А тем временем 8 августа 1944 года пал Хэньян, и японцы устремились в Гуаней вдоль Хэньян-Гуйлиньской железной дороги. Через два дня Чан получил еще одно неприятное послание от Рузвельта, настаивавшего на «немедленном» разрешении вопроса о назначении Стилуэлла фактическим командующим всеми силами союзников в Китае. Для улаживания конфликта между «Уксусным Джо» и Чаном он предлагал отправить в Китай в качестве своего личного представителя знакомого нам Хэрли, который во время своей первой поездки в Чунцин произвел на Чана прекрасное впечатление. Вместе с ним он посылал в Китай для изучения экономической обстановки Дональда М. Нельсона, главу американского бюро по контролю за военным производством.
Ошеломленный и поражениями на фронте, и требованиями Рузвельта, Чан записал в дневнике: «Я недооценил мощь японцев… Тут не о чем больше говорить, мои страдания и гнев не имеют границ… Как наша армия может продолжать называться армией? Как нас могут не презирать иностранцы? Это может вынудить меня передать обучение и командование всей армией Стилуэллу». 12 августа он согласился назначить Стилуэлла командующим, а также принять Хэрли и Нельсона. Рузвельт был удовлетворен.
Но на самом деле отдавать командование Стилуэллу Чану не позволяла гордость, хотя сам он с японцами и не мог справиться. В эти дни Чан даже в очередной раз задумался, не покончить ли с собой. Правда, эта страшная мысль ушла так же быстро, как и пришла. И не столько потому, что Чан вспомнил о Божьей каре, сколько из-за его убежденности, что страна и народ без него не проживут. 11 августа Чан Кайши записал в дневнике: «Если я проживу еще один день, то и страна проживет этот день… А если, поддавшись пессимизму и печали, я покончу с собой, страна и народ <тоже> неизбежно погибнут».
На защиту Гуаней Чан бросил свою 93-ю армию, большинство офицеров которой являлись выпускниками военной школы Вампу. Армии были приданы танковый и артиллерийский батальоны. Но на помощь армиям микадо, вторгшимся в Гуаней из Хунани, пришли японские войска из Кантона и Вьетнама. И 93-я армия позорно бежала.
Между тем Рузвельт с волнением ждал информации, когда же наконец Чан Кайши примет окончательное решение по Стилуэллу. Но тот все тянул. И тут в середине сентября начальник американского Генштаба Маршалл получил секретную телеграмму от самого Стилуэлла, который только что посетил гуансийский город Гуйлинь, где занимался вопросами эвакуации американского персонала. «Ситуация в этом районе безнадежная, — писал Стилуэлл. — …Это место… станет еще одной ловушкой для крыс, подобно Чанше и Хэньяну… Мы убираемся из Гуйлиня сейчас и уберемся из Лючжоу, как только там появятся японцы. Катастрофа к югу от Янцзы — в огромной степени результат отсутствия должного командования — как обычно, приказы идут из тылового Чунцина. Проблема по-прежнему наверху».
Рузвельта не было тогда в Вашингтоне: он принимал участие в очередном саммите в Квебек-сити. Маршалл переслал ему письмо Стилуэлла и рекомендовал отправить Чану ультимативную телеграмму, текст которой сам же и подготовил. В телеграмме содержалось требование «перед лицом катастрофы… немедленно предоставить генералу Стилуэллу неограниченное командование всеми Вашими <Чана> вооруженными силами». Рузвельт подписал телеграмму 16 сентября, и через два дня (18-го) Маршалл переслал телеграмму Стилуэллу, который сам (!) должен был вручить ее Чан Кайши.
Получив телеграмму на следующий день, «Уксусный Джо» не мог сдержать радости и в 5 часов 40 минут вечера в Хуаншани в присутствии Хэрли вручил эту «связку горького перца» Чан Кайши. Чан был раздавлен и, выслушав перевод, произнес только два слова: «Я понял», после чего завершил аудиенцию.
