Ныне используемым для схожих целей городским полкам я ни на грамм не доверял. Они не только слишком преисполнены излишней демократичности и самоуправства, переходящих в лихую вольницу, но, что самое неприятное, городовые полки были подвержены гипертрофированному влиянию со стороны местного земского боярства, являясь явно или скрытно проводниками их интересов. А, как известно, интересы боярства и князя далеко не всегда и во всем совпадают, скорее наоборот, особенно в моем случае.
Сдав новобранцев с рук на руки, я поехал на свое подворье. В Гнёздово добыча глины в карьерах полностью прекратилась, частично остановились кирпичные производства. Но жизнь на этом не замерла, продолжая по-прежнему бить ключом. Всего за полгода гнёздовский посад очень сильно преобразился, его было попросту не узнать. Разросшись раза в два, он и сейчас продолжал отстраиваться и далее увеличиваться в размерах. И это не считая моего подворья, производств и казарм! Вот и сейчас отовсюду слышался перестук топоров, на обочине были свалены ошкуренные бревна, сновали туда-сюда плотники с лесорубами.
Пахло едким дымом кострищ. Повсюду из-под навесов крыш, покрытых дранкой и белесым инеем, поднимались дымы очагов – хозяева протапливали свои жилища и готовили пищу. Как это часто бывает, сапожники были без сапог. Печи местные жители продолжали строить по старинке – из речной гальки с глиною, а трубы – из желобов бревен. Но оно и не удивительно, весь производимый здесь кирпич уходил на мои многочисленные строительные проекты, совсем не поступая в свободную продажу.
Под ногами сновавшего повсюду народа поскрипывал первый свежевыпавший снег. Кстати, насчет ног, обуты люди были по большей части в лапти и теплые холщовые портянки. Те, кто побогаче, гордо вышагивал в чем-то похожем на кожаные онучи. Сапоги были привилегией аристократии. Что меня удивило, так это полное отсутствие валенок, странно, но факт! О такой дешевой, удобной и практичной обуви здесь никто и слыхом не слыхивал. Потом, поднапрягши память, я выудил из ее бездн информацию о том, что валенки на Русь как раз монголы завезли. Непорядок! Как производят войлок, я видел в одной телепередаче – ничего особо сверхсложного, если не прибегать к машинным технологиям выделки. В общих чертах техпроцесс под названием «валяние войлока» выглядит следующим образом. Шерсть обдают горячей водой и, прикрыв холстом, мнут руками или навертывают на скалки и катают по полу, пока из нее не образуется одна сплошная масса. Производятся эти манипуляции руками либо машинами. Вот беда! Хоть сейчас создавай рабочую группу для занятия этим нехитрым делом, а деньги, до последней копейки, уже давным-давно все распланированы. А войлок, особенно в условиях зимы, материал поистине стратегический! Это не только валенки для пехотинцев, но и теплые войлочные палатки.
– Вертак! – окликнул я едущего по соседству, правда, на треть лошадиного корпуса поодаль от меня, дворянина. – Как-то слышал я, что торговые люди боярина Бориса Меркурьевича недавно привезли ему целую лодью шерсти из Переславля-Южного.
– Верно, княжич! Он шерсть немчинам перепродает!
– Отплывай-ка ты в Смоленск, пока лед не встал, да пригласи ко мне в гости этого боярина, если он еще не успел шерсть продать!
– А если продал?
– Тогда найди и привези того, у кого шерсть есть!
– Зачем далече ехать?! – встрял десятник Клоч. – Вертак, состриги лучше шерсть с Нефёда!
Все засмеялись, а дружинник недобро покосил взгляд на остряка.
– Когда отплывать повелишь, княжич? – шутку дворянин проигнорировал.
– А прямо сейчас, чего тянуть! Бери гребцов – и дуйте назад.
Распрощавшись с отбывшими, я продолжил инспекционную поездку по посаду и, быстро проскочив посадские огороды, въехал в рабочий поселок (выселки). Здесь в отапливаемых бараках были размещены иногородние и прочие бездомные рабочие моих заводов. Необычный по здешним меркам поселок вольно раскинулся частью вблизи глиняного карьера, некоторые бараки были вынесены поближе к расположенным по соседству от карьера кирпичному производству и химическим мастерским. В гнёздовском посаде собственными домами обзавелись высокооплачиваемые мастера Авдиевой артели, главные ответственные лица химпроизводств, прочие вольнонаемные мастера. Все остальные свежесрубленные посадские дворы принадлежали и вовсе сторонним мне и моим производствам людям. Гнёздово как-то незаметно и быстро стал точкой притяжения слетевшегося сюда из разных мест ремесленного люда. Новые жители, как то кожевники, пекари, квасельники и иже с ними, переселились сюда, чтобы обслуживать потребности населения города, резко скакнувшего в своей численности. Куда деваться – мультипликативный эффект действен и в Средневековье!
Ночью в моем княжеском тереме-пятистенке плохо спалось, донимали клопы. Почесываясь, я поднялся, натянул кафтан, надел сапоги. В сенях стояла бочка с квасом, зачерпнув квас берестяным ковшиком, быстро опорожнил его содержимое. За дверьми слышались голоса, кто-то с кем-то разговаривал. Вышел на крыльцо. На улице стояла непроглядная темень, но ближе к воротам был разожжен костер. Разговаривающих я узнал. Это были Вертак, держащий за уздцы коня, и двое дежурных гридней, о чем-то с ним споривших.
– Ты, Вертак, о чем толкуешь! Княжича ему треба разбудить! Иди вон лучше в баньку, согрейся!
Понятно, если дворянин так быстро вернулся, значит, боярин шерсть еще не успел продать.
И мое предположение оказалось верным. Уже к обеду этого дня в Гнёздово прискакали люди боярина Бориса Меркурьевича во главе со своим шефом. Раскланявшись друг с другом, я немедленно приступил к обработке боярина.
– Боярин Борис Меркурьевич, предлагаю тебе, совместно со мной, заняться одним прибыльным делом.
– Слушаю тебя, Владимир Изяславич, со всем вниманием и почтением!
– Что тебе известно о войлоке?
– Кошма, что ли? – увидев подтверждающий кивок с моей стороны, боярин продолжил: – Слышал, что степняки для сугрева обкладывают его вокруг своих юрт. Из него еще делают потники, подметки для седел, одежу какую-то свою, еще ковры, но они не больно лепые, особенно по сравнению с персидскими.
А боярин оказался в этом деле довольно просвещенным.
– А сам чего шерсть регулярно продаешь, а войлок не выделываешь?
Боярин задумался: действительно, почему?
– Да как-то не сподобился, – растерянно протянул он, а потом нашелся, что добавить: – Да и товар ентот басурманский и малоценный.
– Ой ли! – усомнился я. – Конечно, боярам войлоковые ковры ни к чему, лучше и краше, конечно, тканые персидские. А те же смерды и ремесленники, я думаю, с радостью бы их покупали. Или дружина в зимнем походе вместо дорогих сукновальных палаток могла бы использовать не только дешевые, но и теплые войлочные.
– Наверное, – неуверенно протянул боярин.
Вот что значат стереотипы, подумал я. Вбили себе в голову, что войлок басурманский, значит, русскому человеку его использовать невместно и зазорно.
