Ощутившая свою значимость не только в жизни мужа, но и страны, Мэйлин, наконец, обрела, по ее словам, «необъяснимое спокойствие и уверенность». Время от времени ее, правда, продолжали терзать депрессии, но ее волевая натура помогала ей преодолевать кризисы. В целом она была счастлива. «Я многократно благодарю Бога за то, что он послал мне два величайших подарка, которые может иметь женщина: возможность раствориться в великой Воле и мужа, верящего в то же, во что и я», — писала Мэйлин.
Конечно, ей не хватало детей, и это порой усугубляло ее депрессивное настроение. У каждой из женщин Чана было по ребенку: у первой, Фумэй, — сын Цзинго, у второй, Ечэн, — приемный сын Вэйго, у третьей, Дженни, — приемная дочь Пэйпэй, а у нее — никого.
Старший сын Чана — Цзинго, правда, жил вдали от матери и отца, в Советском Союзе, куда, как мы помним, приехал шестнадцатилетним юношей в ноябре 1925 года.
В Университете трудящихся Китая имени Сунь Ятсена (УТК) у него от множества революционных книг голова пошла кругом, и по рекомендации своего близкого друга Шао Чжигана, младшего сына знакомого нам Шао Лицзы (бывшего тогда секретарем Чан Кайши
[38]), он вступил в комсомол. Начал выполнять ответственные партийные поручения, вошел в редакционный совет стенной газеты «Хун цян» («Красная стена»), а в апреле 1927 года был настолько потрясен шанхайским переворотом, что на университетском митинге отрекся от своего отца-палача. А потом подписал письмо отцу, написанное, очевидно, сотрудниками университета или работниками Исполкома Коминтерна. В письме были такие строки: «Я знаю только революцию и больше не знаю тебя как отца… Я твой враг… Извини, пожалуйста, но мы легко разделаемся с тобой».
Дальше — больше. Одним из первых среди студентов-китайцев Цзинго вступил в члены троцкистской организации, в рядах которой проявил заметную активность. Однако после разгрома организации советской политической полицией (ОГПУ) в ноябре 1927 года резко отошел от оппозиции: по словам его сотоварища, троцкиста Ци Шугуна, Цзинго просто «испугался троцкистской нашей активной работы». По совету некоторых сокурсников Цзинго написал официальное заявление о разрыве с троцкистами.
В Москве в конце 1926-го или начале 1927 года он женился на молоденькой студентке Фэн Фунэн (псевдоним — Нежданова). Она была дочерью Фэн Юйсяна, так что этот брак был выгоден и Чану, и Фэну: они становились сватами. Но через несколько месяцев, в конце 1927 года, Цзинго порвал с женой, что объяснялось просто: маршал Фэн ведь тоже оказался палачом, а жена Цзинго, ничего не понимавшая в политике, отца осуждать не захотела. 25 мая 1928 года вместе с братом Фэн Хунго (тоже, кстати, бывшим сторонником Троцкого) и младшей сестрой Фэн Фуфа (и тот, и другая также учились в УТК, псевдонимы — Собинов и Собинова) она уехала в Китай. Цзинго же откомандировали в Ленинград, в Военно-политическую академию (ВПА) имени Н. Г. Толмачева.
Фумэй, мать Цзинго, сильно переживала разлуку с сыном. В политике она ничего не понимала и просто хотела, чтобы ее обожаемый сын вернулся. Она по-прежнему жила в Сикоу, в родовом доме Чанов, и занималась хозяйством.
К Сун Мэйлин, когда та с Чаном посетила Сикоу, и она, и ее родственники отнеслись спокойно, скандалов не устраивали, хотя Чан этого очень боялся и накануне визита даже просил своего старшего брата прощупать почву. Фумэй распорядилась, чтобы местный повар готовил любимые блюда Чана, которые когда-то стряпала его мать: варенные в курином бульоне клубни таро (как мы помним, это китайский картофель) и жаренную с соленой травой мэйганьцай (китайской горчицей) свинину. Мэйлин обычно ела западную пищу, но и эта деревенская кухня ей понравилась. Фумэй же просила Чана только об одном: верни сына. Но как раз этого-то Чан и не мог сделать.
