Значительную долю доходов от личной собственности князя приносили крупные города княжеского домена – Мстиславль, Ростиславль, Изяславль и другие города, построенные когда-то по прямому указанию смоленских князей, а также сельская местность вокруг них с более мелкими городками, такие как, например, Зарой, где князь вынужденно зимовал.
Раньше под контролем великого смоленского князя были и такие крупные княжеские домениальные центры, как Дорогобуж, Вязьма, Можайск, которые не так давно вышли из подчинения великокняжеского стола, оказавшись в удельной собственности многочисленных Ростиславичей, что серьезно ослабляло центральную власть. Некоторые смоленские земли (Торопец, Ржев) уже давно преобразованы в уделы и к сегодняшнему дню де-факто превратились в самостоятельные княжества, совершенно не зависящие от центральных властей.
Остальные города и центры волостей княжества, сложившиеся по большей части самостоятельно, в ходе, так сказать, исторического развития, хоть и подчинялись смоленскому князю, но не являлись его личной собственностью. Они имели собственные органы самоуправления – вече, в них присутствовали представители князя, в лице бояр-тиунов. Эти города подчинялись Смоленску и легитимному смоленскому князю, которого признает и делает легитимным смоленское вече. А имя этого князя для них не имеет значения, будь то Изяслав, Мстислав, Владимир – этим городам все равно. Они платят заранее установленные им налоги в центр, а кто именно будет сидеть и править в Смоленске – решает в итоге совокупность факторов, таких, как уже подзабытое лествичное право, сила княжеских дружин, авторитет и популярность претендентов на престол, интересы крупных землевладельческих смоленских бояр, купечества. Все это было до боли знакомо и понятно, о подобных вещах приходилось не раз и не два слышать и даже сталкиваться где-то там, в тумане грядущего.
В сельской местности существовало три основных вида поселений: погосты, сёла и веси.
Территориально община-вервь состояла из нескольких поселков (весей/деревней), ее центром был погост/селище. Погосты (зачастую открытые, реже укреплены частоколом) были центрами обложения прилегающих к ним территорий повинностями (уроками и данями). На погосты распространялись княжеский и церковный суды, в них также размещались церкви и кладбища (не случайно через некоторое время слово «погост» стало синонимом слову «кладбище»). С весями лично свободных крестьян-общинников соседствовали села – так назывались владельческие поселения феодалов (князей, бояр, епископов). Несколько погостов составляли волость (например, волость Вержавляне Великие складывалась из девяти погостов. Каждый такой погост платил ежегодно смоленскому князю более 100 гривен налогов (дани).
Уже к обеду три монастырских подмастерья (один спец по колесам, два по гончарному делу) вместе со своим скромным скарбом были благополучно размещены на княжьем дворе. Никаких поручений давать им пока не стал, пускай вначале попривыкнут и обживутся на новом месте.
Сегодня я решил навестить иноземных гостей в немецкой слободе, появились на их счет кое-какие планы.
Немецкое торговое подворье было огорожено высоким частоколом из бревен и состояло из двух десятков дворов. Что касается внутреннего содержания, то чисто внешне немецкая слобода на вид мало чем отличалась от остального Смоленска. Все те же уже привычные глазу деревянные мостовые, торговые подворья, расположенные на первом этаже, совмещенные с постоялыми дворами и трактирами на втором, амбары складские и производственные (поварни, воскобойни, пивоварни). Глаз цепляла разница в одежде, да и то не очень существенная, мода европейская и русская еще не сильно меж собой разошлись.
Немецкая стража, стоящая у ворот, быстро, без долгих разговоров, проводила нас к местному старосте – Людольфу. Он постоянно проживал и торговал в Смоленске, можно сказать, осел на этой земле, про свою родную Ригу уже и не вспоминал. Поэтому я и не удивился чистоте языка этого немецкого старосты-купца.
– Рад тебя приветствовать, Владимир Изяславич, – почтительно склонился Людольф, при этом скинув с головы шляпу с перьями, – что привело тебя на наше скромное подворье?
– И я рад тебя видеть и познакомиться. А привела меня к вам лишь моя природная любознательность. Хочу узнать, чем вы здесь торгуете, что покупаете, что продаете.
– Похвальное желание молодого наследника великого князя! Что же, если ты не желаешь с дороги откушать наших скромных угощений, – и вопросительно глянул на меня, но увидев отрицательный кивок головой, продолжил: – …то изволь пройтись со мной, все своими глазами и увидишь.
– Gut! – ответил я ему на немецком. Впрочем, кроме этого слова на языке еще не рожденного Гёте я знал лишь только два выражения «Хенде хох!» и «Гитлер капут!».
Первым делом Людольф повел меня к ротонде.
– Эта наша церковь Пресвятой Богородицы! – указал немец на самое высокое в слободе здание, при этом перекрестившись. – Построено и содержится на взносы нашего купеческого общества.
Со слов Людольфа выходило, что эту немецкую церковь в Смоленске возвели более полувека назад под руководством шведского зодчего, но силами, то есть руками, местных смоленских мастеров.
Общаясь, мы с купцом обошли по кругу церковь. Композиция этого здания не имела ничего общего с архитектурой Смоленска. Это была кирпичная постройка круглой формы – ротонда – со столбами внутри. Диаметр ротонды составлял без малого двадцать метров. Такого типа круглые церкви были в это время широко распространены в Северной Европе.
Затем мы зашли во внутрихрамовые помещения. Молельня выглядела на фоне убранств русских церквей аскетичной, росписи, икон и фресок здесь не наблюдалось. Людольф молился на крест, а я в это время молча созерцал, ожидая, когда освободится мой провожатый.
Ждать долго не пришлось. Взбодрившийся молитвой Людольф повел меня на экскурсию по этажам храма и каменным пристроям. Немецкая церковь оказалась поистине многофункциональной! Она служила своим прихожанам далеко не только обычным местом духовного окормления. Первый этаж и подвальные погреба церкви использовались как склад для хранения особо ценных товаров. Само кирпичное здание церкви, выполненное в виде трехэтажной башни, было хорошо приспособлено к круговой обороне. Что же, разумная предосторожность! Во-первых, весь этот немецкий торговый район находился вне линии городских укреплений. Хлипкий частокол, опоясывающий со стороны Днепра торг, существенным препятствием для серьезно настроенных людей не являлся. Во-вторых, эпизодически случающиеся конфликты со смолянами тоже способствовали использованию церкви в качестве крепости, служащей в это время для немецких купцов надежным замковым убежищем.
Кроме того, храм имел все признаки банковского учреждения! Такая практика использования церквей в средневековье была весьма распространенной. Церковный капитал, образуемый денежными взносами немецких купцов, активно пускался в торговый оборот и использовался для кредитования. Аналогично немцам поступали и русские купцы, создавая свои торговые общества и строя на денежные взносы от них в различных концах города церкви.
