Между тем 17 августа 1945 года главнокомандующий американскими войсками на тихоокеанском театре военных действий (он же — верховный главнокомандующий, представлявший союзные державы) генерал Дуглас Макартур издал общий приказ № 1, за два дня до того одобренный Трумэном. В приказе, в частности, говорилось о том, чтобы японские войска в Китае (за исключением Маньчжурии), на Тайване и в Индокитае севернее 16-й параллели капитулировали только перед войсками Чан Кайши. Территорию Китая, где находились японские войска, разделили на 15 зон и в каждую назначили командующего. И именно ему соответствующие японские войска должны были сдаться, передав акты о капитуляции с последующей сдачей всего вооружения и снаряжения. Северный Вьетнам составил шестнадцатую зону. Что же касается Маньчжурии, там в тот же день, 17 августа, по соглашению с Макартуром Главное командование Квантунской армии передало акт о безоговорочной капитуляции советским войскам.
2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» в Токийском заливе был подписан формальный акт о безоговорочной капитуляции Японии. А 9 сентября в девять часов утра в здании Центральной пехотной военной школы в Нанкине состоялась главная торжественная церемония принятия акта о безоговорочной капитуляции всех японских вооруженных сил в Китае. От имени китайской армии акт принял командующий сухопутными войсками генерал Хэ Инцинь. День и час церемонии были выбраны не случайно. Число девять, повторенное несколько раз, по поверью китайцев, приносит удачу: на китайском языке «девять» звучит так же, как «долгий» или «долгое время».
Весь Китай ликовал. А Чан записал в дневнике: «Сегодня — …День победы. Однако утраченные территории Северо-Востока все еще в руках русской армии, а в каждом важном районе Синьцзяна сидят марионетки России. Бандиты бесчинствуют, а военные и политические руководители некомпетентны, армия отступает, когда захочет, и не может выполнять приказы… Вопрос с Внешней Монголией тоже еще не решен. Страна ужасно унижена, можно сказать, что со времени антияпонской войны обстановка никогда не была так опасна, как сегодня. Люди радуются, я же чувствую страшный стыд. Увы, хотя война сопротивления и завершилась победой, но революция еще совсем не достигла успеха. Если не победить Третий Интернационал
[118] и не вычистить коммунистических бандитов, революция не сможет завершиться победой».
Да, тяжелая война с Японией завершилась, но начиналась новая битва — с рвавшимися к власти коммунистами.
Новые испытания
Столкновения между коммунистическими и гоминьдановскими войсками, то и дело возникавшие во время Второй мировой войны, обострились накануне ее завершения в связи с вопросом, кому, где и когда принимать капитуляцию Японии. 11 августа 1945 года, то есть еще за три дня до заявления микадо о прекращении сопротивления, командующий войсками компартии Чжу Дэ издал приказ о наступлении на всех фронтах — для того, чтобы «быть готовыми принять капитуляцию». В ответ Чан Кайши приказал коммунистам «оставаться на своих позициях вплоть до получения инструкций», а 14 августа пригласил Мао Цзэдуна приехать в Чунцин на переговоры. Мао на приглашение ничего не ответил, а вот по поводу приказа «оставаться на своих позициях» 16 августа вместе с Чжу Дэ направил Чану радиограмму, потребовав отменить этот приказ и «признать ошибку».
Ситуация благоприятствовала коммунистам, поскольку войска Чан Кайши, как мы помним, располагались далеко от районов, находившихся под оккупацией японцев, в то время как именно в тех районах, в японском тылу, и действовала компартия. Поэтому головной болью Чана стала быстрая переброска своих вооруженных сил в Северный, Северо-Восточный и Восточный Китай. Чан даже попросил Сталина задержать намеченную на 15 ноября 1945 года эвакуацию Красной армии из Маньчжурии, поскольку американцы могли начать оказывать ему помощь в переброске войск только с октября 1945 года.
