладывал свою печать и скреплял ею коммерческие договоры. Это мне в будущем должно пригодиться, существенно облегчив мою деловую активность.
Близкую связь с князем имело и смоленское купечество, оно было, благодаря обширным торговым связям и поездкам за границу, самой информированной частью общества. Смоленское купечество делилось на сотни, из которых каждая имела своего патронального святого, в его честь строилась церковь, бывшая центром торгового товарищества, хранительницей его товаров. Кроме того, за пределами княжества смоленские гости также могли организовывать общины, как это было сделано в Прибалтике. Во главе этих зарубежных общин стояли сотские, старейшины, к которым прежде всего и следовало обращаться в случае, например, неуплаты гостем долга кредитору.
Церкви при торговых площадях контролировали все торговые меры (веса, объема). Образцовые весовые капи для взвешивания товаров хранились в двух местах: в соборе и в католической (латинской) церкви. Наблюдением за взвешиванием товара (мед, воск, а также золото, серебро и драгоценные изделия) заведовали княжеские весцы, за что получали особую пошлину.
Кроме того, князь является предводителем смоленских ополчений, но последние участвуют далеко не во всех княжеских предприятиях, особенно за пределами княжества. В последний раз земские рати Смоленска участвовали в Липецкой битве, в 1216 году. Князь мог двинуть земские ополчения только с согласия веча, кроме того, на вече проговаривались и другие организационные моменты, в том числе определялись конечные цели похода. Но и это еще не всё! Уже в самом походе смоляне могли на месте стоянки организовать вече, и решить, в случае возникновения каких-то непредвиденных обстоятельств, следует ли продолжать начатое военное предприятие, или лучше от него отказаться, или же изменить первоначальные цели похода. Даже казакам такая вольница не снилась! Водить такое излишне самостоятельное ополчение куда бы то ни было мне совсем не улыбалось.
Тысяцкий начальствует над смоленскими ополчениями и назначается на свою должность князем, но им не может стать человек из дружины князя, а только член местного смоленского боярства. Ниже его стояли сотские, они выбирались самими смолянами. Смоленск делился на концы, представляли их конецкие старосты, избираемые на вече.
То есть так или иначе, а главную военную силу княжества составляло боярство. Смоленские бояре вместе с княжьей дружиной являлись ближайшими советниками князя во всех вопросах военной проблематики.
Но если смоленские бояре, несмотря на всю любовь, питаемую к княжескому терему, все же проживали у себя дома, то про княжескую дружину – гридней и дворян – я промолчу, эти вообще на постоянной основе были у нас «прописаны». Ладно хоть, они в основной своей массе были военными косточками, не склонными к подковерным интригам. Получался не дворец, а прямо-таки большая коммунальная квартира!
Картина получится не полной, если сюда не будут добавлены многочисленные княжеские слуги. По большей части фактически они были привилегированными холопами, то есть рабами, полностью зависимыми от князя, но выполняющими управление от лица князя в его дворцовом хозяйстве, личных уделах и волостях. Такими слугами были, например, ключники, тиуны и огнищане, заведовавшие и управлявшие княжеским хозяйством, удельными или вотчинными землями. Поэтому реальный властный вес таких княжеских «рабов» мог быть поболее многих бояр.
Больше всего беспокойства Изяславу Мстиславичу, да и мне тоже, по нижеизложенным причинам доставляла боярская «шобла», через день собирающаяся в княжеском тереме на междусобойчики. Обсудив свои дела, заботы и тревоги, быстро исчерпав все свои «профессиональные» темы, бояре неизменно переходили к никогда не иссякающему источнику для интересных разговоров – начинали сплетничать, перемывая косточки себе и другим.
