Через пару часов песня так задолбала, что пришлось сдерживать себя, чтобы в голос не взвыть! Все имеет свой предел, даже для хорошего нужна мера. Но на Руси с чувством меры всегда дела обстояли не очень… А тут еще боярин Глеб Несдинич, искренне покоренный моим песенным творчеством, в перерывах между повторяющимися словами как заевшая пластинка, исполняемая голосами уже заметно охрипших гусляров, как бы между делом, прищурив свои и без того хитрые глаза, спросил.
– Княжич, отец родной! Владимир Изяславич! Облагоденствуй ты нас грешных! Вот те крест, но кажется мне, что у тебя и другие песни есть, не могут не быть?!
Я хотел было на автомате брякнуть «конечно, до хера и больше!», но тут же прикусил язык, мигом сообразив, чем это мне грозит – новыми бесконечными повторами на «бис». А «Кащенко» в Москве еще не открыли… Здесь, вообще-то, так было заведено: бояре ели-пили, гусляры постоянным шумовым фоном что-то пели и плясали. Но в эту ночь пели они только одну и ту же песню, что-то еще присутствующие слушать категорически отказывались.
– Нет-нет! Только эту кое-как сочинил. И с чего она вам так понравилась, ума не приложу?! – подозрительно для окружающих зачастил я, как будто что-то утаивая или оправдываясь.
Надо признать, ответил я не очень убедительно, что не скрылось от пронырливого боярина, да и остальные присутствующие, слышавшие наш разговор, не очень-то поверили моим малоубедительным словам. Боярин от меня хоть и отстал, но явно взял на заметку, при подпитии может подловить! Ведь мой подростковый организм, разморенный алкоголем, может и не удержаться и исполнить «по просьбам трудящихся» очередной нетленный хит.
Но, на самом деле, мне было совсем не до песен. Работы было по горло, и это были не пустые отговорки. Создавая банк, я надел себе на шею еще одно ярмо. Целые дни напролет преподавал в школе новым великовозрастным ученикам. Разъяснял не только им, но и соучредителям особенности ведения документооборота и учета, консультировал по многим другим смежным вопросам. Но вслух я не роптал, никому не жаловался, ведь дело того стоило!
Глава 7
Январь 1234 года
На большие праздники религиозно-светского содержания в хоромах смоленских бояр обычно устраивались, выражаясь современным языком, молодежные тусовки. На них присутствовали незамужние девицы и холостые парни. Девушки пряли, переговаривались с парнями, пели песни сами или приглашали песняров с гуслярами, смотрели выступления скоморохов, слушали сказителей, в общем, развлекались как могли. Обычно мне эти мероприятия удавалось игнорировать. Социализировался я в местном высшем обществе путем организации и участия в чуть ли не ежедневно устраиваемых футбольно-регбийных спортивных турнирах. Здесь я мог вволю пообщаться с боярскими отпрысками и детьми дружинников, подмечая заодно перспективные кадры.
Я и сейчас на этих рождественских тусовках и не думал как-то участвовать, но Изяслав Мстиславич был неумолим.
– Что же ты, сыне, все токмо с парнями играешь да с кузнецами забавляешься? – схохмил Изяслав Мстиславич. – Сказывали мне, по секрету, что дочери бояр вельми хотят на тебя глянуть да себя показать. Сегодня будут посиделки у вдовьей боярыне Иантины, сходишь туда!
– Но, отец… – я попытался заканючить, но был прерван.
– Сходишь, тебе сказано!
Продолжать спор было бессмысленно. Конечно, я бы мог упереться рогом и наотрез отказаться, и князь был бы вынужден пойти у меня на поводу. Но зачем, спрашивается, на ровном месте обострять ситуацию? Я давно придерживался правила, что лучше уступать во многих малых делах, нежели один раз уступить в одном большом и глобальном.
У зимних праздников здесь была своя специфика. Новый год вообще наступал только первого марта, Рождество Христово отмечалось лишь на торжественных церковных литургиях, редко в кругу семьи. Главными, можно сказать, общенародными зимними праздниками были коляда и святки. С их наступлением оживлялся весь занесенный снегом и заваленный сугробами город. Коляда была больше праздником для взрослых и для детей. Дети днем, сбившись в группы, бегали от двора ко двору и весело колядовали. Взрослые же отмечали праздник вечером неизменно шумными пирами. Святки представляли главным образом развлечение для молодежи обоего пола. В святки традиционно устраивались вечеринки, или посиделки, служившие для забавы и знакомства молодых людей друг с другом. Вот на подобное мероприятие и меня сговорили сходить.
Несмотря на трескучие крещенские морозы, в боярских хоромах собралось много девушек знатных родов. С наступлением ранних зимних сумерек запирались ворота усадьбы, и никого из лиц мужского пола временно не впускали внутрь. Когда я подъехал вместе со своими дворянами – Лютом и Нерадом – к месту рандеву, то у закрытых ставен двора уже успела собраться большая толпа страждущих молодых людей. Они меня поприветствовали, но без особого энтузиазма. Дело в том, что юные Казановы просто сгорали от нетерпения и жгучего желания попасть в святая святых, потому их внимание было обращено только на заветную калитку.
– Я не понял, на хрена вы меня сюда зазвали смотреть на закрытые ворота? – обратился я к Нераду.
Морозиться и дальше у ворот что-то меня совсем не вдохновляло.
– Что ты, Владимир Изяславич! – вытаращил глаза дворянин. – Это просто такой обычай заведен! Прежде приходят девушки, рассаживаются в гриднице, а потом уж молодцев запускают.
Тут раздался скрип отворяемых ворот. Присутствующие посторонились, пропуская моего коня. Первым же я и попал в гридницу, где меня встречала хозяйка бальзаковского возраста.
Я зашел, перекрестился на освещаемую свечами икону в красном уголке. Язык меня дернул поздороваться с боярыней на армейский лад.
– Здравия желаю, тов… эээ… боярыня Иантина, – уж слишком женщина строго выглядела!
Боярыня, узнав княжича, сразу смягчилась и с хитрой улыбкой поприветствовала меня в ответ. Подошедшие слуги сняли с моих плеч верхнюю одежду. Я огляделся вокруг. Гридница освещалась светильниками. С левой стороны гридницы на длинных скамьях, выстроенных в три ряда, сидели девушки, с интересом уставившиеся на меня. Скамьи были расставлены так, чтобы каждый ряд был выше другого и девушки могли видеть противоположный ряд мужских лавок. Рядом с женскими лавками стояли прялки с прикрепленною к ним куделью. С правой стороны гридницы были скамьи для мужчин, поставленные в том же порядке. Светильники освещали лавки, занимаемые девушками, и еще несколько были установлены с торцов мужских лавок, сейчас начавших быстро заполняться. Только центральная часть гридницы оставалась свободной.
Следующим зашел Лют.
– Челом вам бью, боярыня, и вам также, красны девицы!
Девушки еще с момента моего прихода затянули какую-то невнятную песню. При этом часть девушек, что сидели у прялок, принялись прясть, другие принесли с собой разные рукоделья и тоже углубились в работу. «Да, весело тут!» – подумалось мне, от чего стало пробивать на ха-ха.
Я уселся на первой скамье в самом центре. Гости появлялись один за другим. Каждый из них кланялся хозяйке вечера, девушкам, благодарил за честь и занимал свое место.
