В общем, когда в конце февраля 1943 года Мэйлин наконец покинула Белый дом, вернувшись в Нью-Йорк, Рузвельт, по свидетельству вице-президента Генри Эгар-та Уоллеса, вспоминая о ней, всегда «держал пальцы скрещенными» (знак, означающий «чур меня»).
В Нью-Йорке Мэйлин заняла целый этаж в фешенебельном отеле «Вальдорф Астория» и целыми днями ходила по дорогущим магазинам на Пятой авеню. Уилки заваливал ее цветами и навещал, но их роман оборвался в середине апреля 1943 года, вскоре после публикации его книги о путешествии вокруг света. Книга ли послужила разрыву или что-то еще, нам знать не дано (в книге он писал о Мэйлин только в восторженных тонах). Как бы то ни было, но вскоре после разрыва Мэйлин в частном разговоре с Рузвельтом назвала бывшего любовника «вечным подростком». Забегая вперед скажем, что через год Уилки примет участие в новой президентской гонке, но сойдет с дистанции уже во время праймериз. А вскоре, 8 октября 1944 года, скончается от инфаркта.
А пока, 26 мая 1943 года, советник президента Керри получил от своего информатора сообщение о том, что чеки на сумму в 370 тысяч долларов США — пожертвования, собранные Мэйлин в Америке — положены на счет ее племянника Дэвида Куна. По новой информации, 10 июня деньги ушли на личный счет Мэйлин, где на тот момент числилось 800 тысяч американских долларов.
Чем дольше Мэйлин оставалась в Штатах, тем больше «грязного белья» удавалось обнаружить не только американской контрразведке, но и репортерам. К концу ее пребывания пресса уже кричала о капризах и богатстве «перламутровой красавицы» из Китая. Причем в самой Америке тогда средний уровень жизни был невысок, а в условиях военного времени правительство даже ввело контроль за ценами и нормированием продуктов. И тут такая вызывающая роскошь, да еще в тот момент, когда на родине Мэйлин разразился страшный голод, эпицентром которого стала провинция Хэнань. Американцы с ужасом читали сообщения о гибели сотен тысяч людей и случаях массового каннибализма. И невольно задавались вопросом: «Как же жене Чан Кайши не стыдно демонстрировать свое богатство?»
Конечно, было бы несправедливым считать в целом визит Мэйлин в США провальным. Ее артистические страстные речи в Конгрессе 18 февраля 1943 года наряду с пресс-конференциями и многочисленными выступлениями от Бостона до Лос-Анджелеса способствовали росту симпатий американцев к Китаю и его борьбе за независимость. Но конкретных результатов Мэйлин не добилась: на Рузвельта ее шарм не подействовал, и ничего конкретного он ей не пообещал. Напротив, в ответ на ее попытки заводить с ним разговоры о политике президент лишь улыбался. Он давал ей возможность выступать на всевозможных собраниях, высказываться по всем вопросам, в том числе военной стратегии, агитировать за то, чтобы союзники сначала разгромили Японию, а уж потом Германию, и призывать к увеличению американской помощи Китаю. Но было понятно, что как полноправного правителя Китая он ее не воспринимал, оставляя решение конкретных вопросов до личной встречи с Чан Кайши. В конце ее пребывания в США Рузвельт был уже настолько утомлен, что даже позволил себе заметить одному из конгрессменов: было бы лучше, если бы эта «примадонна» поскорее вернулась домой, чтобы «раздражение» по поводу ее визита «могло улечься».
В общем, длительное американское турне мадам принесло больше вреда, чем пользы, хотя по возвращении в Чунцин в начале июля 1943 года Мэйлин и заявила на пресс-конференции о «колоссальном духовном подъеме», который она испытала от проявления «спонтанных чувств доброй воли» американского народа. Но это была хорошая мина при плохой игре.
А тем временем Рузвельт стал прорабатывать идею личной встречи с Чан Кайши, который к тому времени занял в Китае уже все высшие посты: в августе 1943 года после гибели в автомобильной катастрофе 75-летнего Линь Сэня он получил и пост председателя правительства.
