— Где Уилки? — спросил он».
Коулз ответил, что не имеет понятия. Тогда Чан обыскал дом, но никого не найдя, удалился. Казалось, он успокоился.
Уилки же появился только в четыре часа утра, довольный, как «молодой студентик после успешной ночи с девочкой». Он, рассказав Коулзу о своем похождении, заявил, что «никогда ничего подобного не испытывал» и вообще «первый раз в жизни влюблен». А потом добавил, что уговорил мадам поехать с ним в Вашингтон. Коулз взорвался:
— Ведь вас на аэродроме будут встречать жена и сын! Появление мадам разрушит вашу репутацию. Как же вы будете баллотироваться в 1944 году?
Поразмыслив, Уилки согласился с этим доводом и попросил Коулза сходить к Мэйлин, чтобы замять дело:
— У нее есть квартира на верхнем этаже больницы для женщин и детей здесь в городе. (Именно там у них проходило рандеву.)
Но визит Коулза к Мэйлин был не вполне удачным. Услышав, что Уилки передумал брать ее с собой, «Белоснежка» подскочила к основателю «Лука» и, не скрывая ярости, расцарапала ему обе щеки своими длинными ногтями.
Что там произошло дальше, никто не знает. Но хотя Мэйлин и не полетела в Штаты на одном самолете с Уилки, ни он, ни она не захотели прервать отношения. Перед тем как уехать, Уилки официально пригласил «Мадамиссиму» посетить Америку в ближайшее время. «С ее умом и шармом, щедрым и мудрым сердцем, благородными и прекрасными манерами и поведением, а также с горячей убежденностью <в своей правоте>, она как раз тот гость, который нам нужен», — сказал он Кун Сянси и его жене Айлин.
Как благое для Китая дело поездка Мэйлин в Штаты была представлена и Чану. И тот скрепя сердце согласился. Возможно, просто отказывался поверить в любовную связь жены с кандидатом в президенты США, а может быть, жертвовал личным ради общественного.
Скорее всего, второе. Ведь Мэйлин не очень-то и скрывала свою связь. В тот день, когда Уилки улетал из Чунцина, она опять встречалась с ним наедине: они провели вместе почти полтора часа. А затем не только поехала на аэродром проводить его, но и на глазах у всех Уилки запечатлел у нее на губах страстный поцелуй. И это в Китае, где даже мужу с женой считалось неприличным демонстрировать чувства на публике!
Через некоторое же время Мэйлин заявила мужу, что ей срочно нужно поехать в США «на лечение». И врачи тут же обнаружили у нее массу болезней, убедив Чана в том, что только в Штатах ее смогут вылечить.
Слов нет, Мэйлин действительно была не вполне здорова, но настолько ли серьезно она болела, чтобы ей срочно требовалась госпитализация в одной из клиник Нью-Йорка, — неизвестно. Как бы то ни было, но в середине ноября 1942 года она надолго улетела в США. С собой она взяла любимую племянницу Жанетт, секретаршу Перл Чэнь, врача, трех медсестер и заместителя заведующего отделом пропаганды Центрального исполкома Гоминьдана Холлингтона Дуна — в качестве личного пресс-секретаря. В самолет ее внесли на носилках, дабы ни у кого не возникало сомнений относительно ее тяжелого физического состояния.
Между тем наступил 1943 год, принесший Китаю великую весть: 11 января Соединенные Штаты и Великобритания отменили неравноправные договоры с ним, заключив новые соглашения.
Этому событию Чан Кайши посвятил две работы — «Судьба Китая» (книга вышла в свет 10 марта 1943 года — к восемнадцатой годовщине смерти Сунь Ятсена
[105]) и «Китайская экономическая теория», опубликованная вскоре.
Обе книги были посвящены вопросу, как Китайской Республике следует развиваться в новых международных условиях. В них Чан сформулировал собственную парадигму общественного прогресса, представив жестко этатистскую интерпретацию общественно-политических идей Сунь Ятсена — «трех народных принципов» (национализм, народовластие и народное благосостояние). Чан, по сути, выступил апологетом некоего нового авторитаризма, объявив — в развитие идей Суня — необходимым усиление в Китае государственного контроля над экономикой и частное предпринимательство в духе традиционной, присущей восточному деспотизму, системы государственной монополии, резкое ограничение иностранных инвестиций, коллективизацию сельского хозяйства, укрепление политической монополии Гоминьдана и искоренение диссидентов.
По заданию Чан Кайши черновики обеих работ были подготовлены к печати Тао Сишэном, 44-летним бывшим профессором целого ряда китайских университетов, в том числе Пекинского.
Наибольшее значение Чан придавал первой книге, «Судьба Китая»; задание подготовить рукопись он дал Тао Сишэну 10 октября 1942 года, в день тридцать первой годовщины Синьхайской революции, — вскоре после того, как узнал о намерении США и Великобритании в будущем году отменить право экстерриториальности в Китае. В начале 1943-го Тао подготовил рукопись, и Чан сам внимательно ее отредактировал. В итоге он остался «очень доволен».
Ее начальный тираж составил 200 тысяч экземпляров, продажная цена была искусственно заниженной, чтобы ускорить распространение. Книгу тут же включили в университетские программы и признали своего рода катехизисом гоминьдановца. Через десять дней Чан лично потребовал, чтобы книгу начали изучать во всех средних школах, директора которых должны были отчитаться о проделанной работе. А еще через десять дней он решил, что книгу должны проштудировать и все высшие офицеры. До конца 1943 года «Судьба Китая» была переиздана 200 раз.
Тогда же министерство информации Китая распространило в Нью-Йорке краткое содержание книги на английском языке, а китайская англоязычная газета «Вест Чайна мишионэри ньюс» («Новости миссионеров Западного Китая»), издававшаяся в Чэнду, опубликовала ее отдельные части. Полный англоязычный перевод, однако, китайское правительство не опубликовало, несмотря на то, что он был готов тогда же, в 1943 году. В дело вмешалась Мэйлин, вернувшаяся из Штатов 4 июля после семимесячного отсутствия и посоветовавшая мужу не делать этого, принимая во внимание откровенно антизападный и антилиберальный характер работы. Некоторые замечания Мэйлин были учтены Чан Кайши при переиздании книги на китайском языке в январе 1944 года, однако англоязычный перевод так тогда и не вышел в Китае.
К англоязычному изданию «Судьбы Китая» не стремились и правительства западных стран, хотя в Государственном департаменте США такой перевод был сделан, но хранился в архиве под грифом «Совершенно секретно». Характерно, что когда в январе 1946 года шесть конгрессменов обратились в Госдеп с запросом дать им возможность ознакомиться с переводом книги, им ответили, что надлежащий момент для предания текста гласности еще не наступил.
Два полных англоязычных перевода «Судьбы Китая» вышли в Нью-Йорке лишь спустя три года после исправленного китайского издания. И тот и другой — примерно в одно время, в начале 1947-го. Первый, тот самый гоминьдановский, подготовленный еще в 1943 году, сопровождался восторженными комментариями известного американского журналиста китайского происхождения Линь Юйтана, а второй — новый, независимый — яростными обвинениями Чан Кайши в фашизме и прочих грехах со стороны американского сталиниста Филиппа Джаффе, одного из издателей прокоммунистического журнала «Амэрейша». Джаффе даже сравнил эту книгу с гитлеровской «Майн камф» («Моя борьба»). Он же издал в 1947 году и первый англоязычный перевод «Китайской экономической теории», тоже с убийственными ремарками. Как «нацистскую» писанину, «оскорбляющую» читателя, книги Чан Кайши восприняли тогда все западные либералы.
