Белый террор и авантюристическая политика восстаний вообще дорого обошлись компартии. К концу 1927 года она потеряла около четырех пятых своего состава: общая численность КПК сократилась с почти пятидесяти восьми тысяч до десяти тысяч человек.
В этих условиях не только Мао и Чжу, но и многие другие коммунисты вынуждены были отступить в деревню, где в труднодоступных районах развернули новую борьбу под продиктованными им из Москвы лозунгами Советов. Там они стали отбирать землю у всех имущих, в том числе обычных крестьян, деля ее в уравнительном порядке между всеми местными жителями, включая пауперов и люмпенов. Понятно, что такой черный передел настроил против них значительную часть крестьянства, зато получил поддержку наиболее радикальных слоев общества — люмпенов, пауперов и членов неимущих деревенских кланов хакка. Именно за счет этих групп партизанская армия КПК да и сама компартия стали вновь расти.
В начале 1929 года Мао и Чжу во главе своих войск покинули разоренный ими район Цзинган и, проблуждав год по территории Цзянси, где, как и в Цзингане, занимались грабежами и убийствами, в октябре 1930 года осели на стыке провинций Цзянси, Фуцзянь и Гуандун. Эта территория неформально именовалась в Китае «страной хакка», так как была наиболее густо заселена этими пришлыми людьми. Из этого района, получившего название Центральный советский (ЦСР), они стали совершать набеги на соседние уезды, мелкие города и поселки южной Цзянси и западной Фуцзяни.
Грабежами и убийствами занимались и другие коммунисты — в провинциях Аньхой, Хубэй, Гуаней и Гуандун. В компартии отчетливо наблюдалась тенденция, выражавшаяся в лозунге: «Только убийства и только поджоги», так что уничтожение «эксплуататорских элементов» и «поджоги городов» превратились в своего рода «мобилизационный призыв». Восстание коммунистов разгоралось в деревнях, как «огонь в степи». В 1927–1930 годах помимо ЦСР были организованы Советы в западных частях Хубэя и Хунани, в Хунань-Хубэй-Цзянсийском и Хубэй-Хэнань-Аньхойском районах, в северо-западной Гуаней и западной Фуцзяни. Общая численность китайской Красной армии составляла около пятидесяти четырех тысяч человек.
Центральное руководство КПК, однако, работало в подполье в Шанхае. Во главе партии уже давно стоял не Чэнь Дусю, на которого Сталин свалил большую часть вины за поражение КПК летом 1927 года, а другие люди. С лета 1928 года — известный вождь рабочего движения пятидесятилетний Сян Чжунфа, бывший судостроительный рабочий, и сравнительно молодые интеллектуалы Ли Лисань и Чжоу Эньлай (обоим в 1930 году было около тридцати лет).
По-прежнему основные финансовые потоки в компартию шли из Москвы. К 1930 году счет шел на миллионы золотых рублей и долларов. В этих условиях, как и прежде, лидеры КПК должны были внимательно прислушиваться к указаниям московских боссов. И когда 10-й пленум Исполкома Коминтерна (июль 1929 года) ясно указал на «симптомы нового революционного подъема» в мире, начали готовиться к захвату власти в стране.
И тут вдруг в конце октября 1929 года произошло крушение Нью-Йоркской биржи, которое резко обострило ситуацию. Многим коммунистам в Китае да и в Москве тогда показалось, что предрекавшийся Марксом и Лениным неизбежный крах мирового капитализма начал стремительно приближаться.
Самым непосредственным образом экономический кризис сказался на китайской экономике, хотя и не так сильно, как на экономиках развитых стран. Особенно большое влияние оказали скачки в стоимости серебра на мировом рынке, поскольку китайская денежная система базировалась на серебряном стандарте — в отличие от подавляющего большинства стран, за исключением Мексики и Гонконга. И так как в 1929–1931 годах стоимость серебра на мировом рынке резко падала, китайский доллар стремительно обесценивался. Только в течение 1930 года серебро подешевело почти на 40 процентов: с 21 и 5/8 пенса за унцию до 14 с половиной. И в результате если в сентябре 1930 года за золотой американский доллар давали 3,6 китайского, то в начале июня 1931 года — уже 4,7. Из-за этого на 12 процентов сократились таможенные поступления, а оборот внешней торговли — минимум на 33. Дефицит же бюджета составил 143 миллиона китайских долларов. Катастрофически взвинтились цены: если в начале сентября 1929 года пикуль
[42] риса стоил 15 с половиной китайских долларов, то в июне 1930 года — уже 21–23. Возросло имущественное неравенство. И все это на фоне дальнейшего обострения борьбы различных олигархических группировок и новых войн.
