Чан Кайши встречал Эйзенхауэра в аэропорту — в парадном военном мундире, с орденом Синего неба и Белого солнца на левой стороне груди. Чан очень любил этот орден, хотя он был второй по значению наградой в Китайской Республике. У Чана имелся и высший орден — Национальной славы, которого он удостоился 10 октября 1943 года, в годовщину Синьхайской революции, но надевал он его редко. Орден Синего неба и Белого солнца был особенно дорог ему тем, что он получил его за объединение страны в результате Северного похода (орден был вручен ему в 1930 году).
Выглядел Чан Кайши для своих лет (ему шел уже 73-й год) неплохо: поджарый, с красивыми седыми усами и живыми глазами. Только вот стал сутуловат, да и голос больше не поднимался до прежнего резкого стаккато. Мэйлин же, приехавшая с мужем в аэропорт, была, как всегда, неотразима; 63 года ей никак нельзя было дать. По-прежнему элегантная и хрупкая, одетая в бело-голубое платье-ципао, она произвела на американского президента самое приятное впечатление. Мэйлин тоже была кавалером ордена Синего неба и Белого солнца, который Чан вручил ей сразу после Каирской конференции за большой вклад в переговоры с Рузвельтом, но она его не надела.
Чан и Мэйлин уже встречались с Эйзенхауэром, в ноябре 1943 года в Каире, но тогда Айк (как его все звали) был всего лишь членом американской делегации. Теперь же он в глазах Чана являлся главой всего свободного мира и его главным союзником. Чан, правда, был очень расстроен тем, что Эйзенхауэр ничего не сделал для защиты президента Южной Кореи, 84-летнего Ли Сын Мана, в марте 1960 года свергнутого в результате массовых демонстраций либеральной интеллигенции, выступившей против фальсификаций на прошедших тогда в Южной Корее выборах. Американцы лишь помогли Ли Сын Ману бежать на Гавайи.
Свержение южнокорейского диктатора не могло, понятно, не взволновать Чана. И не только потому, что он считал Ли Сын Мана другом, но и потому, что опасался, не предадут ли американцы его так же, как Ли, в случае аналогичных выступлений тайваньских либералов. Волновали его и события в Турции, где в мае 1960 года тоже произошли народные выступления и еще один союзник США, премьер-министр этой страны, потерял власть. По воспоминаниям Эйзенхауэра, Чан сказал ему, что за всеми этими восстаниями несомненно стоят коммунисты, как советские, так и китайские, и выразил опасение, не произойдет ли аналогичного переворота в Японии. Он был абсолютно убежден, что Хрущев и Мао действуют рука об руку и их главная цель — подорвать стабильность в Азии, «самом слабом звене в обороне свободного мира». В обозначившиеся в то время разногласия между КПСС и КПК Чан Кайши не верил, заверяя Эйзенхауэра в том, что «Мао никогда не сможет порвать с Советским Союзом, ибо своей властью он обязан поддержке Кремля».
Как же он ошибался! На самом деле именно в то время конфликт между Мао Цзэдуном и Хрущевым достиг точки невозврата.
В выступлениях и беседах с Чаном и Мэйлин Эйзенхауэр подчеркивал «твердую солидарность Америки» лично с Чан Кайши и его правительством, а пекинский режим называл не иначе как «воинственный и тиранический». В коммюнике же, опубликованном по итогам визита 19 июня 1960 года, было отмечено, что «оба президента выразили полное взаимопонимание по вопросу о жизненной необходимости достижения более тесного союза и укрепления всех свободных наций перед лицом продолжающейся угрозы коммунистической агрессии против свободного мира и в особенности свободных стран Дальнего Востока».
Много внимания было уделено и экономическим проблемам Тайваня. Чан рассказал об успехах, а Эйзенхауэр «выразил восхищение американского народа прогрессом, достигнутым Китайской Республикой в различных областях в последние годы, заверив <Чана> в неизменной помощи Соединенных Штатов».
