Слов нет, хороший спектакль разыграл «великий вождь и учитель»! Встретившись накануне нового, 1946 года с советским послом, Чан Кайши решил сыграть ва-банк, заявив для передачи Сталину, что согласен даже на мирное сосуществование в Китае вооруженных сил «различных партий и направлений», только бы они подчинялись приказам Верховного главнокомандования.
А Маршалл тем временем развернул кипучую деятельность, встретившись со многими китайскими политиками и приложив все усилия к тому, чтобы вновь усадить гоминь-дановцев и коммунистов за стол переговоров. В разговорах с ним коммунисты и большинство членов других партий и беспартийных на чем свет поносили Гоминьдан, Чан же и его сторонники ругали компартию. Но Маршалл не вдавался в детали. Он стремился выполнить свою миссию любой ценой, так как привык побеждать. И когда Чан стал уж слишком настойчиво убеждать его в том, что коммунисты ненадежны, напрямик изложил ему угрозы Трумэна: «Нет единства — нет помощи и инвестиций».
Это возымело действие, и уже через 19 дней после приезда, 10 января 1946 года, Маршаллу удалось убедить Чана согласиться на перемирие. Под соглашением подписались и коммунисты. Перемирие, правда, не везде соблюдалось, но Маршалл был доволен: ему казалось, что его миссия начала приносить плоды. 10 января в Чунцине открылась Политическая консультативная конференция с участием восьми гоминьдановцев, семи коммунистов, четырнадцати представителей либеральных партий и девяти беспартийных. Конференция приняла решение о созыве через четыре месяца, 5 мая (в годовщину вступления Сунь Ятсена в 1921 году в Кантоне в должность «чрезвычайного президента Китайской Республики»), Национального собрания для принятия конституции.
Но все это было формальностью. Китай нельзя было объединить путем переговоров. В стране, как и раньше, существовали различные милитаристские группировки, и из них компартия была лишь одной, хотя и самой агрессивной. В стране по-прежнему отсутствовал единый рынок, а безграмотное население ничего не понимало ни в демократии, ни в выборах, ни в конституции, живя, как и сотни лет до того, в своих замкнутых мирках. Ведемейер, хорошо понимавший эту страну, писал: «Китай не готов к демократической форме правления — и потому, что 95 процентов его населения безграмотны, и в силу многих других веских причин. Безмолвные массы Китая жаждут мира, но не очень-то заинтересованы в каких бы то ни было идеологиях, ничего не зная о них. Они заботятся главным образом о том, чтобы получить работу, обеспечить едой и одеждой свои семьи и жить в счастливой мирной обстановке. С ситуацией здесь лучше всего может справиться доброжелательный деспот или военный диктатор; коммунист или гоминьдановец — не имеет значения. По моему опыту, практически все китайские чиновники интересуются <только> собственным обогащением».
Ну как тут опять не вспомнить Черчилля, который еще в апреле 1945-го говорил Хэрли (то же он мог сказать и Маршаллу): «Вы чудак. Они <китайцы> в течение пяти тысяч лет не могут объединиться, а Вы <путем переговоров> хотите объединить их в три месяца». Пресечь центробежные тенденции в Китае можно было только силой. И Мао Цзэдун давно выразил это в яркой формуле: «Винтовка рождает власть».
Так же, как Мао, мыслил и Чан Кайши, а потому, поддавшись на уговоры Маршалла, тем не менее записал в дневнике: «Маршалл совершенно не понимает, что они <коммунисты> абсолютно неискренни… В последние дни я нахожусь в мрачном настроении, мне стыдно. Коммунистические же бандиты необузданны, они лают, как свора собак. Я знаю, что прошлые дела неразрешимы».
Перемирие продолжало нарушаться и коммунистами, и гоминьдановцами. Маршалл вначале был склонен во всем винить Гоминьдан, потом — компартию, затем — опять Гоминьдан. 2 февраля 1946 года Чан записал в дневнике: «Разговаривал с Маршаллом. Похоже, он начинает постепенно осознавать мошенничество китайских коммунистов… Чжоу Эньлай… сказал Маршаллу, что КПК настроена проамерикански, а не просоветски. Вот уж удивительно, нет слов!» А вот что констатировал Чан Кайши в конце февраля: «Хотя Маршалл и понимает меня более или менее хорошо, но влияние на него риторики коммунистов особенно глубоко. Американцы легко поддаются на обман, их нетрудно одурачить. Это справедливо даже для таких закаленных бойцов, как Маршалл… Не перестаю волноваться о судьбах мира».
Трумэн тоже волновался о судьбах мира, но, как и большинство американцев, считал, что спасение человечества — только в демократизации. Китай он не знал и его специфику, в отличие от Ведемейера, не понимал. Получив донесение Маршалла о том, что первый этап его миссии успешно завершился, он написал ему 2 февраля 1947 года: «Похоже, что китайская программа осуществляется точно так, как мы запланировали».
15 марта довольный Маршалл вернулся в Вашингтон для консультаций с президентом. Он считал, что теперь пришло время подкрепить мирный процесс в Китае крупной суммой денег, и запросил кредит в 500 миллионов долларов. Но пока Маршалл отсутствовал, ситуация вышла из-под контроля. Связано это было во многом с ухудшением китайско-советских отношений из-за вопроса о Маньчжурии.
Вплоть до весны 1946 года Чан все надеялся, что Сталин выполнит договор о дружбе и союзе и поможет установить власть гоминьдановского правительства на северо-востоке Китая. И для того, чтобы успеть переправить в Маньчжурию свои воинские части, еще дважды просил кремлевского диктатора отсрочить вывод оттуда советских вооруженных сил — сначала до 3 января 1946 года, а потом — до 1 февраля. Но никакой помощи так и не получил. Более того, оккупационные войска остались на северо-востоке Китая и после 1 февраля («ввиду зимних условий и плохой погоды»), причем занимались беспардонным грабежом: под видом «военных трофеев» демонтировали и вывозили в Советский Союз крупные промышленные предприятия, включая Аныпанский металлургический комбинат и авиационный завод в Цзюйтяне, а также присваивали имущество не только японских, но и китайских граждан. В результате экономике Маньчжурии, по разным данным, был нанесен урон на сумму от 858 миллионов до 2 миллиардов 236 миллионов американских долларов. Неудивительно, что Гоминьдан и общественность стали открыто выражать недовольство поведением Советской армии. В феврале-марте 1946 года в Чунцине, Шанхае, Нанкине и Кантоне прошли массовые демонстрации студентов, носившие резко антисоветский характер.
Этим настроениям поддался и Чан Кайши, начавший проводить недальновидную политику в отношении СССР. 6 марта 1946 года МИД Китайской Республики выразил по поводу разграбления Маньчжурии протест, потребовав немедленной эвакуации Советской армии. Понимал ли тогда Чан, что на смену русским придут китайские коммунисты? Вероятно, нет: он рассчитывал сам занять оставляемые Советами города, опираясь на помощь США. Но просчитался.
Через неделю, 13 марта, Сталин начал отвод советских войск, завершившийся 3 мая. Одновременно, обидевшись на Чана, он призвал китайских коммунистов действовать активно и свободно, даже раскритиковав их за излишнюю вежливость по отношению к Соединенным Штатам. Советская армия стала оказывать КПК огромную помощь в переброске ее войск в Маньчжурию, передала им оставшееся вооружение Квантунской армии и даже частично немецкое, чехословацкое и советское оружие.
