После рождения двойни, правда, Цзинго приехал в Гуйлинь, дал Яжо еще денег, но, понимая, что рождение детей не удастся сохранить в тайне, тут же отправился к отцу в Чунцин. Ну а потом, вроде бы все уладив, вернулся в Ганьчжоу, к законной жене.
Что же касается Яжо, то она вместе с близнецами осталась жить в Гуйлине. В августе 1942-го она заметила за собой слежку. Затем кто-то, сломав замок, проник в ее дом, унес какие-то вещи, после чего она решила заявить в полицию. Там ее принял сам начальник, не только внимательно ее выслушавший, но и угостивший чаем, а затем распорядившийся выставить у ее дома охрану. Все вроде бы вышло хорошо, но вскоре после визита в полицейский участок у Яжо начался сильный приступ диареи, сопровождавшийся острыми спазмами желудка. Ее раздирала боль. Насмерть перепуганная Гуй Чандэ вызвала врачей, и Яжо госпитализировали, положив в отдельную палату. Верная Гуй провела с ней всю ночь.
К утру 15 августа больной стало лучше. Пришел врач, представившийся Ваном (самая распространенная в Китае фамилия, как у нас Иванов), и сказал, что надо сделать укол. Она вытянула левую руку, он быстро уколол и ушел, не сказав больше ни слова. Что это был за укол и от какой болезни, никто не знал. «Доктор Ван» больше не появлялся. А вскоре Яжо, схватив свою левую руку правой, закричала: «Мне плохо! Я ничего не вижу!» Доктор попросил брата Гуй Чандэ, бывшего в палате, сбегать на улицу купить льда, но лед не понадобился: когда его принесли, Яжо уже была мертва. Ее друзьям дали справку, что она скончалась от «заражения крови».
То, что ее убили, не вызывает сомнений. Но по чьему приказу, неясно. Некоторые обвиняют Цзинго, несмотря на то что он очень переживал по поводу смерти Яжо до конца своей жизни и перед смертью во сне шептал ее имя. Другие возлагают вину на его однокурсника по Университету имени Сунь Ятсена некоего Хуан Чжунмэя, учившегося в Москве под псевдонимом Малышев и работавшего под началом Цзинго в ганьчжоуской службе безопасности. Якобы он сделал это по собственной инициативе, чтобы «спасти лицо» своего начальника и друга. Эта версия вполне вероятна, тем более что впоследствии Хуан Чжунмэй был арестован и ликвидирован секретными службами Гоминьдана. Может быть, за то, что убил Чжан Яжо?
Однако, скорее всего, за убийством стоял не кто иной, как Чан Кайши. Именно на него указывал, например, бывший сотрудник гоминьдановских спецслужб генерал Гу Чжэнвэнь, в 2004 году заявивший об этом в интервью. Старый разведчик, кроме того, обвинил в этом убийстве и близкого соратника генералиссимуса, хорошо нам знакомого Чэнь Лифу, его «кровного племянника». А такому человеку, как Гу, трудно не поверить, тем более что рассказал он об этом за три года до своей смерти.
Как бы там ни было, но то, что Чан, дав имена своим новым внукам, никоим образом не хотел, чтобы адюльтер его сына стал известен общественности, хорошо известно. Он очень опасался скандала, который мог приобрести международный характер. Поэтому даже наедине с собой не откровенничал на эту тему. Вот что он, например, записал в дневнике спустя два года после рождения внуков, 6 июля 1944 года: «Моя жена получает очень много анонимных писем, в том числе с клеветой на меня. Одно из них, судя по выражениям, написано англичанином. Эти письма не только чернят меня, но и обоих моих сыновей — Цзина и Вэя. Особенно много клеветы в отношении сына Цзина — о том, что у него в Чунцине есть любовница, и она уже родила ему близнецов, которых отдали на воспитание ее матери. Все эти сплетни на руку как компартии, так и англичанам с американцами, которые используют их не только для того, чтобы подорвать доверие народа ко мне, но и полностью опорочить мою семью».
Чан, как видно, кривил душой. В пересказанных им «сплетнях» неправдой являлось только то, что любовница Цзинго жила в Чунцине. Все же остальное — верно, в том числе и слух о том, что детишек отдали бабушке. Та, будучи уверенной, что ее дочь убили, постаралась сделать все возможное, чтобы их обезопасить. Она даже зарегистрировала их под разными датами рождения. Возможно, поэтому до сих пор существует путаница в историографии: одни биографы считают датой их появления на свет 1 марта, другие — 13 марта, третьи — 2 мая, четвертые — 21 мая. И это несмотря на то что старший из близнецов, Чжан (Цзян) Сяоянь, с 2008 по 2014 год занимал один из важнейших постов в Китайской Республике — заместителя председателя Центрального исполкома Гоминьдана, а младший, Чжан (Цзян) Сяоцы, вплоть до своей смерти в 1996 году был членом Центрального исполкома этой партии и ректором Сучжоуского университета в Тайбэе. Интересно, что в паспорте Чжан (Цзян) Сяояня до сих пор датой его рождения указано 2 мая 1942 года, хотя он еще в августе 2002 года получил из Второй народной больницы Гуйлиня (бывшей Гуандунской провинциальной больницы), где он с братом родился, копию свидетельства о рождении, из которой явствует — они родились 1 марта 1942 года.
Между тем конфликт между Стилуэллом и Чан Кайши разгорался. Заметив, что генералиссимус не во всем поддерживает своего начальника штаба, многие китайские генералы стали саботировать приказы американца. 31 марта 1942 года разгневанный Стилуэлл записал в дневнике: «Китайские командиры… чувствуют, конечно, настоятельную необходимость ублажать генералиссимуса, и, если мои предложения или приказы противоречат тому, что он, как они думают, от них хочет, они приводят бесконечные отговорки… Я же не могу их расстрелять и не могу их снять; простые же разговоры с ними бесполезны» (выделено в документе. — А. П.).
На следующий день он дал такую характеристику самому Чану: «Чан Кайши был боссом так долго, и его окружают так много подпевал, что он считает себя непогрешимым в любом предмете… Он человек умственно неуравновешенный и может сказать тебе в лицо много такого, чего на самом деле совсем не имеет в виду… Я же совершенно не могу конкурировать с роями паразитов и сикофантов, окружающими его».
В начале апреля 1942 года Чан и Мэйлин навестили Стилуэлла в Бирме, стараясь как-то сгладить возникшую напряженность. Чан даже сказал Стилуэллу, что тот имеет право снимать с должности и наказывать любого китайского офицера. Казалось, инцидент исчерпан: на фотографиях, сделанных 7 апреля, не видно никакого напряжения между ними, все трое широко улыбаются.
Но вскоре ситуация изменилась в связи с тем, что в начале мая английские и китайские войска потерпели сокрушительное поражение в Бирме, и Стилуэлл вместе с остатками своих армий вынужден был в течение двадцати дней пешком через джунгли пробираться в Индию. В Чунцин он вернулся только в начале июня 1942 года, страшно исхудавший (он потерял десять килограммов) и озлобленный. В поражении он винил Чана, не отвечавшего на его телеграммы и посылавшего ему из Чунцина «бессмысленные» приказы (например, отступать не в Индию, а к границе Китая, где китайские войска могли попасть в окружение). Именно так и произошло с теми, кто подчинился приказу генералиссимуса: японцы их окружили и рассеяли. Чан был вынужден согласиться со Стилуэллом. Понятно, что Чан «потерял лицо», а этого он не мог простить американскому генералу.
Чан Кайши выступает с речью о начале войны сопротивления Японии. Лушань, 17 июля 1937 г.
