Чан в эти дни часто навещал семью Цзинго, которая переехала в Чунцин. Он любил играть с внуками. А с сыном продолжал неутомимо молиться Господу и обсуждать «Потоки в степи». Вместе с тем военная обстановка на китайском театре военных действий продолжала оставлять лучшего, несмотря на то что японцы на Тихом океане и в Северной Бирме проигрывали союзникам. До начала мая 1945 года чанкайшистские армии повсеместно в Китае терпели поражения. В конце марта японские войска численностью 70 тысяч человек предприняли новые успешные наступления в юго-западной Хэнани, северном Хэбэе и западной Хунани. И только 8 мая 1945 года, в тот самый день, когда Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции, войска Чана смогли остановить врага и даже перейти в контратаку. 11 мая они взяли столицу Фуцзяни, Фучжоу, 27 мая — Наньнин, 28 июня — Лючжоу и 27 июля — Гуйлинь.
Вместе с тем об общем наступлении речи пока идти не могло. 1 августа 1945 года Ведемейер докладывал Маршаллу: «В настоящее время на всем театре <военных действий> мы придерживаемся активной обороны… В настоящее время мы активно готовим войска и снаряжение для Карбонадо (операции по освобождению Кантона и Гонконга. — А. П.)… Следует вооружить и подготовить примерно двадцать китайских дивизий для проведения возможной операции в сентябре».
Но война закончилась неожиданно и для Ведемейера, и для Чан Кайши. 6 августа 1945 года в 8 часов 15 минут утра американские летчики по приказу нового президента Трумэна, стремившегося быстрее завершить войну, чтобы спасти как можно больше жизней своих солдат, сбросили первую в истории атомную бомбу на мирный японский город Хиросиму. Более шестидесяти пяти тысяч человек погибли, а около семидесяти тысяч получили ранения, что составило 60 процентов городского населения. 9 августа в 11 часов 01 минуту утра американские летчики сбросили вторую атомную бомбу — на Нагасаки. Пострадало более тридцати пяти процентов населения (тридцать девять тысяч — убиты, двадцать пять тысяч — ранены).
9 же августа, в ноль часов, границу Маньчжурии перешли советские войска, атаковавшие Квантунскую армию. Это было, конечно, серьезным ударом по Японии, однако и императора Хирохито, и японское правительство больше всего потрясли атомные бомбы США. 10 августа токийское радио объявило, что императорский кабинет министров готов принять условия капитуляции.
А через четыре дня в 9 часов вечера Хирохито подписал императорский эдикт о безоговорочной капитуляции. На следующий же день, 15 августа, в 12 часов по токийскому времени (в Вашингтоне было 22 часа 14 августа) он объявил об этом по радио, объяснив капитуляцию тем, что «противник применил новую и самую тяжелую бомбу, невиданной разрушительной силы, унесшей много ни в чем не повинных жизней. Если мы продолжим войну, это будет означать не только ужасную гибель и уничтожение японского народа, но также приведет к гибели всей человеческой цивилизации».
Чан по этому поводу записал в дневнике: «Сегодня утром получил текст о безоговорочной капитуляции вражеского государства. Чувствую только глубокую благодарность Всевышнему за его огромную милость и мудрость во время войны. Совершенно непостижимо, как воплощаются в жизнь слова из девятой главы Псалтири». В этой главе, в частности, говорится: «Ты вознегодовал на народы, погубил нечестивого, имя их изгладил на веки и веки. / У врага совсем не стало оружия, и города Ты разрушил; погибла память их с ними. /<…> И Он будет судить вселенную по правде, совершит суд над народами по правоте».
Возможно, Бог действительно помог Чану победить врага, но сделал он это все же руками американцев (прежде всего), а также советских солдат. Несмотря на колоссальные жертвы (Китай, по некоторым данным, потерял более пятидесяти миллионов человек), чанкайшистская армия самостоятельно не смогла сокрушить японскую военную машину. И когда микадо читал текст о капитуляции, его войска продолжали оккупировать более половины территории собственно Китая!
А тем временем за несколько часов до выступления императора Хирохито, поздно вечером 14 августа в Москве завершились длившиеся полтора месяца советско-китайские переговоры, в результате которых на основе ялтинского договора СССР, США и Великобритании был подписан советско-китайский договор о дружбе и союзе. (В Чунцине было уже шесть часов утра 15 августа.) Советский Союз признавал суверенитет и территориальную целостность Китая, включая Маньчжурию, но специальные соглашения, сопровождавшие договор, давали советской стороне право иметь в течение тридцати лет военно-морскую базу на северо-востоке Китая в городе Люйшуне (Порт-Артуре), владеть портом города Далянь (Дальний), а также совместно управлять Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железными дорогами, которые теперь стали называться Китайской Чанчуньской железной дорогой (КЧЖД). Договор, кроме того, сопровождался правительственными нотами о признании Китаем независимости Внешней Монголии (МНР) в ее существующих границах.
Понятно, что договор был выгоден именно Советскому Союзу: сам Сталин называл его «неравным». Да и Чан Кайши признавал, что «в ходе… переговоров в Москве мы <китайцы> вынуждены были пойти на… существенные уступки». Но у Чана не было выбора: накануне советско-китайских переговоров, 14 июня, за две недели до того, как китайская делегация во главе с Т. В. Суном и Цзян Цзинго
[117] вылетела в Москву, Трумэн дал указание своему послу в Китае Хэрли уведомить Чана «о советских условиях», дав последнему понять, что США заинтересованы в том, чтобы он согласился их принять. Посол должен был также «уведомить генералиссимуса, что Правительство Соединенных Штатов будет поддерживать Ялтинское соглашение». Об этом Трумэн лично и совершенно секретно сообщил Сталину.
Интересно, что этот империалистический договор был подписан между двумя странами — основателями Организации Объединенных Наций, представители которых, в том числе сам Т. В. Сун, только что (с 25 апреля по 26 июня 1945 года) участвовали в международной конференции в Сан-Франциско, принявшей Устав ООН, и которые вскоре (24 октября того же года) войдут в состав ее Совета Безопасности на правах постоянных членов! Этот договор будет единственным такого рода в истории.
Сталин буквально заставил Чан Кайши согласиться на заключение этого договора, то подкупая обещанием поддержки в отношениях с коммунистами, то угрожая прервать переговоры. После первого же тура Т. В. Сун почувствовал себя совершенно разбитым и, воспользовавшись перерывом в переговорах в конце июля, вернулся в Чунцин. Он заявил Чану, что отказывается подписывать договор и вообще не хочет возвращаться в Москву. Т. В. Сун занимал тогда два основных поста: председателя Исполнительной палаты (в этом качестве он и вел переговоры со Сталиным) и министра иностранных дел (как министр он должен был наряду с Молотовым поставить подпись под договором и соглашениями). Но, приехав в Чунцин, он подал в отставку с последнего поста. Чан принял ее, но уговорил Т. В. Суна продолжить переговоры, сказав, что «сам лично возьмет на себя ответственность за будущий договор». Новым министром он назначил бывшего заведующего отделом пропаганды ЦИК Гоминьдана Ван Шицзе, которому и пришлось подписать договор и соглашения. Это, правда, не спасло Т. В. Суна — «предателя родины» — от нападок патриотически настроенной китайской общественности, расценившей договор и соглашения как новое национальное унижение Китая.