Эйзенхауэр не зря выражал восхищение. Экономика Тайваня действительно была на подъеме. Первый четырехлетний план 1953–1956 годов был успешно выполнен, и если в 1952 году рост ВНП составил 12,3 процента, то за 1953–1956 годы он вырос еще на 37 процентов, а в пересчете на душу населения — на 17 процентов. Почти был завершен и второй четырехлетний план 1957–1960 годов, и было ясно, что ВНП вырастет еще на 31 процент, а в пересчете на душу населения — еще на 13 процентов. Магазины и рынки на Тайване были заполнены товаром. В отличие от КНР, где в результате «большого скачка» миллионы людей умирали от голода.
В 1960 году два важных события случились и в семье Чан Кайши: почти одновременно были сыграны две свадьбы. В апреле старший сын Цзинго и Фаины Ален женился на девушке Сюй Найцзинь (христианское имя — Нэнси), с которой вместе учился в Калифорнийском университете в Беркли. (Ален с сестрой Эммой приехали на учебу в Америку в декабре 1959 года.) Как и вторая жена Вэйго, Нэнси была наполовину немкой и так же, как все женщины в семействе Чана, настоящей красавицей. Но главное заключалось не в ее красоте. Нэнси имела очень сильный характер, и то, что она вышла замуж за Алена, стало настоящим счастьем для всей семьи. Дело в том, что в Америке Ален начал пить, так что будущей невесте приходилось буквально силой вытаскивать его из баров. И только женившись, он на какое-то время остепенился. Жили они с женой в северной части Беркли, недалеко от университета, на тихой улочке Килер, в доме 1095 — симпатичном двухэтажном особняке.
А через четыре месяца, 11 августа 1960 года, свадьбу сыграла и дочь Цзинго — Эмма. Она вышла замуж за Юй Янхэ, который был старше ее на 14 лет, да к тому же трижды разведенный. Правда, это был очень интересный человек, бывший военный летчик, участник более тридцати воздушных боев с японцами, а кроме того, сын чанкайшистского министра обороны генерала Юй Давэя. Но все равно этот брак вызвал неудовольствие Цзинго, обожавшего Эмму и желавшего ей лучшей доли. Тем не менее он вынужден был смириться. И молодые счастливо зажили в Штатах, в городе Окленде, поселившись в небольшой квартирке в доме под номером 5939 на центральном проспекте Телеграф. Их жилье находилось примерно в двадцати минутах езды от дома Алена.
В конце 1960 года, однако, Чана ждало неприятное известие. Оно, правда, касалось не семьи, а политики, но политика давно стала его семейным делом. В ноябре на выборах президента США кандидат от Республиканской партии вице-президент Ричард Никсон проиграл молодому демократу Джону Ф. Кеннеди. Проиграл Никсон с минимальной разницей, всего в семнадцать сотых процента, и это было особенно обидно. Чан достаточно натерпелся от американских демократов, а от республиканцев, того же Эйзенхауэра, видел в основном только хорошее. Поэтому болел за Никсона, тем более что знал его лично: в 1953 году Эйзенхауэр посылал своего вице-президента на Тайвань, где тот в течение семи часов беседовал с Чаном и Мэйлин, выполнявшей роль переводчицы. Никсон и Чан понравились друг другу, и Никсон впоследствии вспоминал, что был «приятно поражен его <Чана> высоким интеллектом и беззаветной преданностью делу освобождения китайского народа от коммунистического угнетения».
Правда, в 1949 году Кеннеди показал себя другом китайских националистов, выступив с осуждением китайской политики Трумэна, несмотря на то что был с ним из одной партии. «Когда-то мы сражались за свободу Китая, — сказал он 30 января 1949 года, понимая, что победа коммунистов очевидна. — Но то, что наши молодые ребята спасли, наши дипломаты и наш президент растратили попусту». Однако позиция Кеннеди в отношении Тайваня не вызывала у Чана оптимизма. Он не без оснований опасался, что Кеннеди пожертвует Тайванем ради развития отношений с КНР и, возможно, поддержит прием маоистского Китая в члены ООН.