11 июня 1930 года вожди КПК приняли постановление «О новом революционном подъеме и победе первоначально в одной или нескольких провинциях». Написано оно было Ли Лисанем и ориентировало коммунистов на развертывание немедленной революционной борьбы за власть путем захвата крупных городов в Китае. Лидеры компартии, конечно, ошиблись в своих расчетах; партизанские отряды, штурмовавшие города, потерпели поражение. Но эта новая война заставила Чана, который и так прилагал усилия для сохранения единства страны, вплотную заняться окончательным решением коммунистического вопроса.
Одержав победу в длительной войне против маршала Фэн Юйсяна и хозяина провинции Шаньси — Янь Си-шаня, Чан в октябре — декабре 1930 года развернул мощное наступление на советские районы в Цзянси. Военная операция, осуществлявшаяся силами 9-го корпуса НРА и приданных ему дополнительных формирований общей численностью в 100 тысяч штыков, получила название «первого антикоммунистического похода» или «первого похода по искоренению бандитов». Командовал войсками губернатор Цзянси — генерал Лу Дипин. Но гоминьдановцы проиграли. Мао и Чжу применили тактику, которая впоследствии получит название «народной войны». Мао выразил ее в яркой формуле: «Враг наступает — мы отступаем; враг остановился — мы тревожим; враг утомился — мы бьем; враг отступает — мы преследуем». Победа была впечатляющей: армия Мао уничтожила более 15 тысяч солдат и офицеров противника.
Вслед за первым карательным походом войскам Мао удалось отразить и два последующих, организованных Чан Кайши соответственно в апреле — мае и июле — сентябре 1931 года, несмотря на то что Чан бросал против «террористов» лучшие силы. Второй поход возглавлял лично новый министр обороны, генерал Хэ Инцинь, очень близкий к Чану человек. А третий — сам Чан. И все безрезультатно. Жестокая затяжная война с коммунистами становилась реальностью, превращаясь в главное дело Чана.
Современник писал: «К 1931 году коммунизм в Китае приобрел статус национальной проблемы». 22 июля 1931 года Чан повторил в дневнике то, что уже написал в «Чжуньян жибао» полтора года назад: «До того как мы начнем сражаться с внешним врагом, надо установить мир внутри страны». На этот раз он имел уже в виду не усмирение Фэн Юйсяна и других раскольников-милитаристов, а коммунистов. На следующий день он заявил об этом в обращении к нации.
Непосредственное участие в планировании карательных походов против Мао принимал главный военный советник Чана генерал Ветцель, но и он ничего не мог поделать с коммунистами. Раздраженный, он стал срывать зло на китайских генералах, резко критикуя их за неумение вести боевые действия. В итоге он настроил против себя всех, в том числе Чана, который стал искать ему замену. И в марте 1932 года нашел ее в лице отставного генерал-полковника Ханса фон Секта, в 1920–1926 годах командовавшего сухопутными войсками рейхсвера. Сект, которому в апреле 1932 года исполнилось 66 лет, был приглашен в Китай и через год, в мае 1933 года (уже после прихода к власти Гитлера 30 января того же года), прибыл в Шанхай, а затем и в Нанкин, где в течение четырех дней беседовал с Чан Кайши, который пришел от него в восторг. Сект был тактичен, но тверд: он заявил Чану, что армия является основой власти и что ее эффективность зависит не от численности, а от квалификации ее солдат и в особенности офицеров. Чан со всем согласился, и Сект был принят в Нанкине, по его собственным словам, как «военный Конфуций, мудрый учитель».
