В тот же вечер он набросал ответ, заявив, что командовать китайскими войсками в Китае — не то же самое, что в Северной Бирме, а потому назначать Стилуэлла «в спешке» не стоит: «Нужен подготовительный период». Иными словами, отклонил предложение Рузвельта, которому оставалось только заметить в ответ: «Ситуация, угрожающая нашему делу, требует быстрого решения».
Что же касается Стилуэлла, то он, наблюдая за ситуацией в Китае, был просто вне себя от бездарности китайских военных и, как всегда, винил во всем Чан Кайши — «Мелочь пузатую»: «В Китае дела выглядят черным-черно… Если бы в результате этого кризиса <мы> избавились от Мелочи пузатой, а судно не разбилось вдребезги, этот кризис можно было бы приветствовать».
В довершение ко всему у Чана вновь обострились проблемы в семье. После возвращения из США Мэйлин постоянно пребывала в дурном настроении. Ее болезни, реальные и мнимые, не прошли, Чунцин она ненавидела, и ее все раздражало. Неудивительно, что ей стало трудно жить с Чаном, а ему — с ней. Это стало заметно на публике: первой паре Поднебесной все труднее было скрывать натянутые отношения. По Чунцину поползли слухи, что генералиссимус завел себе шестнадцатилетнюю любовницу. Многие с пониманием пожимали плечами: «А что вы хотите? Мадам — бесплодна, а Чан хочет еще детей». Другие болтали, что к Чану вернулась Дженни, его бывшая наложница, а потому он вот-вот бросит Мэйлин.
Вряд ли все эти слухи были правдивы, но ситуацию в семье они, понятно, не улучшали. Летом 1944 года для того, чтобы развеять их, Чан с Мэйлин устроили во дворе своего дома пресс-конференцию для иностранных журналистов. «Слухи о моей частной жизни, — заявил генералиссимус, — …угрожают будущему нашей революции». Его слова звучали искренне. Однако посол США сообщил в Вашингтон о «чрезвычайно серьезном расколе» между супругами Чан. По его словам, Мэйлин часто с горечью говорила о «том, как ей трудно жить с ним <мужем>», а мадам Кун рассказывала иностранцам, что проблемы сестры «тяжелым камнем лежат на ее сердце».
Поэтому неудивительно, что 9 июля 1944 года, прихватив неизменную Жанетт, а также свою старшую сестру, племянника Кун Линцзе (Луиса), четырех служанок, повара и секретаря, Мэйлин улетела из Чунцина, бросив мужа в самый трудный момент.
Вылетела она в Рио-де-Жанейро. Почему? Непонятно.
Хороших врачей, которые могли бы ей помочь, там не было, а бразильский климат вряд ли способствовал ее выздоровлению. По некоторым данным, в Бразилии у Мэйлин имелись «существенные капиталовложения», а семейству Кун Сянси, одному из богатейших в Китае, принадлежала крупная земельная собственность. Если это так, тогда многое объясняется. Например, то, что ее визит был тайным — ни американский посол в Бразилии, ни бразильский министр иностранных дел ничего о нем не знали. Мэйлин провела в Рио месяц и в начале сентября улетела в Нью-Йорк — теперь уже действительно на лечение, в тот самый медицинский центр Колумбийского университета, где лежала раньше. Лечилась она и в клинике Университета Джона Гопкинса в Балтиморе, но, так и не выздоровев, в октябре переехала в семнадцатикомнатный особняк на берегу Гудзона, где вместе с ней жили Жанетт и племянник Дэвид. В США Мэйлин проведет больше года и домой вернется только в сентябре 1945-го — через 14 месяцев после отъезда из Чунцина!
А Чан тем временем продолжал уповать на Господа. 21 июля он записал в дневнике: «Небесный Отец, я погружен в глубокий колодец, я вижу только четыре черные стены, мое тело изранено. Если Ты не протянешь мне руку помощи, боюсь, я не смогу выполнить миссию, возложенную на меня Господом, и буду вечно испытывать стыд». А через четыре дня пообещал Богу, что если тот «дарует победу» его войскам под Хэньяном, то он в день своего шестидесятилетия по принятому в Китае летоисчислению, 31 октября 1946 года, воздвигнет на вершине горы Наньюэ в Хунани огромный железный крест. 31 июля он повторил это обещание, поклявшись, кроме того, в том, что если победит, окрестит всю свою 10-ю армию.
