Было четыре часа пополудни, когда самолет взлетел.
В Лоян они прилетели через час двадцать. «Благодарю Всевышнего, что оберег меня», — записал Чан в дневнике. Отдохнув, на следующее утро все вылетели в Нанкин. Туда Чан Кайши, Мэйлин и Дональд полетели на личном «юн-керсе» Чана с немецким экипажем. Они приземлились в столице в 12.20 под взрывы петард и радостные крики многотысячной толпы, встречавшей их на аэродроме. Очевидец рассказывает: «На этот раз ни один полицейский не пытался выполнить указания городского начальства, запрещавшего <в обычное время> запуск петард. Все города вдоль Янцзы светились огнем».
Чжан же и Т. В. Сун на «боинге» Леонарда прилетели через два часа, и когда Чжан Сюэлян показался из самолета, толпа вскипела от ненависти. Солдаты и агенты секретной службы вынуждены были образовать живой коридор, чтобы дать возможность Чжану пройти. Иначе его просто растерзали бы. По лицу Чжана текли слезы, но он прошел сковь толпу с поднятой головой.
На выходе из аэродрома его тут же арестовали и препроводили в дом Т. В. Суна под охраной. 31 декабря 1936 года, нарушив все обещания, Чан Кайши отдал мятежного маршала под суд военного трибунала.
Ну что ж! Молодой маршал знал, на что шел, и действительно, подобно герою древности Юй Цюаню, пожертвовал собой. Еще 19 декабря в частном письме корреспонденту лондонской «Таймс» Дэвиду Фрэйзеру он написал, что готов последовать за Чаном в Нанкин, «если возможен беспристрастный и честный трибунал». «Я приму любое наказание, даже смерть», — заверял он.
31 декабря Чжан Сюэлян был приговорен к десяти годам тюрьмы и последующему понижению в гражданских правах на пять лет. До конца дней он считал, что от расстрела его спас сам Чан, простивший ему всё
[68]. Однако на самом деле его не казнили благодаря энергичному заступничеству Мэйлин, которая и впоследствии проявляла о нем заботу: посылала деньги, одежду, медикаменты; и даже как-то, когда ее любимая собака ощенилась, отправила ему одного из щенков.
Через пять дней, 5 января 1937 года, Чжан Сюэляна перевели под домашний арест (и он будет томиться в неволе долгие годы). 13 января его увезли из Нанкина в Сикоу, родную деревню Чана, где он оставался несколько дней, но 24 января перевезли выше в горы, где поселили в одноэтажном мрачном павильоне, напоминавшем казарму (сейчас там его музей). Обстановка была спартанской, но пленнику разрешалось читать, писать, совершать прогулки и даже встречаться с двумя своими женами (один месяц — с одной, второй — с другой). Охраняли его 30 солдат.
По иронии судьбы его унылая тюрьма находилась рядом с буддийским храмом Сюэдоу, на территории которого возвышается огромная статуя смеющегося Будды Майтрейи. Не над Чжаном ли смеялся мудрый Учитель? Глядя на него, Молодой маршал мог только грустно улыбаться: в 1937 году ему было всего 36 лет, но его карьера подошла к концу.
Забегая вперед скажем, что в ноябре 1946-го, вскоре после начала новой войны с компартией, Чан отправил Чжана, жившего тогда под стражей в предместьях Гуйяна, столицы провинции Гуйчжоу, на Тайвань, где его поначалу поселили в небольшом особнячке в горах в уезде Синь-чжу, в 127 километрах к югу от тайваньской столицы Тайбэй, а потом, через 12 лет после бегства самого Чана на Тайвань, в августе 1961 года, — в окрестностях Тайбэя, у отрогов Янминшани (Горы Ван Янмина). (И в том, и в другом месте сейчас музеи.) За шесть лет до того, в 1955 году, он крестился, став ревностным христианином-методистом. На свободу он вышел только в 1990 году, почти девяностолетним стариком!
