Что касается его собственной жизни, Тед писал, что с ним не происходит ничего такого, что не могла бы исправить реинкарнация. Над этим он особенно не задумывался и рассматривал свой мир с точки зрения наблюдателя, вовлеченного зрителя.
В тот день он должен был предстать перед судом по четырнадцати пунктам обвинения, включавшим использование кредитных карт. Но как он говорил мне за несколько лет до того, мелкие проблемы его не волновали, Отношение у него ко всему этому было «легкое, как утиное перышко». Кредитные карты он называл «досадными штуками».
«Самое время воспользоваться психиатрической тактикой защиты, – размышлял он. – Я видел по телевизору, как это делается и, честно говоря, у меня возникал соблазн».
Теду было хорошо известно, что происходило с другими знаменитыми подозреваемыми – он внимательно следил за делом Дэвида Берковица и пришел к выводу, что если бы его признали вменяемым, то больше ни один обвиняемый в убийстве человек в стране не мог бы быть признан судом невменяемым.
«Я использую прямую тактику защиты, основанную на полном отрицании вины, и пишу здесь для истории и цензоров, которые будут читать это письмо, что невиновен в предъявляемых мне обвинениях юридически и фактически.
Bon chance, bon voyage, bon appetite, настигну тебя позже, не разговаривай с незнакомцами, если только они первыми не заговорят с тобой. И выпей немного шабли за меня. БСЗ
[40]. Тед».
Все это уже стало зловеще безнадежными шутками. Меня немного повеселили кривляния Теда по поводу «защиты». Он украл телевизор, обвинив его в том, что тот промыл ему мозги и внушил идею похитить кредитные карты. Его жизнь действительно представляла собой порочный круг. А заключительное предупреждение мне «не разговаривай с незнакомцами» в данных обстоятельствах звучало как черный юмор.
Я отвечала в том же духе: «Ну, конечно, тебе легко бросить курить… ведь ты не находишься под таким давлением, как я».
Я писала Теду еще несколько раз, но то письмо было последним, которое я от него получила. У нас с ним будут еще телефонные разговоры, иногда по целому часу, но писем больше не будет.
Клетка Теда закрылась 27 июля в ходе того, что позднее называли «цирком» или «зоопарком». Последний эпизод затянувшегося фарса, который Тед окрестил «шоу Теда и Кена», произошел душной и жаркой ночью в Таллахасси.
Шериф Кен Катсаури, имея на руках запечатанный обвинительный акт, собрал репортеров на пресс-конференцию вечером того дня в 09:30. Тед же целый день находился в Пенсаколе на слушаниях. В три часа дня большое жюри издало обвинительный акт.
Перед тем как его привели к Катсарису, Тед находился в своей камере всего час. Шериф выглядел безупречно в черном костюме, белой рубашке и галстуке с диагональными полосками. На Теде, когда он вышел из лифта, со всех сторон окруженный охранниками, была мешковатая зеленая тюремная униформа. Когда он шел по коридору, вспышки фотоаппаратов ослепили его, и он мгновенно понял, что происходит. Он быстро вернулся в лифт, бормоча, что не позволит «выставлять себя напоказ» по прихоти Катсариса.
От длительного пребывания в тюрьме Теда сделался болезненно бледным, лицо осунулось, отчего выглядел он крайне изможденно. Наконец, осознав, что ему нигде не спрятаться, он вышел из лифта почти вприпрыжку.
Катсарис вскрыл обвинительный акт и начал его зачитывать.
– «Именем штата Флорида и по его законам…»
Теду явно стало не по себе. Он подошел к шерифу и саркастически спросил:
– Что у нас здесь такое, Кен? Посмотрим. Ах, обвинительный акт!Но зачем ты мне его зачитываешь? Начал предвыборную кампанию?
После чего Тед повернулся спиной к Катсарису, поднял правую руку, оперся ею о стену и ничего не выражающим взглядом уставился прямо перед собой, сжав челюсти и высоко подняв голову. Он решил играть роль незаконно преследуемого гражданина. Его жалкая тюремная одежда совсем не портила величественного впечатления поруганной справедливости, которое он пытался произвести. Глаза его сверкали гневом в объективы камер.
Все камеры были направлены на Банди. Но Катсарис как ни в чем не бывало продолжал зачитывать обвинительное заключение:
– «…названный Теодор Роберт Банди совершил нападение на
Карен Чэндлер и/или Кэти Кляйнер…»
Тед обратился к представителям прессы:
– Он говорил мне, что так или иначе доберется до меня.
И обратившись к шерифу, добавил:
– Отлично, у тебя теперь есть обвинительное заключение. Но и только.
Катсарис не обратил ни малейшего внимания на его слова и продолжал монотонно читать юридический документ, смысл которого сводился к тому, что Тед Банди обвиняется в убийстве.
«…там и тогда совершил незаконное убийство человека, а именно Лизы Леви, путем удушения и избиения до смерти, и названное убийство было совершено названным Теодором Робертом Банди, и там и тогда он совершил незаконное убийство человека, а именно Маргарет Боумен путем удушения и избиения до смерти… и ранее названный Теодор Роберт Банди с заранее спланированным умыслом или намерением вызвать смерть названной Шерил Томас…»
Казалось, это длилось несколько часов, а не считаные минуты.
Тед пытался превратить все в фарс. Он поднял руку посреди зачитывания обвинительного заключения и сказал:
– Я заявляю о своей невиновности прямо сейчас.
Понемногу он взял себя в руки и начал просто широко улыбаться. Хоть и не перестал прерывать Катсариса.
– Смогу ли я побеседовать с прессой после того, как ты закончишь?
Катсарис продолжал читать, несмотря на то что некоторые слова заглушались выкриками Теда.
– Вам представили заключенного, – насмешливо произнес Тед. –Теперь, как мне кажется, настала моя очередь. Послушайте, меня держат в изоляции в течение шести месяцев. И вы уже болтаете на протяжении шести месяцев. Мне заткнули рот, вам – нет.
Когда чтение обвинительного заключения наконец закончилось, Теда повели назад к лифту. Он взял копию документа, поднял бумаги перед камерой и затем выразительным жестом разорвал их.
Впервые за всю свою жизнь Тед Банди должен будет предстать перед судом. Его целью было не выдать истинных эмоций, которые он испытал в тот момент, когда узнал об обвинении.
Ситуация еще более ухудшилась на следующий день, когда судья Чарльз Макклюр отказался позволить Милларду Фармеру защищать Банди. Хватит с нас «карнавала», заявила сторона обвинения, прекрасно знавшая, что будет означать разрешение участвовать в процессе Фармеру – который прославился своими острыми, злобноироническими замечаниями в суде. Во Флориде адвокатская практика ему была запрещена. Штат обладал властью лишать адвокатов подобной привилегии.
