В 1980 году я плохо осознавала разницу между психически больным и психопатом. В первом издании этой книги я писала, что, убивая всех этих молодых женщин, Тед явно был психически ненормальным. Я действительно думала, что Тед попросту сумасшедший, и писала, что его нужно отправить в психиатрическую больницу.
И я была неправа. Как минимум я понимала, что с его психопатией он никогда не должен выйти в общество. Но это все, что я могу сказать в свое оправдание. Мне не стыдно, что я ошиблась с диагнозом. Так же ошиблись многие беседовавшие с Тедом психологи и психиатры.
Тед не был сумасшедшим. У него, несомненно, был ряд психопатических расстройств личности – явно нарциссических, пограничных и социопатических. Одна психолог несколько раз меняла диагноз Теда Банди, от биполярного до диссоциативного расстройства. Ни с одним из этих двух диагнозов я никогда не соглашусь. Все попытки охарактеризовать его и его поступки никуда не годились – элементарная подгонка в неверные рамки.
Тед, по-моему, был садистом и социопатом, наслаждавшимся болью жертвы и ощущением власти над ней в момент и даже после ее смерти. Ребенком, подростком, молодым человеком, он не чувствовал себя полновластным хозяином собственной жизни. На страшную стезю он встал в поисках власти и контроля.
И ценил он лишь себя.
Страдающий от диссоциативного расстройства понимает разницу между правильным и неправильным. Но она для него неважна, поскольку он – особенный и заслуживает иметь и делать то, что пожелает. Он – центр мира. Все остальные – ничтожные куклы. И по закону, и с медицинской точки зрения сумасшедший – тот, кто этой разницы не осознает, а потому не может отвечать за свои поступки, сколь бы шокирующими они ни были.
Вначале я думала, что наверняка испытывавший чувство вины Тед однажды признается. Но чувства вины он никогда не испытывал.
Испытывать вину он был неспособен.
Только чувство самосохранения.
И было в Теде Банди нечто, настолько испугавшее некоторых женщин, что они ушли от него в последнюю минуту. Они настолько рано «учуяли» опасность, что закричали, начали отбиваться или убежали. Долгие годы о встречах с ним они даже говорить не могли. Страх отодвинулся только с наступлением зрелости, когда Тед был давно мертв, и лишь после этого они наконец со мной связались.
Сначала большинство из них боялись читать эту книгу, чтобы не найти подтверждения, что подходивший к ним, выбравший их – действительно был он. Это пугающе близко подводило их к разрушительному переходу за тонкую грань небытия. Так выживший в страшной аварии не хочет о ней вспоминать, пока память о ней не отойдет далеко в прошлое.
Я попросила у некоторых, едва не ставшими жертвами Банди, женщин разрешения включить их рассказы в эту новую главу, и они ответили согласием – при условии, что я не назову их настоящие имена. Это мне понятно.
Я прочла более сотни писем с описаниями происшествий и сначала выбрала лишь те, где, по-моему, действительно имели место столкновения с Тедом Банди. Только для этого мне пришлось размышлять над пугающими воспоминаниями, иначе пришлось бы писать другую книгу.
Первое воспоминание пришло от женщины средних лет, мучимой чувством вины и сожаления, поскольку в глубине души ей казалось, что в июне 1974 года жертвой Теда должна была стать не Джорджанна Хокинс, а она. Хуже того, парализованная ужасом, она видела, как он подцепил Джорджанну и заманил в свою машину на неминуемую смерть.
Женщину звали Кейтлин Монтгомери. В середине семидесятых она училась на курсах медсестер в Вашингтонском университете. Она жила в цокольном этаже общежития, стоявшего на противоположной стороне переулка, по которому 10 июня 1974 года шла Джорджанна. Кейтлин прислала мне свою фотографию той поры, где она похожа на Стефани Брукс*
[4] почти как зеркальное отражение. Стефани предложение Тед сделал только, чтобы ее бросить в отместку за то, что она когда-то бросила его.
«Кто-то подсматривал за нами в окна, – вспоминала Кейтлин, – и я увидела в нашем квартале парня на костылях. Я чувствовала, что он следил за мной. По тому переулку я фактически прошла всего за пару минут до Джорджанны Хокинс. Было темно, я испугалась, прибежала к дому изо всех сил и заперла за собой двери. Потом я выключила свет, выглянула в переулок и увидела девушку. Позже я узнала, что это была Джорджанна».
Кейтлин услышала вскрик удивления или страха. Она видела, как к блондинке подошел мужчина на костылях и сказал несколько слов, – их Кейтлин не расслышала, – а потом схватил ее за руку. Кейтлин не знала, добровольно пошла за ним та девушка или нет, но сама она испугалась и подумала, что он тащил Джорджанну по переулку насильно.
«Мне следовало попытаться ей помочь, – писала она. – Следовало кому-нибудь позвонить. Возможно, в полицию. Но я слишком боялась. Я просто смотрела. И с тех пор я об этом жалею…»
Кейтлин Монтгомери была стройной брюнеткой, именно того типа, который Тед Банди раз за разом выбирал в качестве жертвы. Джорджанна была блондинкой. Обе очень привлекательные. Не знаю, намечал ли Тед жертвой Кейтлин с самого начала. Знал об этом только он, но, разумеется, рассказать об этом он уже не сможет.
В семидесятые университетский округ оставался районом четко очерченным, как в пору, когда десятью годами ранее старший курс по специальности «писательское мастерство» оканчивала я. С востока на запад за кампусом шла 45-я улица, а с севера на юг – Университетская улица, прозванная «Авеню». На нескольких улицах севернее кампуса стояли дома греческой системы студенческих братств, и Тед обычно жил на западной стороне Авеню. Почти от каждой северной и южной улицы в глубь квартала шел переулок.
По моей оценке, Тед бродил с 41-й до 65-й улицы и по обе стороны Авеню. Мне трудно сосчитать, сколько женщин в возрасте до двадцати или чуть за двадцать рассказывали мне о симпатичном мужчине в «Фольксвагене-жук», который настойчиво предлагал им прокатиться с ним в этот район. Когда они отказывались, он впадал в жуткую ярость.
Но некоторые встречи заканчивались куда жестче. Ниже приведено электронное письмо, полученное мной в июле 2008 года (опять же, у меня есть разрешение автора на его публикацию под псевдонимом). Как ни странно, несколькими годами ранее я одно лето жила в том же самом многоквартирном доме, что и эта женщина. Дом был в одном квартале к западу и параллельно Университеской улице. Одри* пишет:
«Мне 53 года, я выпускница Вашингтонского университета и с 1973 по 1977 год жила в многоквартирном доме «Бруклин». Я пролистывала свежий номер журнала Вашингтонского университета и наткнулась на краткую информацию о вас, в которой упоминалась ваша книга».
Одри никогда обо мне не слышала, но она знала о преступлениях Теда Банди, о его казни и читала статьи в местных газетах на Среднем Западе, куда переехала после выпуска. Она решила прочитать мою книгу двадцать восемь лет спустя после ее первой публикации.
