Соединение китайских армий было великим событием, о котором китайский корреспондент сообщил так: «X + Y = V ». 26 января Рузвельт по этому поводу поздравил Чан Кайши, который затем благородно назвал новый путь из Индии в Китай дорогой Стилуэлла.
Примерно в то же время решительный перелом наступил и в войне на Тихом океане. В январе 1945 года американцы десантировались на Филиппинах и в феврале взяли столицу этой страны Манилу. И для Чана, и для его народа и армии стало очевидно, что крах Японии не за горами.
Но победы над Японией омрачались тем, что в том же месяце, в феврале, на еще одном саммите глав трех держав антигитлеровской коалиции — СССР, США и Великобритании — в Ялте Сталин, Рузвельт и Черчилль втайне от всего мира, а главное — за спиной Чан Кайши, договорились о том, что за вступление Советского Союза в войну против Японии через два-три месяца после победы над Германией Советский Союз под предлогом «восстановления принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 г.», получит ряд концессий в Китае. А именно: торговый порт Дайрень (Далянь) будет интернационализирован «с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза в этом порту и восстановления аренды Порт-Артура <Люйшуня> как на военно-морскую базу СССР», а Китайско-Восточная и Южно-Маньчжурская железные дороги перейдут в «совместную эксплуатацию» СССР и Китая, опять же «с обеспечением преимущественных интересов Советского Союза». Было также договорено, что Монголия сохранит «status quo», то есть независимость
[115]. Иными словами, как писал позже Чан, «в обмен на согласие Советского Союза вступить в войну против Японии был принесен в жертву китайский суверенитет над Внешней Монголией и Северо-Восточными провинциями».
Чан, конечно, предполагал нечто подобное. И еще за три дня до подписания ялтинского секретного соглашения, 8 февраля, размышлял в дневнике: «Не сговорится ли Рузвельт против меня с англичанами и русскими?» 26 февраля по его поручению Цзян Цзинго справлялся у поверенного в делах СССР Скворцова-Токаринина, «обсуждались ли на <Крымской> конференции вопросы, касающиеся Дальнего Востока». Но Скворцов — сам, скорее всего, ничего не зная, — заявил: «Как явствует из сделанных заявлений, такие вопросы на конференции не обсуждались».
Чан надеялся, что Рузвельт известит его о результатах конференции, но так как соглашение было тайным, президент США не стал раскрывать правду даже своему новому вице-президенту Гарри С. Трумэну, а также другим ближайшим соратникам и членам Конгресса. Своему же послу в Китае Хэрли он просто лгал. И только когда последний по воле случая ознакомился с соглашением, признался, что кривил душой.
Да, конечно, Рузвельт предал Чана, но уступки президента США Сталину можно понять: ведь он, естественно, думал в первую очередь не о Китае, а о жизнях американских солдат, многие из которых могли быть спасены, вступи СССР в войну. Чуть больше чем за месяц до Ялтинской конференции, 30 декабря 1944 года, Рузвельт узнал от военного руководителя Манхэттенского проекта (сверхсекретная программа создания ядерного оружия) генерал-лейтенанта Лесли Ричарда Гровса-мл., что первая атомная бомба будет готова не ранее начала августа 1945 года, а вторая — только к концу года, а потому не мог точно знать, смогут ли США применить ее против Японии и, если применят, будет ли это достаточно для победы.
Тем не менее в начале апреля 1945 года, когда Хэрли посетил Рузвельта в Белом доме, тот, будучи уже серьезно больным, чувствовал себя плохо не только физически, но и морально (из-за Ялты), а потому попросил Хэрли слетать в Лондон и Москву, чтобы как-то исправить ситуацию.
Однако к тому времени Чан уже знал о ялтинском сговоре от своего посла в США. Тот известил его телеграммой 15 марта утром, и Чан пришел в ярость. Вот что он записал в дневнике: «Узнал, что Рузвельт и Сталин в одностороннем порядке обсуждали Дальний Восток… Если это так, то идеалы, <за которые мы сражались во время> этой антияпонской войны, становятся иллюзорными».
Дополнительные детали Чан узнал из сообщения Хэрли, когда тот вернулся в Чунцин из поездки в Лондон и Москву. Ни Черчилль, ни Сталин не захотели ничего менять. 25 апреля 1945 года Чан выразил свои чувства в дневнике: «Утром размышлял о международных проблемах, главным образом о визите Хэрли в Англию и Россию, чувствую неимоверные печаль и гнев».
К тому времени Рузвельта уже не было в живых. Он скончался 12 апреля 1945 года в 15 часов 35 минут в возрасте шестидесяти трех лет от инсульта.
Весть о смерти президента США Чан встретил с печалью, несмотря на то что в последнее время их отношения не были идеальными. 13 апреля он записал в дневнике: «Сегодня в 6 часов утра узнал о смерти президента Рузвельта… Это событие окажет огромное влияние на мир и дальнейшее развитие международной обстановки. Но, с моей точки зрения, за последний год внешняя политика Рузвельта явно сделала поворот. Он ублажал Англию, боялся Россию и унижал Китай. Вплоть до того, что уступил требованию России в отношении Люйшуня <Порт-Артура>. Это очень печально. Но после его смерти политика США в отношении Китая еще больше ухудшится. Рузвельт умиротворял Россию и беспринципно защищал только китайскую компартию. Но он действовал в рамках, и у него были определенные принципы и идеалы». Такова была его эпитафия.
Вместе с тем американцы продолжали одерживать победы над японцами. И это несколько примиряло Чана с ялтинским предательством покойного Рузвельта. Тем более что в апреле у Чана в семье случилось немало радостных событий. На Пасху, 1 апреля, в тот самый день, когда американские солдаты, начав операцию «Айсберг», высадились в самой Японии — на острове Окинава, его сын Цзинго вместе с племянником от младшей сестры, военным летчиком Чжу Пэйфэном, приняли крещение в городской резиденции Чана в Чунцине. Чан был несказанно счастлив. «Для моей семьи это на самом деле большой день, — записал он в дневнике, — это великое утешение в моей жизни. Я предложил Цзинго, чтобы он сам назначил день крещения, и он радовался крещению. У меня в доме каждый вечер в течение года он вместе со мной становился на колени и молился, многократно призывая Дух Святой. Я верю, что отныне Святой Дух непременно дарует моим стране и семье победу и процветание. Благодарю Всевышнего за Его милость».
На крещении присутствовали вся семья Цзинго и его младший брат Вэйго вместе с женой, 27-летней красавицей Ши Цзиньи, принадлежавшей к одному из известнейших в Китае кланов. Вэйго познакомился с ней в Сиани, долго ухаживал, а 6 февраля 1945 года, испросив заранее благословение отца и приемной матери, женился. На свадьбе в Сиани председательствовал генерал Ху Цзиннань, командующий 1-й военной зоной. Чан Кайши приехать не смог, но прислал постер с пожеланием, написанным каллиграфическим почерком: «Пусть у вас в семье все будет хорошо, пусть в семье будут мир и благополучие». Чана представлял Цзинго, по возвращении подробно рассказавший отцу о церемонии.
А в конце месяца, 25 апреля, Фаина Цзян принесла Чану еще одного внука, которому довольный генералиссимус дал красивое имя Сяоу («сяо», как мы помним, — «почтительность к родителям», а «у» — «боевой»). В тот день Чан записал в дневнике: «Сегодня в 7 часов утра… родился второй внук
[116]. Если бы покойная мама была жива, она несказанно обрадовалась бы. Воздаю хвалу Господу за Его милость». При крещении маленькому дали имя Александр (в семье его все стали звать Алекс или Айли).
