При этом Сталин не желал афишировать свое участие в китайской гражданской войне, хотя и начинал, по-видимому, принимать ее как реальность. Не желал он выступать и посредником между китайской компартией и Гоминьданом, формально заявляя о «невмешательстве во внутренние дела Китая», но при этом явно поддерживая одну сторону конфликта — Мао Цзэдуна. Поэтому все попытки Чана решить с ним вопрос о переброске войск Гоминьдана в Маньчжурию окончились неудачей. Сталин не позволил Чану даже перевезти его войска по КЧЖД и не дал добро на формирование в Маньчжурии гоминьдановских военных частей из местного населения.
Чан Кайши находился в полной растерянности. А тут еще импульсивный посол СШАХэрли внезапно подал в отставку. Это было неожиданно не только для Чана, но и для Трумэна. В конце сентября Хэрли вернулся в Вашингтон для консультаций, а 27 ноября, менее чем через два часа после того, как заверил Трумэна, что «в Китае все находится под контролем», сделал заявление для прессы, обвинив госдеповских «карьеристов» в проведении в этой стране «прокоммунистической» политики и передав репортерам подготовленное еще за день до того обращение к Трумэну о сложении с себя полномочий посла. Под «карьеристами» Хэрли имел в виду бывшего второго секретаря посольства США в Китае Сервиса, которого он уволил еще в апреле 1945 года. Вернувшись в США, тот предоставил редактору журнала «Амэрэйша» Джаффе секретные госдеповские документы, где выражалась симпатия к коммунистам. Джаффе их опубликовал, после чего Сервиса и еще четверых человек арестовало Федеральное бюро расследований (ФБР) США. Вскоре их, правда, под разными предлогами освободили, а Сервиса даже отправили на работу в Японию. Так что демарш Хэрли казался несколько запоздалым. «Посмотрите, что сукин сын <Хэрли> сделал со мной!» — воскликнул Трумэн, обращаясь к членам своего кабинета, собравшимся в тот день на еженедельное застолье. Он был в ярости и растерянности, не зная, кем заменить Хэрли.
Выход нашел министр сельского хозяйства Клинтон Андерсон, предложивший кандидатуру генерала Маршалла, бывшего начальника Генштаба, героя Второй мировой, которого Черчилль как-то назвал «архитектором победы». Тот, правда, уже шесть дней, как был в отставке, но Трумэн тут же ему позвонил, попросив отправиться в Китай. «Слушаюсь, мой президент», — лаконично ответил Маршалл и повесил трубку.
Чан поначалу был расстроен. Вместо Хэрли ему хотелось видеть послом Ведемейера, которого он очень ценил. Но Трумэн и не посылал Маршалла в Китай послом, хотя и возвел его в этот ранг. Место посла оставалось вакантным; Маршалл же исполнял роль специального представителя президента, перед которым Трумэн поставил задачу «убедить китайское правительство созвать национальную конференцию из представителей главных политических групп для того, чтобы осуществить объединение Китая и одновременно способствовать прекращению столкновений, особенно в Северном Китае». Президент США разрешил Маршаллу даже пригрозить Чану — если Китай не будет объединен, то американцы не «смогут всерьез рассматривать» эту страну как «надлежащее место для американских вложений».
Маршаллу было около 65 лет. Высокий, под метр восемьдесят, худой, чуть сутуловатый, с пепельными коротко постриженными волосами и пронзительно голубыми глазами, он умел влиять на окружающих. Черчилль называл его «самым благородным римлянином», а будущий госсекретарь Дин Ачесон считал, что «от него исходила мощная, направленная на вас сила. Его фигура излучала энергию, которую усиливал звук его голоса, низкого и резкого стаккато. Он вызывал уважение. От него веяло властью и спокойствием».