Второго сына, Вэйго, Чан Кайши время от времени видел. В 1926 году, когда Вэйго исполнилось десять лет, Ечэн перевезла его из Нинбо в Шанхай, где мальчишке сначала очень понравилось. Особенно его впечатлил синематограф. Но вскоре, гуляя как-то по улицам Французской концессии, он обратил внимание на надпись перед воротами одного из парков, запрещавшую вход собакам и китайцам, и возненавидел «заморских дьяволов». В 1927 году, когда было объявлено о предстоявшей свадьбе его отца с Сун Мэйлин, Ечэн по договоренности с Чан Кайши увезла Вэйго в свой родной город Сучжоу, где Чан вскоре купил им дом за 20 тысяч китайских долларов. Кроме того, он стал ежемесячно платить бывшей наложнице 120 китайских долларов. В Сучжоу Вэйго поступил в среднюю школу при Университете Дуньу, основанном в 1900 году американскими миссионерами.
Главной проблемой, вставшей перед Чан Кайши сразу после приезда в Нанкин, было вовлечение во второй этап Северного похода Фэн Юйсяна (хозяйничавшего в провинциях Хэнань, Шэньси и Ганьсу), Янь Сишаня (правителя провинции Шаньси) и Ли Цзунжэня (лидера «новой гуансийской клики»). Без помощи этих крупнейших милитаристов рассчитывать на победу в войне против хозяина Шаньдуна Сунь Чуаньфана и маньчжурского олигарха Чжан Цзолиня, контролировавшего Пекин, он не мог.
Ему удалось достичь соглашения с Фэном довольно быстро, у того к Чжан Цзолиню имелись свои претензии: маньчжурский милитарист в начале 1926 года выбил его из Пекина. С Ли Цзунжэнем тоже осложнений не возникло: к тому времени тот разочаровался в Ван Цзинвэе, оказав — шемся не очень-то дееспособным. «Ван Цзинвэй на самом деле представлял собой не более чем “цветочную вазу”, — вспоминал Ли Цзунжэнь. — …Он годился только для декорации, а практического толку от него было мало». «К тому же он был не такой умный», как Чан. Что же касается Янь Сишаня, тот в конце концов тоже поддержал план новой военной экспедиции, несмотря на то, что часть его офицеров склонялась на сторону Чжан Цзолиня, да и сам Янь вначале старался убедить Чана, что лучше было бы договориться с маньчжурским маршалом. Янь перешел на сторону Гоминьдана позже других, в июне 1927 года, по сути формально, только из страха потерять власть в провинции, а потому был не очень надежен. В Китае говорили, что он просто «поднял <гоминьдановский> флаг и изменил вывески».
Со 2 по 7 февраля 1928 года в Нанкине в здании Центрального исполкома Гоминьдана (дом 16 по улице Диньцзяоцяо
[39], в северной части города, недалеко от красивейшего озера Сюаньуху) состоялся 4-й пленум ЦИК. В нем участвовал 31 человек, но двух крупнейших после Чана деятелей Гоминьдана не было: ни Ван Цзинвэя, ни Ху Ханьминя. Оба находились за границей: у Ху, как и у Вана, отношения с Чаном были сложными, так что пока суд да дело, он тоже решил попутешествовать.
На открытии пленума Чан выступил с речью. «Я надеюсь, — сказал он, — что все товарищи — члены ЦИК будут единодушны в достижении… <следующих> целей: уничтожении компартии, выполнении завещания Сунь Ятсена, уничтожении милитаризма и империализма, полном завершении Северного похода и признании высшей политической целью осуществление великой программы строительства государства». При этом он подчеркнул, что «возрождение нашей партии — залог возрождения Китая». Пленум формально исключил из Гоминьдана коммунистов и крайне левых гоминьдановцев, не решившись, правда, прекратить членство в партии вдовы Суня — Сун Цинлин, тоже очень левой. Союз с СССР был официально разорван.
