Незаметно подкрался май месяц.
Соли было мизер, поэтому, изготовив предпродажные образцы товаров, не требующих существенного расхода соли, я занялся мелкооптовым производством других веществ. Сбывать я их также намеревался иностранцам, ориентируясь при этом, прежде всего, на самый легкодоступный материал – дерево. На производство поташа пошла вся некондиционная древесина, естественным образом образующаяся при строительстве.
Среди княжеских челядинников не оказалось знатоков производственного процесса карбоната калия, поэтому перепоручить это дело кому-либо еще я не мог, приходилось самому впрягаться. Обычно это выглядело так: утром я даю углежогам (которых я дополнительно нагрузил поташным производством) задание на день, вечером они приходят ко мне с отчетом, рассказывая о том, что и как они сделали. В течение нескольких дней углежоги на кострах пережигали древесные отходы на золу. Из березы, сосны, ели удавалось получать менее одного процента чистой золы, не содержащей угля. Кроме того, они по моим эскизам изготовили деревянные чаны для выщелачивания золы. Этот чан имел второе продырявленное дно, соединение осуществлялось через трубку, служащую для опускания щелока.
Сегодня предстояло получить сам поташ, на Руси его уже выделывали и добавляли в стеклянные изделия. Накануне я распорядился смочить золу водой и тщательно перемешать.
– Заполнишь сделанный вами чан золой и зальешь водой на четыре часа, – внушал я главному углежогу.
Для замера времени использовались изготовленные по моему заказу примитивные водяные часы, установленные рядом с мастерскими. Конечно, точность у них была плюсминус лапоть, но лучше так, чем ориентироваться по солнцу. У часов был установлен круглосуточный сменный пост, часовой заливал в сосуд воду и отмерял время мелом на деревянной табличке.
– Золу используешь еще два раза, сливая щелок через два часа. Второй и третий щелока получатся слабыми, поэтому используешь их повторно на чане со свежей золой. То есть в конечном итоге с одного чана ты выщелачиваешь золу три раза, в первый и второй раз слабым щелоком, а в третий раз водой. Когда скопите достаточно щелока для выпаривания – позовете меня!
– Все уразумел, княжич! – углежог удалился скорой походкой.
Утро следующего дня началось с выпаривания поташа. Углежоги полученный ими грязновато-бурый щелок вылили из глиняного кувшина на железную сковороду и поставили ее на огонь. Я внимательно наблюдал за процессом, никуда не отлучаясь.
При мне находились дворяне с наиболее способными учениками, уже во многом превзошедшими своих учителей. Не теряя времени даром, поглядывая на сковороду, я преподавал то, что помнил из геометрии. Чертил на восковой табличке всевозможные треугольники, подсказывая ученикам, как определить равнобедренный треугольник. Урок закончился, когда наконец из потемневшего щелока начали выделяться твердые соли. Я сразу прекратил учительствовать, сосредоточившись на производственном процессе. Сковородку с огня.
– Теперь, когда начали выделяться соли, необходимо прекращать нагрев поташа, иначе потом не отдерем его со стенок сковороды, – давал я объяснения своим действиям внимающим мне углежогам. – Этот сырой поташ необходимо прокалить в печи.
Мы всей толпой переместились к построенной домниками пламенной печи, ее я ранее использовал для производства соды, сейчас она по причине отсутствия соли, необходимой для содового производства, простаивала без дела. Главное теперь было следить за температурой, чтобы не допустить сплавления поташа.
Через шесть часов, уже глубоким вечером, был получен кальцинированный поташ, имеющий, как и положено, пористую твердую массу белого цвета с синеватым оттенком.
На следующий день я показал, как изготовить едкую щелочь (едкий кали). Для этого кальцинированный поташ растворил в воде, добавил гашеной извести и поставил на огонь. В тот момент, когда взятая из этого варева проба при взаимодействии с соляной кислотой стала выделять пузырьки, снял чан с огня. Каустический поташ (едкий кали) был готов.
Поташ обработал серной кислотой и получил сульфат калия – отнес его литейщикам, пускай там с ним «поколдуют». В металлургии его применяют в качестве флюса.
Углежоги все запомнили, с этого момента надобность в моем личном присутствии на этом производстве отпала. Я им прочитал лекцию о технике безопасности, о том, что следует беречься от попадания едкого кали на кожу и особенно слизистые оболочки, вроде осознали, изуродоваться или ослепнуть никто не хотел.
Сода и поташ во многом взаимозаменяемые вещества, другое дело, что процесс приготовления поташа более громоздкий и трудоемкий, зато не требует дорогой соли. Но соляная кислота и хлористый водород мне были нужны не только для содового производства, но и для других целей, поэтому без оптовых закупок соли все равно не обойтись. Поэтому буду совмещать оба производства.
Но на этом я не остановился, так как получил все исходные компоненты, необходимые для производства искусственного красителя, так называемой «берлинской лазури». Все красители в этом времени имеют растительное или минеральное происхождение, и некоторые образцы, дающие яркую окраску, стоят больших денег.
Получить сульфат железа (железный купорос) при наличии серной кислоты и железа труда никакого не составляет. Железные обрезки и прочий лом достаточно растворить в слабой серной кислоте и нагревать этот раствор до кипения, затем промыть в горячей воде и оставить кристаллизоваться. Полученные кристаллы слегка обмыть холодной водой и высушить при комнатной температуре. В результате получим синевато-зеленые кристаллы, пригодные не только как компонент для дальнейшего производства, но и как вещество для самостоятельного применения. Сульфат железа – это уже по сути полноценный пигмент, используемый в красильном деле. Служит для изготовления чернил, черной краски и как протрава.
Гексацианоферрат калия («желтая кровяная соль») – азотсодержащее соединение, поэтому получить его в здешних условиях я мог только переработкой отбросов животного происхождения (рога, копыта, мясо, кровь, кожевенные и шерстяные отбросы). Все это органическое сырье необходимо было сплавить с сырым поташом и железными опилками. Кстати говоря, этот процесс сопровождается выделением газового аммиака, но на него я пока махнул рукой, не стал нагромождать печную трубу улавливателями.
Кузнецы сейчас использовали кровь животных для закалки выкованного оружия, поэтому моя просьба принести мне с убоя горшок с высохшей кровью, вместе с рогами и копытами, была воспринято более-менее адекватно. Перемога, правда, некоторое время понаблюдал, что я со всем этим буду делать, но убедившись, что никакие ритуалы я не провожу и в сыром виде все это не поглощаю, а всего лишь его воспитанник направился со всей этой мерзостью к своей многофункциональной пламенной печи, удалился прочь.
Кузнецы затопили печь, в выпарительную сковороду были внесены поташ и железо. Когда поташ расплавился и нагрелся до светлого каления, я приказал начать понемногу прибавлять азотистые материалы, каждый раз сильно перемешивая массу. Кузнецы послушно начали потихоньку опорожнять свои мешки, закидывая в поташ требуху, кожу, копыта. Сразу знатно зашипело, завоняло. Часа через три плавку закончили. Смердело немилосердно, прискакавший князь высказал мне свое «фи». Все эти безобразия он немедленно не прекратил лишь благодаря моим уверениям, что образовавшаяся кровяная соль будет обращать железную поверхность в стальную, только после этого Изяслав Мстиславич, недовольно пыхтя, удалился.
