Для дальнейшего обсуждения финансовых проблем в Вашингтон в июне 1944 года вылетел Кун Сянси. К этому любителю дорогих сигар, однако, в Белом доме относились с недоверием, даже презрением. И не только из-за его невероятной коррумпированности, но и потому, что этот низкорослый толстяк, с точки зрения работавших с ним американцев, был плохим экономистом — на уровне менялы с набережной Банд в Шанхае. Не случайно его американский советник говорил: «Проблема Китая не в том, что генералиссимус не разбирается в экономике, а в том, что в ней не разбирается его министр финансов». Известно, например, что Кун в одном из интервью журналисту Уайту восклицал: «В Китае нет никакой инфляции! Если люди хотят платить двадцать тысяч долларов за авторучку, это их дело, это не инфляция. Они сумасшедшие, вот и все. Пусть не платят». Да, Чана можно было пожалеть.
Между тем весной 1944 года катастрофически ухудшилась ситуация на китайском фронте. В апреле японцы прорвали хэнаньский фронт, развернув стремительное наступление, и Чану пришлось заниматься исключительно военными делами. План японских «карликов» был ясен: установить полный контроль над Бэйпин-Ханькоуской, Учан-Кантонской и Хэньян-Гуйлиньской железными дорогами, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение армии и гражданского населения Японии сырьем, добываемым в Юго-Восточной Азии, прежде всего нефтью. Дело в том, что начиная с лета 1942 года японцы терпели одно поражение за другим от американцев на Тихом океане. В итоге транспортные суда Японии уже не могли эффективно осуществлять транспортировку грузов: авиация союзников успешно топила японские танкеры, и к концу 1943 года морские перевозки Страны восходящего солнца сократились на 77 процентов. Надо было срочно менять трафик, а потому японцы 22 ноября 1943 года разработали план кампании по соединению северных территорий оккупированного Китая с южными. Они хотели захватить огромный район — от бассейна реки Хуанхэ до Индокитая. Кроме того, им необходимо было сровнять с землей китайские аэродромы в провинциях Хунань и Гуаней, с которых воздушная армия генерала Шенно совершала дерзкие рейды в японский тыл. Это была «крупнейшая кампания в истории японской армии».
В декабре 1943 года операция получила название Итиго (№ 1), и в середине апреля 1944-го войска микадо численностью 140 тысяч начали ее первый этап, переправившись через Хуанхэ. Этим известием Чан был захвачен врасплох. До последнего момента он не верил, что японцы возобновят крупное наступление в Китае, ведь 8 марта 1944 года они с территории Бирмы атаковали Индию, казалось бы, начав масштабную индийскую операцию. Кто мог подумать, что это — отвлекающий маневр, а главный удар японцы нанесут в Хэнани? Даже когда Чан получил сообщение о боевых действиях в районе Хуанхэ, он отказался поверить, что это серьезно, записав в дневнике: «Вражеские бандиты в Хэнани с 17-го числа вновь предпринимают идиотские действия».
То, что эти действия были не «идиотскими», показало ближайшее время. Армия одного из наиболее преданных Чану генералов, Тан Эньбо, дислоцированная в Хэнани, буквально развалилась, потеряв за один месяц более двадцати тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными. В мае японцы атаковали город Лоян и со дня на день могли взять его. Запаниковав, Чан часами не отходил от телефона, отдавая распоряжения не только генералу Тану, но и через голову генерала его подчиненным. В эти дни он стал особенно религиозен и по нескольку раз в день молился, прося у Бога защиты. В своих же снах начал искать предзнаменования свыше. 14 мая, увидев во сне яркую луну и звезды, он решил, что Бог сообщает ему о близком свете в конце туннеля. А когда узнал, что неожиданный ливень на поле боя остановил японские танки, воспринял это как помощь Всевышнего. Он поклялся Создателю, что, если японцы не возьмут Лоян и потерпят поражение, он окрестит своего старшего сына, который был пока некрещеным.
Но японцы взяли Лоян 26 мая, устремившись на юг, в Хубэй, а затем и в Хунань. Нанесли они удар и в западном направлении, начав продвигаться к Сиани. Чан потерял аппетит и сон. Его лучшие войска, оборонявшие Шэньси, бежали с поля боя. Чан расстрелял трех дивизионных командиров и записал в дневнике: «Если Тунгуань
[112] и Сиань падут, нам трудно будет исправить положение в целом». К счастью, японцы не планировали захватить Сиань. Их целью на том этапе являлась Чанша, столица Хунани. Разгромив лучшие силы Чана, японцы прекратили наступление на сианьском направлении. Чан вздохнул с облегчением, воздав хвалы Господу.
Но расслабляться было рано. Доведя численность армии до 326 тысяч за счет подкреплений, японцы в конце мая атаковали Чаншу и 18 июня захватили ее, после чего вышли к важному железнодорожному узлу Хэньян в южной Хунани. Чанкайшистские войска не могли оказать никакого существенного сопротивления.
С волнением наблюдавший за положением в Китае, Рузвельт направил туда для прояснения обстановки вице-президента Уоллеса, который с 21 по 24 июня провел несколько встреч с Чаном и Мэйлин. Одной из задач его миссии было сплочение Китая для действенного сопротивления Японии. Уоллес прямо поставил перед Чаном вопрос о прекращении распрей с коммунистами. Он даже попросил разрешения посетить Особый район, но Чан решительно воспротивился.
Уоллес остался чрезвычайно недоволен ситуацией в Китае и в докладах Рузвельту подчеркнул: «Вы должны быть готовы к тому, что… в течение трех-четырех недель весь Восточный Китай, в том числе все американские военно-воздушные базы передового развертывания окажутся в руках японцев». Уоллес предложил послать в Китай вместо Стилуэлла (который, с его точки зрения, должен был заниматься только бирманскими делами) «американского генерала высокого калибра, чтобы он, по крайней мере временно, взял в свои руки всю полноту политической и военной власти». По его словам, когда он обсуждал этот вопрос в Китае, ему «настоятельно рекомендовали генерала <Альберта> Ведемейера», с 1943 года исполнявшего обязанности заместителя начальника штаба юго-восточно-азиатского театра военных действий.
Рузвельт согласился поставить американского генерала во главе китайских и американских войск, но не захотел заменять Стилуэлла. Поэтому 6 июля 1944 года направил Чан Кайши срочную телеграмму, предложив немедленно вызвать Стилуэлла из Северной Бирмы (где с октября 1943-го англо-американо-китайские войска вновь вели ожесточенные бои с японцами), чтобы отдать ему контроль над всеми вооруженными силами в Китае. Рузвельт проинформировал Чана, что производит Стилуэлла в генералы армии (высший командный чин в США), заметив: «Думаю, я вполне осведомлен о Ваших чувствах в отношении генерала Стилуэлла, но… я не знаю никого другого, кто обладает способностью, силой и решимостью остановить катастрофу, угрожающую Китаю и нашим общим планам по победе над Японией». При этом он, правда, дипломатично заметил, что Стилуэлл будет находиться в прямом подчинении китайского генералиссимуса. Последняя фраза, понятно, была формальностью.
Президент США выразил «искреннюю уверенность», что Чан Кайши не «обидится на искренность» его слов, но ошибся. Чан страшно возмутился, расценив послание Рузвельта как «вмешательство во внутренние дела Китая». Особенно обидным было то, что получил он эту телеграмму 7 июля — в день седьмой годовщины начала войны! (Конечно, это было совпадение — Рузвельт и не думал таким образом задеть чувства Чан Кайши, но Чан испытал унижение.)