Оставшись один и едва сдерживая гнев, он написал на полях телеграммы Рузвельта: «Эта телеграмма равнозначна ультиматуму. Она не только унижает меня лично, но и является актом агрессии против моей страны (выделено в документе. — А. П.). С начала моего революционного пути, хотя и Япония, и СССР изо всех сил угрожали мне, но и их деяния не были настолько не приемлемы, как это… Это — пятно на политической карьере Рузвельта и несмываемый позор в истории китайско-американских отношений». А в дневнике сделал следующую запись: «С тех пор, как 7 июля этого года я получил от Рузвельта обидную для нашей страны телеграмму, я опять, в третий раз, терплю боль и обиду… Это нельзя снести… Почему Господь заставляет меня испытывать позор и боль… Телеграмма Рузвельта — величайшее унижение в моей жизни и в жизни страны за последнее время».
Помимо прочего, его опять кольнуло то, что телеграмма была отправлена из Вашингтона в особый день — на этот раз 18 сентября, в День национальной скорби! (Как мы помним, в тот день в 1931 году японцы начали оккупацию Маньчжурии.) Разумеется, это было простое совпадение, как в случае с телеграммой от 7 июля, но Чан Кайши был настолько уязвлен, что буквально возненавидел Рузвельта.
Стилуэлл же, возвратившись домой, с радостью записал: «Личное. 19 сентября. Ватерлоо
[114] Мелочи пузатой». Наконец-то он мог насладиться видом Чунцина, блестевшего огнями. «Гарпун поразил маленького засранца прямо в солнечное сплетение, пронзив его», — торжествовал он.
Но он рано радовался. Сносить унижение даже от Рузвельта Чан Кайши не желал. Конечно, он не мог открыто выразить недовольство президентом США, но ему ничего не мешало обрушить свой гнев на «Уксусного Джо». 20 сентября Чан попросил министра иностранных дел Т. В. Суна передать Хэрли и Нельсону свою мысль о «пятне», оставленном телеграммой «на американской демократии и на традиционных принципах равноправия и свободы в мире». Т. В. Сун должен был также объяснить посланцам Рузвельта, что «китайская армия не может терпеть унижения со стороны иностранцев, а китайский народ не желает, чтобы иностранцы смотрели на него как на рабов».
21 сентября 1944 года Чан удалился на несколько дней в Хуаншань, где в одиночестве размышлял о том, что делать. Даже с сыновьями, жившими тогда с ним, он не делился мыслями. Наконец 23 сентября он принял решение: убрать Стилуэлла из Китая. И на следующее утро рассказал об этом Т. В. Суну, а вечером — Хэрли, которому на следующий день передал «Памятную записку» для Рузвельта. В этой записке Чан Кайши, в частности, заявил: «Я согласен на выбор американского генерала в качестве главнокомандующего китайско-американскими войсками против Японии в Китае; я передам под его командование все китайские полевые армии и воздушные силы; и назначу его одновременно начальником штаба китайского театра военных действий… Я не могу, однако, возложить эту ответственность на генерала Стилуэлла и должен просить его отставки с поста начальника штаба китайского театра военных действий и освобождения от обязанностей в этом районе».
26 сентября 1944 года он написал о своем решении жене и Кун Сянси, находившимся в Штатах. А затем приказал Куну не просить больше у американцев помощи, чтобы не давать им лишнего повода для насмешек.
2 октября Чан Кайши собрал заседание Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, на котором дал, по его словам, «полный и точный» отчет о том, что произошло. Он был очень возбужден и, стуча кулаком по столу, выкрикивал: «Генерал Стилуэлл должен уйти! Если в Китае и будет американский главнокомандующий, он должен подчиняться генералиссимусу! Похоже, что сейчас американцы стараются по-новому посягнуть на суверенитет Китая! Это новая форма империализма! Если мы согласимся, то будем никем иным, как марионетками! Может, нам просто перейти на сторону Ван Цзинвэя?! Мы можем справиться и без них <американцев> — без их помощи!» Один из присутствующих рассказывал, что Чан был «похож на сумасшедшего».
