– Повара тоже нет. Он оставил полуфабрикаты, но они разогревают даже желе. Еда, которая должна быть горячей, холодная – и наоборот.
Я посмеялась его стандартной жалобе на теплое желе. Невысказанного в разговоре осталось больше, чем высказанного. От процесса по обвинению в убийстве его отделяло меньше двух недель, но я мало что могла сказать для облегчения его морального состояния. Все уже было сказано. Я пожелала ему удачи и сказала, что, хотя я буду в Лос-Анджелесе, я буду на связи. В душе я пыталась не представлять себе, каково находиться в одиночестве в тюрьме, когда весь мир празднует Новый год.
– Мне нужен твой адрес в Лос-Анджелесе, – сказал Тед. Я продиктовала, подождав, пока он запишет. Он пожелал мне удачи в моем новом предприятии и счастливого Нового года.
Тед прощался со мной, хотя прямо этого не сказал. Я повесила трубку, встревоженная, вспомнив о праздниках шестилетней давности. С тех пор столько всего произошло, и лишь редкие события полудюжины последних лет оказались для нас обоих счастливыми. Как хорошо, что люди не знают, что их ждет впереди, подумала я.
В тот предпоследний день 1977 года Тед сделал еще несколько звонков: Джону Генри Брауну и журналисту из Сиэтла – человеку, которого он то уважал, то осуждал. Он пространно намекнул ему, что собирается посмотреть игру «Вашингтон Хаскис» на стадионе «РоузБоул», но «не из своей камеры». Звонил ли он Мег, я не знаю, однако подозреваю, что общался с Кэрол Энн Бун, которая, по слухам, передала ему большую сумму денег, навещала его в тюрьме и смотрела на него влюбленным взглядом, как и многие другие женщины до нее.
А потом Тед пересмотрел свой план. Предстоящий процесс его больше не беспокоил: он просто не собирался на нем присутствовать.
Тюрьму округа Гарфид он изучил лучше любого надзирателя. Привычки и слабости четырех охранников знал лучше их самих – до тонкостей изучил даже их движения. Несколькими месяцами ранее бывший сокамерник Сид Морли дал Теду план здания. Тед запомнил расположение каждого коридора и закутка. У него была ножовка – кто ее передал, он так и не признался. Главное тюремное правило – «не стучать» – он уяснил давно.
На потолке его камеры была металлическая пластина, к которой должна крепиться осветительная арматура. В тюрьме с большим перерывом велись электромонтажные работы, однако через несколько дней рабочие должны были закончить. Долгие шесть или восемь недель Тед выпиливал в потолке тридцатисантиметровый квадрат. Он сделал это настолько точно, что никто ничего не заметил. Иногда его по два дня не было в камере, но «люк» так и не нашли.
Работал он по вечерам, когда заключенные принимали душ: шум воды и громкие разговоры заглушали шум. Размер отверстия был ограничен стальной арматурой. Чтобы пролезть в него, Теду пришлось похудеть почти до шестидесяти килограммов. Жалобы на тюремную еду служили лишь прикрытием.
В течение последних двух недель декабря Тед проползал через потолочное отверстие в пыльное пространство над ним и изучал его. Каждый раз перед спуском его сердце замирало при мысли, что его раскрыли и внизу ждут охранники, чтобы «вышибить из него дурь».
Невероятно, но ни о чем не подозревавший детектив Майк Фишер предупреждал шерифа Хога, что нутром чует, что Тед готовит побег. Фишер был не из паникеров, но его предупреждению никто не внял. А Тед уже собрал вещички и готовился исчезнуть. Все, что ему требовалось – верное место и верное время. Единственной возможностью был побег через потолок. Дверь камеры была из цельного стального листа, а за ней от свободы Теда отделяли еще две двери. От ползания по шлакобетонным блокам над камерой у него саднили колени. Тед искал наилучший путь вниз и нашел его 30 декабря. Он увидел пробивавшийся снизу сквозь пыль луч света. Это было отверстие в гипсокартонном листе потолка стенного шкафа в квартире Боба Моррисона.
Шкаф был словно реверберирующая камера – падение булавки звучало как горный обвал. Тед затаился над отверстием и стал ждать. Моррисон с женой ужинали. Он мог отчетливо слышать их разговор. Интересно, а они его слышали?
– Пойдем сегодня вечером в кино, – предложила миссис Моррисон.
– Конечно, – ответил надзиратель.
Теда обуревала паранойя. Он считал, что эти разговоры – часть плана по его поимке. Он также знал, что у Моррисона есть дульнозарядное ружье и что он вполне мог дожидаться момента, когда Тед пролезет в шкаф, чтобы пустить его в ход. Полчаса он, едва дыша, просидел над шкафом. Потом он услышал, как Моррисоны надели пальто и как захлопнулась входная дверь.
Отлично. Теперь ему оставалось только забраться в их квартиру, переодеться и выйти через ту же дверь.
Он знал, что, убежав, получит фору. За последние несколько недель он изменил поведение – сообщил тюремщикам, что плохо себя чувствует и ему противна одна мысль о завтраке. Всю ночь он работал над своим юридическими бумагами и спал допоздна, а поднос с завтраком неизменно оставлял у двери камеры нетронутым.
Никто никогда не проверял его камеру после ужина. И никто не проверит до обеда следующего дня. Сидя в камере без окон, Тед не представлял, какая на улице погода. Он не знал, что за день выпало пятнадцать сантиметров снега, общая высота снежного покрова выросла до тридцати сантиметров, а температура опустилась ниже нуля. Но если нужно, он мог не замечать этих неудобств.
Приняв решение, он вернулся в камеру, сунул уже ненужные ему бумаги под одеяло и оглядел камеру тюрьмы округа Гарфилд в последний раз.
Затем он подтянулся, пролез через отверстие в потолке, вставил пластину на место и пополз к отверстию над шкафом. Спускаясь вниз, сорвался с полки и оказался в спальне Моррисонов. Тюремную робу Тед сменил на пару синих джинсов, серую водолазку и синие кроссовки. На случай, если тюремщик вернется прежде, чем он уйдет из квартиры, отнес на чердак две действующие копии антикварного оружия Моррисонса – ружье и «дерринджер»
[36], оба дульнозарядные. После чего вышел через парадную дверь в прекрасную и снежную колорадскую ночь.
На улице он обнаружил «Эм-Джи Миджет» и увидел, что у него шипованные радиальные шины. Даже если было непохоже, что машина пройдет перевал, в ней были ключи.
Тед Банди выехал из Гленвуд-Спрингс. Как он и ожидал, перевал машина не прошла, но подобравший Теда человек подбросил его до автобусной станции в Вейле. Тед успел на четырехчасовой рейс и в полдевятого утра прибыл в Денвер.
В семь утра надзиратель принес поднос с завтраком и постучал в дверь камеры Теда. Ответа не последовало. Он глянул в глазок и увидел фигуру спящего под одеялом Теда.
В девятом часу утра надзиратель Боб Моррисон, находясь не при исполнении, заглянул в шкаф, чтобы достать кое-что из одежды. Ничего необычного он не заметил. В Денвере Тед взял такси до аэропорта и сел на самолет до Чикаго. Никто не знал, что он сбежал. В одиннадцать часов утра он уже был в центре Чикаго.