В те дни помимо Библии он каждый вечер читал еще одну книгу — «Потоки в степи» американской проповедницы Летти Берд Коуман (1870–1960), которая написала книгу в то время, когда ее муж Чарлз тяжело болел. Глубоко переживая нездоровье любимого человека и желая обрести покой, бедная женщина каждый день записывала свои мысли, рожденные чтением Священного Писания, а также цитаты из Библии и проповедей известных евангелистов. Получился своего рода дневник из 366 коротких глав (по числу дней високосного года), так и озаглавленных: «1 января», «2 января» и т. д. Название для своей книги миссис Коуман взяла из Книги пророка Исаии: «Пробьются воды в пустыне, и в степи — потоки». «Потоки в степи» были впервые изданы в США в 1925 году, а китайский перевод книги — в Шанхае в декабре 1939-го.
Чан Кайши, как и миссис Коуман, пытался найти объяснение своим страданиям и поражениям, жадно ища выход из драматической ситуации. Первую ссылку в своем дневнике на «Потоки в степи» он сделал 12 июля 1944 года — «Бог указывает путь к успокоению», и затем, читая по соответствующей главе в день, все чаще цитировал книгу. Вот характерная цитата: «Наши испытания — хорошая возможность для Бога проверить нас. Но мы часто смотрим на них как на препятствия. Мы бы смогли обрести покой и вдохновение, если бы знали, что все и каждое из испытаний — это путь, который Господь выбирает для того, чтобы доказать нам Его любовь»
[113].
Чана, конечно, можно понять. С одной стороны, его громили японцы, с другой — давил Рузвельт, требовавший передачи командования Стилуэллу и укрепления единого фронта с коммунистами. Игра Мао Цзэдуна в «новую демократию» приносила настолько чудные плоды, что Рузвельт стал всерьез задумываться о сотрудничестве с китайской компартией. В конце июля 1944 года в Яньань на встречу с Мао Цзэдуном прибыла американская миссия, в состав которой входили сотрудники Госдепартамента, Пентагона и Отдела стратегических служб (ОСС, предтечи ЦРУ — Центрального разведывательного управления). Возглавлял миссию полковник Дэвид Д. Барретт. Вскоре после них, в начале августа, прибыла и вторая группа во главе с дипломатом Раймондом П. Лудденом. В целом в 1944 году в Яньани находились 32 сотрудника так называемой американской информационной службы.
Главный вывод, который сделали Барретт и многие другие члены миссий из разговоров с Мао Цзэдуном и из собственных наблюдений, заключался в следующем: «Коммунисты по своим взглядам и программе превратились в китайских реалистов. Они проводят демократическую политику, надеясь на одобрение и дружескую поддержку со стороны Соединенных Штатов». Члены миссий настоятельно советовали американскому руководству переориентироваться на китайских коммунистов, предупреждая, что те могут «вновь повернуться лицом к Советской России, если их вынудит к этому необходимость отразить нападение со стороны Гоминьдана, поддерживаемого Америкой».
Не менее мастерски и цинично дипломатическую обработку американцев вели в то же время и Сталин с Молотовым. Вот что, например, говорил Сталин по поводу компартии Китая послу США в СССР Уильяму Авереллу Гарриману 10 июня 1944 года: «Большой ошибкой Чана является то, что он отказывается использовать китайских коммунистов против врага. Это глупая политика… Китайские коммунисты — не настоящие коммунисты, они “маргариновые” коммунисты». А Молотов убеждал представителей вконец запутавшегося Рузвельта, приехавших в Москву в начале сентября 1944 года специально для того, чтобы выяснить «отношение России к китайским коммунистам и позицию России к Китаю»: «Некоторые из этих людей <бедных китайцев> называют себя “коммунистами”, но они не имеют никакого отношения к коммунизму… Советское правительство никоим образом… не связано с этими “коммунистическими элементами”». Осенью 1944 года через поверенного в делах СССР в Китае Тихона Федотовича Скворцова-Токаринина советская сторона даже предлагала организовать встречу Сталина с Чан Кайши для того, чтобы продемонстрировать переориентацию Москвы на Гоминьдан.