Маршалл когда-то неплохо знал Китай, служил в Тяньцзине вместе со Стилуэллом в 1924–1927 годах и даже немного владел китайским языком. Но о Чан Кайши как о человеке и о его окружении имел представление лишь по донесениям своего друга Стилуэлла. Много лет спустя Маршалл будет отрицать, что именно отношение Стилуэлла к Чану «окрасило» его представление о националистическом Китае, и даже заявит, что был и остается «поклонником Чан Кайши». На самом же деле он относился к Чану очень критически еще до прибытия в Китай 21 декабря 1945 года, а потом неоднократно высказывал ему не менее резкие замечания, чем те, что делал Стилуэлл. Перед отъездом из Штатов Маршалл встретился со знакомым нам Дональдом, который посвятил его в семейные тайны Чана. В частности, рассказал о том, какое большое влияние оказывает на Чан Кайши его свояченица Нэнси-Айлин, коррумпированная старшая сестра Мэйлин, являвшаяся супругой Кун Сянси. И хотя Дональд защищал Чана, уверяя, что сам он отнюдь не коррупционер, просто не в силах противостоять свояченице, критическое отношение Маршалла к режиму Чана не могло не упрочиться.
Накануне приезда Маршалла Чан Кайши совершил краткую поездку в Бэйпин, а затем завернул в Нанкин, где и встретил специального представителя президента США. В Пекине Чан выступил перед толпой школьников, которые были настолько возбуждены от прилива патриотических чувств, что окружили его тесной толпой, не давая спуститься с трибуны, тянули к нему руки, шумели, хватали за полы одежды. Такой же радостный прием его ждал в Нанкине. Прибыв в город, он прежде всего вознес молитву Всевышнему за то, что тот даровал ему победу, позволив спокойно вернуться в старую столицу. После этого прямо с аэродрома проследовал в Военную школу, на территории которой раньше жил, где встретился с генералами и офицерами, а для одной из аудиторий написал красивым почерком плакат: «Зал триумфальной песни Христа». В поездке его сопровождал Цзинго, с которым он посетил Мавзолей Сунь Ятсена на Лилово-золотой горе, чтобы поклониться великому учителю, а также другие достопримечательности. На обратном пути он остановился в Ухани.
Поездки на какое-то время развлекли его, но полностью расслабиться Чан не мог. Его волновал не прекращавшийся конфликт с китайской компартией, и хотелось выяснить, каковы же истинные цели Сталина в Китае. Через нового посла СССР Аполлона Александровича Петрова, сменившего Панюшкина весной 1945 года, он еще в середине ноября обратился к кремлевскому вождю с просьбой принять в качестве его (Чана) личного представителя своего старшего сына. К тому времени Цзинго стал наиболее доверенным лицом отца. По словам Сун Цинлин, свояченицы Чана, трудно было «найти второго такого человека, который бы пользовался столь широкими полномочиями, как Цзян Цзинго». О возросшей роли Цзинго в китайской политике знал и Сталин. Не случайно летом 1945 года на банкете по случаю приезда в Москву китайской делегации во главе с Т. В. Суном он поднял тост и за Чана, и за Цзян Цзинго «как преемника Чан Кайши».
Цзинго вылетел в Москву из Чунцина в Рождество, 25 декабря 1945 года, и Сталин удостоил его двумя продолжительными аудиенциями — 30 декабря (час сорок минут) и 3 января (час тридцать), но никаких обещаний не дал. Более того, принял его не как личного представителя главы дружественного государства, а как частное лицо: дал команду не украшать аэродром, куда приземлялся самолет с Цзинго, флагами СССР и Китая, не выставлять почетный караул, не исполнять гимны. Да и поселил Цзинго как туриста — в гостинице «Националь», за его собственный счет (ему дали обычную комнату под номером 200). Во время же переговоров в основном отнекивался, говоря, что о ситуации в Китае знает мало, а о положении в китайской компартий — почти ничего. Он даже спрашивал Цзинго, является ли Китай республикой! Не знал он, по его словам, и о том, чего хотят коммунисты в Китае. На неоднократные же просьбы Цзинго дать китайским коммунистам совет сотрудничать с Гоминьданом отвечал одно — что «китайские коммунисты не подчиняются русским коммунистам» и «не просят совета». И даже сказал, что «Советское правительство… недовольно их поведением» и «они знают, что Советское правительство с ними не согласно». «Если они обратятся за советом, то он им будет дан, а так — Бог его знает», — глубокомысленно заметил вождь, добавив, что, с его точки зрения, «у коммунистов есть какая-то затаенная мысль». Нелестно высказался он и о Мао: «Мао Цзэдун — своеобразный человек и своеобразный коммунист. Он ходит по деревням, избегает городов и ими не интересуется». «Он, тов. Сталин, этого не понимает», — записал стенографист.