20 и 23 августа Чан направил Мао еще два приглашения на переговоры. Но 23 августа войска Чжу Дэ в провинции Хэбэй оккупировали крупный город Калган, расположенный в 196 километрах к северо-западу от Бэйпина. На это генерал Хэ Инцинь, ответственный за все вопросы, связанные с капитуляцией, потребовал от японцев (!) вернуть этот город и удерживать его до тех пор, пока к нему не подойдут гоминьдановцы. Сделал он это в полном соответствии с той политикой, которую проводил в Китае генерал Макартур, получивший соответствующие инструкции из Вашингтона. «Нам было совершенно ясно, что, если мы скажем японцам немедленно сложить оружие и маршировать к морскому побережью, вся страна будет захвачена коммунистами, — вспоминал Трумэн в середине 1950-х. — Поэтому японцам были даны инструкции оставаться на своих местах и поддерживать порядок».
Однако американцы и гоминьдановцы не учли, что это только обострит и без того сложную ситуацию. Поэтому потребовалось прямое вмешательство Трумэна и Сталина, чтобы предотвратить широкомасштабную гражданскую войну. Ни новый хозяин Белого дома, ни хозяин Кремля, поддерживавшие в тот период союзнические отношения, никакого бурного конфликта в Китае не хотели, опасаясь, что он мог легко положить конец миру на всей планете. Миру, с таким трудом завоеванному.
В отличие от Рузвельта, правда, Трумэн уже не испытывал особых иллюзий ни в отношении Советского Союза, ни в отношении китайской компартии. По его признанию, «маленький сукин сын <Сталин>» понравился ему только при первой встрече, в июле 1945 года на Потсдамской конференции
[119], поскольку показался «честным и чертовски умным». «Нас тогда волновало, вступит ли Россия в войну с Японией, — вспоминал Трумэн в начале 1946 года. — Конечно, позднее мы поняли, что нам там <в этой войне> Россия не нужна, и с тех пор русские были нашей головной болью». Да, Трумэн был знаком с информацией о «независимом от СССР демократе» Мао, поступавшей в Вашингтон от американских агентов спецслужб, дипломатов и журналистов, но при этом оставался большим прагматиком, нежели Рузвельт. Выходец из простой фермерской семьи, он не спешил верить всему, что говорили коммунисты. «Я никогда не принимал всерьез разговоры о том, что китайские коммунисты лишь “реформаторы-аграрии”», — вспоминал Трумэн в середине 1950-х. К тому же летом 1945 года разведчики в Вашингтоне, проанализировав донесения своих коллег из Китая, а также огромное количество другой литературы о китайской компартии, доложили ему: «Китайские коммунисты — это коммунисты… “Демократия” китайских коммунистов — это советская демократия…
Китайское коммунистическое движение — это часть международного коммунистического движения, финансируемого и руководимого из Москвы».
Вместе с тем, следуя пожеланиям американской общественности, Трумэн стремился как можно скорее вернуть домой американских солдат, которых в Китае насчитывалось 113 тысяч человек. Эти военнослужащие прибыли в Китай, чтобы оказать помощь в репатриации в Японию около трех миллионов японских граждан, в том числе полутора миллионов бывших солдат императорской армии и военно-морского флота, «сдавшихся, но не побежденных». Новая гражданская война могла затянуть процесс репатриации, а вместе с ним и пребывание в Китае американских солдат. Более того, как и многие в то время в США, Трумэн испытывал определенную долю вины за то, что в 1920–1930-е годы Америка не помогла Чан Кайши преодолеть раздробленность его страны, сделав Китай легкой добычей японских агрессоров и тем самым по существу подтолкнув последних к Тихоокеанской войне. «Мы должны реабилитировать Китай и создать там сильное центральное правительство», — написал Трумэн госсекретарю Джеймсу Бирнсу в то время. И именно он через своего посла Хэрли заставил Чана трижды обратиться к Мао с предложением переговоров.