– Тока вы не шибко задерживайтесь там, – откликнулась красавица-казачка, привычно перезаряжая ружья.
– А мне что делать? – Господин Кочесоков ненавязчиво выпятил живот, демонстрируя подаренный мертвецами дорогой кинжал в серебре чеченской работы.
– Тебе-то? – широко улыбнулся старый пластун. – А ты, вон, отойди в лесок шагов на десять да в кустах схоронись. Как кто из не наших пойдёт, так того и зарежешь!
Вроде бы все прекрасно поняли, что это шутка, но всё равно почему-то обидная. Молодой человек не был трусом. Просто в его понимании силовое разрешение конфликта всегда являлось чем-то сродни дипломатическому проигрышу. Эволюция дала человеку возможность общаться в социуме посредством слов, зачем же вмешивать в диалог кулаки?
И не то чтоб мальчик вырос в прям вот таких уж тепличных условиях – драться на улице ему приходилось, – но по крайней мере дома его никогда не пороли за плохие оценки. Образованные, интеллигентные родители умели найти с ребёнком общий язык, и если в каких-то совсем уж тяжёлых случаях применяли систему наказаний, то никак не физическую. Вот поэтому сейчас исполнение такого простого и естественного на войне приказа вызывало слишком много вопросов.
Заур не очень представлял себе, как сможет угрожать ножом незнакомому человеку, не говоря уж о том, чтобы просто воткнуть хоть в кого-то кинжал, без предупреждения выпрыгнув из кустов. Надо признать, что этот момент большинство писателей просто опускает, а ведь убийство одного человека другим – это серьёзнейшее моральное испытание, и не каждая неподготовленная психика это выдерживает…
– То есть что, сразу резать?
– Ага.
– Не спросить, не прогнать, не взять в плен, а именно…
– Всё, замаял! – Старик похлопал поникшего студента по плечу, кивнул довольному собой подпоручику, и они оба поочерёдно спустились по верёвке вниз.
Заур так и остался стоять у края линии, сжимая руками кинжал, но и близко не зная, как им пользоваться.
– Не горюй, татарин, – тепло поддержала скрывающаяся в кустах казачка. – Первый раз всегда тяжело человека жизни лишить. Даже хищника.
– А во второй?
– И во второй тяжело, в третий, в пятый. Легко, когда сердцем очерствеешь.
– И сколько же ты убила, чтоб… – Студент-историк прикусил язык, вдруг поняв, что чуть было не перешёл красную линию, но Татьяна сделала вид, будто бы и не услышала его слов.
Ей до сих пор снились мама, отец и два брата – все живые, смеющиеся, любящие её, но никогда не изрубленные, в лужах крови… Память словно намеренно уничтожила именно эти страшные картины, не давая девушке сойти с ума.
А подпоручик, страхуемый дедом Ерошкой, храбро тыкал остриём офицерской сабли под бурку поверженного абрека. Как все наверняка уже поняли, оба чёрных всадника были самодвижущимися машинами, роботами или киборгами, неизвестно откуда появившимися на склонах Кавказских гор. Хотя вопрос, возможно, даже и не столько в этом, а в том, что стоило сделать в первую очередь – избавиться от опасного врага прямо сейчас или всё-таки сначала выяснить, кто он, откуда и сколько там таких ещё есть.
– Далеко шагнул прогресс! – в допустимых рамках закона об авторских правах процитировал Барлога. – Возникает множество интересных моментов, но мне жутко интересен один: если мы с Зауром избавим Линию от всех этих типов, нас вернут домой?
– Энто уж как генерал решит, – туманно ответил старик, к чему-то прислушиваясь.
– Не то чтоб лично я куда-нибудь так уж слишком спешил. Но если поднабрать сувениров, каких-то нам не очень дорогих вещественных доказательств – автограф Алексея Петровича Ермолова, кстати, вполне подойд…
– Чёй-то за звук такой? Тик, да так, тик, да так…
– Какой звук?! – Василий уставился на мерно тикающего абрека. – Ах, это… Это ерунда, скорее всего часовой механизм. Такие ставят на… Бежи-и-и-м!!!
Они только-только успели добежать до верёвки, крикнув замешкавшемуся черкесу: «Тяни-и!», как шарахнул взрыв. Последнее, что успел увидеть бравый подпоручик – это улетающую вбок каменистую речку, белые кружевные облака, изумлённую Татьяну с распахнутым ротиком и верхушку той сосны, у корней которой дед Ерошка ещё недавно привязывал догорающую в его руках верёвку…
* * *
– Кто доложит Верховному?
– Пусть это сделает капитан корабля.
– А если Чёрный Эну убьёт его, то кто доставит нас домой?
– Как можно убить капитана? Нет-нет, его он не тронет!
– Ты готов повторить это шести черепам прежних рулевых «Нергала»? Бвана всегда считал, что милосердие – это быстрая смерть. Второй и пятый умирали неделями.
– Не можем же мы оставить Верховного в неведении? Уничтожение сразу двух…
– Самоуничтожение.
– Без разницы! Уничтожение сразу двух чёрных абреков…
– Не скажите. От точности формулировок зависит очень многое.
– Что, например?!
– Благодаря видеокамерам «сокола» мы все видели, как два наших киборга напали друг на друга, нанося самые страшные повреждения, приведшие в результате к включению механизма самоуничтожения. Но камеры не успели захватить момент, из-за чего именно это произошло. Мы все видели, как произошла схватка, как вниз спустились туземцы, как произошёл взрыв. Никому из нас неизвестна точная причина странной поломки первого киборга. Так стоит ли на ней зацикливаться?
– Верховного нельзя обмануть!
– Упаси меня Мардук Бесконечный от таких мыслей! Но ведь можно рассказать лишь то, что мы знаем наверняка. Не вдаваясь, так сказать, в предварительные версии.
– Хм, возможно, это разумно…
– Уверен, что это единственно верное решение.
– По крайней мере всем ясно, кто доложит ему об этом.
– И кто же этот самоубийца?
– Ты!
* * *
Тем временем в другом месте вёлся иной, но не менее эмоциональный диалог.
– Тащи его сюда, на травку! За плечи бери! Вот же тяжеленный…
– Зато живой! Почти живой… То есть, наверное, он выживет, да?
– А то! Чего с ним случится-то? Дед лёгкий, упал твоему офицерику на живот, в пузе костей нет, ломать нечего, я вздрогнула, только когда он сосну поломал… лбом!
– Вот как раз за голову я бы и не переживал, он всё равно ею мало пользуется. Ну, поесть туда, фуражку надеть или ляпнуть чего…
– Ты зачем на кунака-то наговариваешь? Бесилы
[31] объелся, или как?! Друг твой за товарищей пострадал, деда моего от смерти уберёг, а ты его оббрехал почём зря!
