Шанхайская бойня положила начало новому патриотическому подъему. В стране фактически началась антиимпериалистическая революция.
Революционная волна достигла и Кантона. 19 июня, вскоре после разгрома юньнаньцев и гуансийцев, рабочие Кантона и Гонконга забастовали. Они были поддержаны трудящимися англо-французской концессии (колонии) Шамянь, расположенной на небольшом одноименном острове в бухте Белого Гуся в юго-западной части города, в том месте, где река Чжуцзян разделяется на два рукава. 23 июня рабочие, студенты, торговцы и курсанты Вампу, всего несколько десятков тысяч человек, организовали рядом с этой концессией демонстрацию под лозунгами «Отомстим за кровь убитых соотечественников!» и «Долой империализм!». Кто-то выстрелил (по всей вероятности, провокатор), в ответ полицейские сеттльмента открыли огонь. Они были поддержаны артиллерийскими залпами стоявших на рейде иностранных кораблей. В итоге на набережной Чжуцзяна у моста, соединяющего восточный квартал Шамяня с китайским районом Кантона, остались лежать 52 убитых и 178 тяжелораненых демонстрантов. Среди убитых было 20 курсантов Вампу. В Шамяне был убит один француз, а несколько других иностранцев — ранено.
В ответ на новое убийство китайцев началась всеобщая гонконг-кантонская забастовка: бросили работу более 250 тысяч человек, после чего начался массовый исход рабочего люда из Шамяня и Гонконга в Кантон и окрестные города и деревни. Гоминьдановское правительство стало оказывать стачечникам посильную помощь. Была объявлена блокада Гонконга и Шамяня, под руководством рабочего отдела ЦИК Гоминьдана сформирован Гонконг-Ша-мяньский стачечный комитет.
1 июля на базе кантонского кабинета министров был официально образован новый кабинет, амбициозно назвавший себя Национальным правительством Китайской Республики. Председателем его стал Ван Цзинвэй, министром иностранных дел — Ху Ханьминь, министром финансов — Ляо Чжункай, военным министром — Сюй Чунчжи.
Генерал Сюй, очевидно, от имени Ван Цзинвэя, рекомендовал и Чану войти в правительство, но тот отклонил предложение: «Тот командующий, который непосредственно подчиняется правительству, не должен входить в <само> правительство». В итоге 3 июля Чана включили только в состав Военного совета, сформированного также под председательством Ван Цзинвэя. Помимо него и Вана в Военный совет вошли Ху Ханьминь, Ляо Чжункай, генерал Сюй, генерал Тань Янькай, бывший губернатор Хунани — миллионер и член Гоминьдана с 1912 года, «уверенный в себе, уравновешенный и интеллигентный» человек, генерал Чжу Пэйдэ, новый командующий юньнаньскими войсками и министр вооружений и материального снабжения войск, и У Чаошу, новый мэр Кантона, известный дипломат и юрист, получивший образование на Западе.
У Чаошу был единственным из членов руководства, который знал западноевропейское и американское право, а это было особенно важно в условиях подъема антиимпериалистического движения в стране.
По мере того как позиции Чан Кайши в гоминьдановской верхушке все более укреплялись, становились заметны трения между ним и военным министром Сюй Чунчжи. В разговоре с Блюхером Чан даже как-то высказал недовольство генералом Сюем, заметив, что Сюй — человек, «с которым вы, работая десять лет и считаясь его другом, на одиннадцатом году можете оказаться выброшенным им из круга своих друзей и оказаться дураком (так в тексте. — A. IL)». Командующий Кантонской армией, много лет покровительствовавший Чану, становился явно не нужен ему, тонкому интригану и далеко не посредственному политику. Более того — мешал ему, стоя на пути к высшей власти.
И тут огромную помощь Чану оказал Бородин: будучи абсолютно убежден в прокоммунистических настроениях Чана, он полностью поддержал его в подковерной борьбе с Сюем. В отличие, кстати, от Блюхера, который, при всем уважении к Чан Кайши, настаивал на поддержке генерала Сюй Чунчжи как военного руководителя. По словам хорошо осведомленного члена руководства КПК Чжан Готао, «дело было передано на усмотрение Москвы, которая отвергла точку зрения Галина (то есть Блюхера. — А. П.)». Последний выехал в Москву.
А советские представители в Китае поставили вопрос об увеличении «дивизии Вампу и, если позволят обстоятельства и силы довести ее к 1 января 1926 г. до 20–30 тысяч
[28]… Если это удастся сделать, то в руках гоминьдановского правительства будет армия, которая совершенно свободно сможет угрожать долине р<еки> Янцзы». Примерно в то же время Политбюро ЦК большевистской партии приняло решение выделить до 1 октября 1925 года на формирование в Кантоне двух новых дивизий и перевозку для них вооружения 477 тысяч рублей. То есть с помощью советских товарищей Чан продолжал наращивать силы.
Он все больше нравился русским своей левизной. Тем более что после того, как двадцать его курсантов остались лежать у моста в Шамянь, сраженные пулями англичан, его антиимпериализм достиг апогея. Дневник Чана в то время буквально запестрел антибританскими записями (они прекратятся только после 7 сентября 1926 года, вскоре после взятия его войсками, участвовавшими в Северном походе, города Ханькоу на реке Янцзы). «Идиоты и варвары англичане считают китайцев мусором и бессмысленно уничтожают их», — написал он 23 июня 1926 года, выплескивая свою ненависть на страницы дневника. И с тех пор в течение 77 дней почти каждую запись начинал с проклятия англичанам: «Надо убить всех английских врагов… Я вас убью, английские враги!» и т. п. Общее число записей — 494(!).
Не только Чан Кайши, но и многие другие руководители Гоминьдана испытывали в то время все возраставшее негодование по отношению к англичанам. Помимо прочего, именно английские власти в Гонконге, контролировавшие китайские таможни, не давали ни Сунь Ятсену, ни его преемникам получать ту часть таможенных налогов, которая превосходила суммы, собираемые англичанами в счет уплаты контрибуции, наложенной на Китай неравноправными договорами. Эту излишнюю часть налогов они отсылали в Пекин, поскольку именно пекинское правительство было международно признанным. Все попытки гоминьдановцев получить эту часть таможенных сборов оказывались безрезультатными. А тут еще расстрел!
С происками английских властей Гонконга многие вожди Гоминьдана связали и новое событие, тоже потрясшее весь город. 20 августа в 9 часов 50 минут утра у ворот ЦИК Гоминьдана был застрелен Ляо Чжункай. Он торопился на заседание и, едва выйдя из машины, пал, сраженный четырьмя пулями наемных убийц. По дороге в больницу он скончался.
Через несколько часов после убийства было созвано совместное заседание ЦИК, правительства и Военного совета, на котором по предложению Бородина был образован Особый комитет в составе трех человек: Ван Цзинвэя, генерала Сюя и Чан Кайши для расследования преступления. Бородин и Виктор Павлович Рогачев (исполнявший в отсутствие Бородина обязанности главного военного советника) стали советниками Особого комитета, сконцентрировавшего всю полноту власти в Гоминьдане. В Кантоне было объявлено военное положение.