После освобождения Чжан Сюэляна на банкете в его честь, устроенном бывшим министром иностранных дел Китая Чжан Цюнем, было много знатных гостей, в том числе председатель Исполнительной палаты Тайваня Хао Байцунь. Вдова Чжоу Эньлая, умершего в январе 1976 года, прислала Чжану из Пекина приветственную телеграмму, а Сун Мэйлин, жившая тогда в Нью-Йорке, — букет цветов. Бывший Молодой маршал растрогался и, отвечая на поздравления, сказал: «В девяносто лет мое зрение и слух ослабли, но я еще не стал развалиной. И если правительство и народ нуждаются во мне, я бы хотел отдать себя им еще больше, чем во времена моей юности». Но тайваньское правительство и народ, похоже, в нем не нуждались, и в 1994 году Чжан Сюэлян вместе с одной из своих жен (вторая к тому времени умерла) переехал на Гавайские острова, в Гонолулу, где и скончался от воспаления легких 14 октября 2001 года в возрасте 100 лет.
Что же касается его подельника, командующего Северо-Западной армией Ян Хучэна, то он, как и ганьсуский генерал Юй Сюэчжун, был снят со всех постов 5 января 1937 года. А через месяц Сиань заняли войска верного Чану генерала Гу Чжунтуна. Генерал Ян, однако, арестован не был. В июне Чан отправил его вместе с женой и малолетним сыном за границу. После начала широкомасштабной войны между Китаем и Японией 7 июля 1937 года генерал Ян просил Чана разрешить ему вернуться для участия в антияпонской борьбе, но получил отказ. Так что ему ничего не оставалось, как путешествовать. Он посетил США, Англию, Францию, Германию, Чехословакию, Австрию, Швейцарию и Испанию. Но в ноябре 1937-го все же не выдержал и на свой страх и риск вернулся в Китай. Однако как только он прибыл в Гонконг 26 ноября, за ним тут же установили слежку тайные агенты Чан Кайши. Вскоре ему позвонил сам Чан, пригласив приехать в Наньчан на встречу. Когда же генерал Ян с семьей прибыл в Китай, их всех тут же арестовали. С тех пор они содержались то в тюрьмах Хунани, то Хэбэя, то Гуйчжоу, то Сычуани. В конце ноября 1946 года его жена начала голодовку и в феврале 1947 года умерла. А 6 сентября 1949 года, перед отступлением с материка, Чан Кайши отдал тайный приказ ликвидировать как генерала Яна, так и двух его детей, сына и дочь. Все трое были зарезаны в Чунцинской тюрьме вместе с секретарем Яна, его женой и малолетним сыном. Как видно, Чан так и не простил Ян Хучэну то, что, в отличие от Чжан Сюэляна, тот не хотел отпускать его из Сиани.
Все это будет позже, а пока, вернувшись в Нанкин и еще не оправившись от перенесенных испытаний, Чан Кайши в тот же день, 26 декабря, получил тревожную телеграмму от своей племянницы из Сикоу — она сообщала, что его старший брат, Жуйшэн, находится при смерти. Дело в том, что, узнав об аресте брата сианьскими мятежниками, Жуйшэн настолько разволновался, что у него тут же случился инсульт. Две недели деревенский врач боролся за его жизнь, но ничего сделать не мог. Вечером 26 декабря Чан послал к брату лучших врачей, но было уже поздно. 27 декабря Жуйшэн скончался. В ожидании похорон, как это было принято, гроб с его телом поместили в глубокий холодный погреб.
Между братьями не всегда были ровные отношения. Как мы помним, Чан долго не мог простить Жуйшэну то, что тот после смерти их отца вероломно разделил имущество, а потом не помогал матери. Но что было, то было, и Чан давно уже простил его, тем более что по конфуцианским законам, как мы знаем, младший всегда должен был почитать старшего — в особенности если тот, как Жуйшэн, был главой семьи. Чан был неутешен. «Увы! — написал он в дневнике. — Нас было трое братьев, а сейчас остался только я один. В тяжелое время у больного старшего брата сердце дрогнуло от испуга, и это привело к его быстрой кончине. Но он получил известие о моем освобождении из неволи, и это, вероятно, успокоило его».