Рузвельт уже давно хотел пригласить Чан Кайши хотя бы на одну из тех встреч в верхах, которые проводились между главами союзных держав, чтобы обсудить общую военную стратегию. Но из-за противодействия Черчилля, не желавшего признавать Китай великой державой, Чана не пригласили ни на встречу в марокканской Касабланке в январе 1943 года, ни на саммит в канадском Квебек-Сити в августе того же года. Чан, конечно, был страшно обижен.
Свое недовольство он выражал в дневнике, а также срывал зло на Стилуэлле, отношения с которым к осени 1943 года оказались на грани разрыва. В начале октября через Т. В. Суна Чан потребовал у Рузвельта отзыва строптивого генерала Стилуэлла. Президент США не возражал, но, желая смягчить противоречия, передал Чану приглашение принять участие в следующей встрече союзников — в Каире в ноябре 1943-го. Это приглашение доставил Чану генерал-майор Патрик Дж. Хэрли, бывший министр обороны США, которого Рузвельт специально для этого послал в Чунцин. Ожидалось, что на каирскую встречу прибудет не только Черчилль, но и Сталин. (Вождь СССР, правда, вскоре отказался, не желая раздражать японцев своей встречей с Чан Кайши, поскольку у СССР с Японией, как мы помним, был подписан пакт о нейтралитете. Рузвельт приглашал и Молотова, но тот, понятно, тоже не приехал. В итоге было решено, что Рузвельт и Черчилль встретятся со Сталиным сразу после Каира, в Тегеране.)
Вряд ли стоит говорить, что Чан Кайши с радостью согласился и даже решил не отправлять Стилуэлла в отставку.
21 ноября он прибыл в Каир. Конечно, вместе с Мэйлин, несмотря на то что она опять была больна. Чан, конечно, волновался о жене, но был в приподнятом настроении: впервые в истории лидер Китая на равных должен был участвовать в саммите с главами двух ведущих держав!
Сама конференция была короткой: четыре дня, с 23 по 26 ноября 1943 года, но для Чан Кайши и для Китая она действительно имела колоссальное значение. Чан смог наконец встретиться и с Рузвельтом, и с Черчиллем — как в формальной, так и в неформальной обстановке. Он смог составить о них личное мнение, а также решить ряд важнейших вопросов. Рузвельт ему очень понравился, а вот Черчилль — нет: «Он политик английского типа, классический представитель англо-саксонской нации. И по своим идеям, и по моральным качествам, и по характеру его никак нельзя поставить рядом с президентом Рузвельтом. Узколобый и склизкий эгоист и упрямец».
Интересно, что у Черчилля, напротив, сложилось о Чане довольно хорошее впечатление, а вот у Рузвельта — не совсем. Президенту США не понравилось то, что Чан старался вытянуть из него как можно больше средств и вооружений, а сам отнюдь не собирался использовать их против японцев. Несмотря на то что Чан накануне конференции записал в дневнике, что воздержится от каких бы то ни было просьб к американскому президенту, он 26 ноября 1943 года послал к Рузвельту свою жену, с тем чтобы она «выцыганила» у него целый миллиард золотых долларов!
Рузвельт почувствовал, что Чан хочет его обмануть, «припрятав» деньги и оружие для послевоенной борьбы с коммунистами. А он, понятно, не собирался таскать для Чана, саботировавшего, по его мнению, войну с японцами, каштаны из огня. Во время встреч в Каире Рузвельт делал все возможное, чтобы убедить Чана не конфликтовать с коммунистами, сконцентрировав усилия на борьбе с японцами. Он даже поставил это условием дальнейшей поддержки Китая, потребовав, чтобы Чан «сформировал объединенное правительство с яньаньскими коммунистами пока еще идет война» (выделено в документе. — А. П.), Чан обещал — если Рузвельт даст гарантии, что СССР будет уважать границы Маньчжурии, а англичане и другие иностранцы не будут иметь особые права в Гонконге, Шанхае и Кантоне. Рузвельт согласился.
