К тому времени Чан находился уже вне Ханькоу. Еще до падения Учана он понял, что войска генерала У Пэйфу практически разгромлены, и во второй декаде сентября повернул свою колонну в Цзянси — против нового врага, маршала Сунь Чуаньфана, отдав славу покорителя Хубэя Тан Шэнчжи. Перейдя границу Цзянси 22 сентября, он в течение месяца с боями продвигался в сторону главного города этой провинции, Наньчана, который взял 7 ноября. Следующая цель Чан Кайши и Блюхера, находившегося в его войсках, была ясна: захватить Шанхай и Нанкин — важнейшие города Восточного Китая. Одновременно войска генерала Хэ Инциня (бывшего инструктора Вампу) не спеша продвигались по провинции Фуцзянь в направлении Чжэцзяна, родной провинции Чан Кайши.
Второе послание от Мэйлин Чан получил в ноябре, и оно всколыхнуло воспоминания о роскошной женщине. Судя по тому, что Мэйлин продолжила с ним переписку, он тоже ее заинтересовал. Да почему бы и нет? Сильный, высокий, красивый мужчина, чьи «тревожные черные глаза… проникали в душу». Он явно обладал харизмой, будучи прирожденным лидером. Так что амбициозная волевая женщина, знавшая себе цену и стремившаяся составить блестящую партию, не могла упустить его. Новый вождь Гоминьдана и главнокомандующий армией имел все шансы встать во главе страны, значит, как нельзя лучше подходил ей. Ее старшая сестра разделяла эти настроения — в отличие от средней сестры, Цинлин, вдовы Сунь Ятсена. Та никогда не любила Чана, а после смерти мужа ее отношение к нему даже ухудшилось. По ее рассказам, он через некоторое время после похорон Суня имел наглость послать к ней свата, которого она выставила, так как была уверена, что Чан хочет жениться на ней «не по любви, а из политических соображений». Узнав, что Чан неравнодушен к ее младшей сестре, она лишь утвердилась в мысли, что этот человек — карьерист. «Всеми правдами или неправдами он хочет войти в нашу семью, то есть семью Сунь Ятсена» — так примерно рассуждала она.
Была ли она права? Отчасти. Шанс породниться с влиятельной и богатой семьей Сунов, конечно, не мог не будоражить воображение Чана. Ведь он стал бы тогда свояком Сунь Ятсена и родственником умелых финансистов Кун Сянси и Т. В. Суна (брата Мэйлин), которые смогли бы изыскать деньги, столь необходимые для укрепления его власти в Гоминьдане. Но вполне вероятно, что Мэйлин понравилась Чану и просто как женщина. Она действительно была обворожительна, умна, артистична, великолепно образована и интеллигентна. В общем — настоящая леди.
Мэйлин родилась 5 марта 1897 года в деревне Чуаныпа, пригороде Шанхая. С десяти до шестнадцати лет жила вместе с Цинлин в Америке, в городке Мэйкон, штат Джорджия, в 80 милях к юго-востоку от Алабамы, где Цинлин училась в престижном Уэслианском колледже для женщин, а Мэйлин брала частные уроки английского. В том же колледже до 1909 года училась и их старшая сестра Нэнси. В 1912 году в возрасте пятнадцати лет Мэйлин тоже приняли в это учебное заведение, но через год, когда Цинлин, окончив колледж, вернулась на родину, она перевелась поближе к брату, Т. В. Суну, учившемуся на экономическом факультете в Гарварде. Ее зачислили в знаменитый женский колледж Уэллси, расположенный в 16 милях к западу от Кембриджа, — тот самый, где в 1940-х годах литературу и русский язык будет преподавать знаменитый Владимир Набоков. Весной 1917-го Мэйлин блестяще окончила курс по специальности «английский язык и литература» в числе тридцати трех лучших студенток. Она была влюблена в Америку, что, собственно, неудивительно — в этой стране она выросла. По образу мыслей и воспитанию она была американкой. «Единственное, что у меня есть китайского, это мое лицо», — говорила она. Естественно, изъяснялась она по-английски абсолютно свободно, хотя и с сильным южным американским акцентом, который приобрела еще в детстве в Джорджии и от которого не могла избавиться.
Она рано повзрослела, обнаружив, что привлекательна для мужчин, обожала красиво одеваться, и будучи уверена в своей неотразимости, переживала лишь по поводу своей склонности к полноте. «Я очень экстравагантна в одежде… Мой любимый лозунг: не ешь конфет, ни одной… Моя тайная печаль: я толстая», — писала она в дневнике. Желание любить и быть любимой с ранней юности переплеталось в ней со стремлением достичь славы и величия. Она и представить себе не могла, что может выйти замуж за обыкновенного человека. Говорят, правда, что до встречи с Чаном у нее были какие-то отношения с одним из друзей Т. В. Суна по имени Лю Цзивэнь, они якобы даже обручились. Но так ли это, никто точно не знает. Сам Лю, который, кстати, тоже не был простым человеком и занимал немало видных постов в Гоминьдане еще при Сунь Ятсене, это отвергал.
Чан нравился Мэйлин во всех отношениях. «Мое замужество с Чан Кайши было целиком моей идеей, — вспоминала она. — Еще будучи маленькой девочкой, я обожала героев». И еще: «Это был мой шанс. Вместе с мужем я буду работать не покладая рук для того, чтобы сделать Китай сильнее». Кроме того, добавляла она, «меня взволновали его горящие глаза… Я влюбилась в него».
Между тем военные успехи Чан Кайши все более беспокоили Бородина. Несмотря на то, что Чан после майского (1926 года) пленума ЦИК никаких новых мер против 126 коммунистов не предпринимал, «высокий политический советник» был убежден, что, взяв Шанхай, этот крупнейший промышленный и торговый центр страны, Чан тут же начнет убивать коммунистов. Еще во второй половине октября в Кантоне, за спиной Чана и «цикады» Чжана, Бородин созвал объединенное совещание ЦИК Гоминьдана с представителями провинциальных и особых городских комитетов этой партии. На совещание в основном собрались только левые. На нем была принята новая программа Гоминьдана, в которую, в частности, вошли требования коммунистов по крестьянскому вопросу: снижение арендной платы, ростовщического процента, облегчение налоговой эксплуатации и запрещение спекуляции. При этом впервые прозвучала критика в адрес и Чана, и «цикады» Чжана, а также было решено просить Ван Цзинвэя, жившего в то время во Франции, вернуться из «отпуска». Удар по Чану был точно выверенным.
В начале ноября Политический совет Центрального исполкома Гоминьдана принял решение перенести в Ухань резиденцию своего национального правительства, и через месяц первая группа министров (четверо мужчин плюс вдова Суня, Цинлин, — все левой ориентации) вместе с Бородиным перебралась на новое место. По дороге из Кантона, в одном из курортных местечек в горах Лушань в провинции Цзянси, поздно вечером 7 декабря Бородин встретился с Чан Кайши. Встреча двух старых знакомых прошла в напряженной обстановке. Бородин приехал в Ухань раздраженный.
Сразу же по приезде он встретился с командиром западной колонны генералом Тан Шэнчжи, которому дал понять, что больше не доверяет Чану и полагается только на Тана. «Тот, кто сможет честно осуществить идеи доктора Сунь Ятсена, станет величайшей фигурой в Китае», — заявил он генералу. Тан, субтильный мужчина с тонкими усиками и оттопыренными ушами, выпускник Баодинской военной академии и правоверный буддист, обрадовавшись, ответил: «Я готов следовать всем вашим указаниям». После этого Тан стал открыто твердить на всех углах: «Чан Кайши устал. Ему лучше бы отдохнуть, так как он не сможет ничего сделать в Цзянси. Если бы я возглавил армию, я бы атаковал не только Цзянси, но и Нанкин». Борьба с Чаном стала с тех пор и для Тана, и для Бородина настоящей идеей фикс.
