Поразительно, но ни Вэйго, ни фон Фалькенхаузена, ни самого Чан Кайши не смущало то, что в результате такого «выдающегося достижения» Чан обрекал на смерть десятки, а может быть, сотни тысяч мирных жителей Шанхая — города, который он собирался превратить в ловушку для японцев. Не волновало их и то, что сам город — крупнейший центр промышленности, торговли и культуры Китая — должен был быть разрушен — может быть, до основания!
В тот день, 7 августа, уже находясь в Нанкине, Чан созвал новое закрытое совещание высшего руководства, посвященное вопросам обороны. Сурово глядя в зал, он, срывая голос, нервно обратился к собравшимся:
— Итак, товарищи, нам надо решать: будем ли мы сражаться или будем уничтожены?
Он попросил тех, кто хочет сопротивляться Японии, встать. Поднялись все, в том числе Ван Цзинвэй. «Решение сражаться принято», — записал он в тот вечер в дневнике.
Выбрав Шанхай как главное место сражения, Чан немедленно направил туда крупные силы — 450 тысяч солдат и офицеров, в том числе две лучшие дивизии, вооруженные и натренированные немцами. Как и в случае с переброской войск на север в июле, он хорошо понимал, что нарушает достигнутое ранее с японцами соглашение — на этот раз заключенное в марте 1932 года после японской атаки на Шанхай в начале того года. По этому соглашению, как мы помним, китайцы не имели права держать свои войска ни в Шанхае, ни в его окрестностях. Иными словами, Чан опять сознательно шел на провокацию.
Японцы потребовали, чтобы Чан отвел свои войска, но тот не стал этого делать. Они обратились за помощью к представителям держав, но те, увы, были бессильны. Тогда всем стало ясно, что новой бойни в Шанхае не избежать.
В ответ на действия Чана японцы, во-первых, начали эвакуировать своих граждан, проживавших в шанхайском районе Ханькоу («Маленькое Токио») — их насчитывалось 30 тысяч, во-вторых, переоборудовали поле для гольфа на восточной окраине Международного сеттльмента под аэродром, а в-третьих, стали действительно перебрасывать войска с северокитайского фронта в район Шанхая. Если в самом начале августа в городе насчитывалось пять тысяч японских солдат и моряков, то 9 августа — уже восемь тысяч. Численность же военных японских судов на рейде Шанхая за то же время возросла с трех до двенадцати. Через два дня к Шанхаю приблизились еще 16 японских кораблей, а 13-го, в пятницу (!), вдоль берега выстроились уже 32 боевых судна, в том числе флагманский дредноут «Идзумо», отличившийся еще в 1905 году, во время Русско-японской войны, в знаменитом Цусимском сражении. Жерла артиллерийских орудий были развернуты в сторону городских кварталов.
Уже за день до того, 12 августа, в городе началась паника: тысячи китайцев, помнивших о январской (1932 года) японской бомбардировке, устремились в Международный сеттльмент по мосту через реку Усун. Толпа растянулась на более чем 15 километров. «Мы были… упакованы, как сардины в банке, в этом десятимильном потоке китайцев, шедших в Шанхайский международный сеттльмент — единственный остров безопасности, — вспоминал очевидец. — Мы двигались со скоростью спешащих людей, обутых в шлепанцы… Мои ноги скользили по крови и мясу. Раз шесть я замечал, что иду по телам детей и стариков, попавших под поток и раздавленных бесчисленными ногами». В тот же день китайский мэр Шанхая бежал из города, а власти сеттльмента стали размещать беженцев где придется — на складах, в офисах, магазинах, кинотеатрах, но все равно мест не хватало. Тысячи людей ночевали на улицах, в парках и аллеях.
13 августа в 9 часов 15 минут началась перестрелка. Как и 7 июля у моста Марко Поло, не было понятно, кто первым открыл огонь. В тот же день в 16 часов Чан принял послов некоторых западных держав, заявив, что «у Китая нет желания обострять столкновения <с Японией>… Китай хочет мира». Но как раз в 16 часов японцы начали артиллерийский обстрел Шанхая с кораблей. Китайцы ответили. Чан был вне себя! «Сбросьте врага в море, заблокируйте берег, не дайте ему высадиться», — отдал он приказ войскам.
На следующий день китайские самолеты поднялись в воздух, чтобы ударить по японским кораблям. Их главной целью был «Идзумо». Но один из летчиков, испугавшись шквального огня корабельных зениток, в панике не вовремя открыл бомболюк, сбросив две бомбы на территорию Международного сеттльмента, одну — на знаменитую набережную Банд, а вторую — на отель «Палас». 728 или 729 человек было убито и 861 — ранен. А вскоре еще один китайский пилот по ошибке сбросил две бомбы недалеко от Нового международного развлекательного центра в северо-западной части французской концессии, убив 1011 и ранив 570 (по другим данным, убитых и раненых было более трех тысяч).
Такого мир еще не видел! Чан Кайши и его пилотам явно не повезло в тот день. Очевидец вспоминал: «Пыль, дым и шум заволокли наши глаза и мысли. На нас обрушился шквал строительного мусора… Я побежал на Банд, волшебно очищенный от беженцев. На углу лежал обезглавленный полицейский-сикх, его руки вытянуты, как будто он по-прежнему дирижировал трафиком… Головы, руки, ноги лежали вдали от искореженных туловищ… Здания, тротуары и дороги были полны мертвых тел».
Да, в эту черную субботу мирные горожане заплатили высокую цену за «выдающееся достижение стратегического плана» их генералиссимуса!
И это было только начало. Японские солдаты и матросы высадились на берег, и сражение перенеслось на улицы города. Оно сопровождалось японскими ковровыми бомбардировками городских кварталов и с кораблей, и с воздуха. Вместе с тем уже через несколько дней, следуя гибкой политике, Коноэ через своего министра иностранных дел Хирота обратился к немецкому послу в Токио с просьбой о посредничестве в мирных переговорах с Чан Кайши. Но из этой затеи ничего не вышло.
В начале сентября японцы спешно перебросили в Шанхай с северокитайского фронта и из Тайваня, находившегося под японской оккупацией с 1895 года, солдат. Бои продолжались три месяца, китайские солдаты героически сопротивлялись, но у них не хватало ни оружия, ни патронов, ни снарядов. В воздухе господствовали японцы. Китайские кварталы были почти полностью разрушены, десятки тысяч ни в чем не повинных людей погибли. Помимо мирных граждан более 187 тысяч китайских солдат и офицеров пали в боях или были ранены в этом китайском Сталинграде (в среднем погибало по две тысячи военнослужащих в день!). И хотя Чан требовал, «невзирая на потери, защищать… позиции до последнего человека», ему пришлось признать поражение. В начале ноября 1937 года китайские войска численностью 400 тысяч человек оставили город. 11 ноября с криками банзай! (да здравствует!) его стали занимать японцы, завершившие оккупацию на следующий день. Бежать из Шанхая удалось и 350 тысячам горожан, но большинство мирных жителей этого четырехмиллионного города оказались в оккупации, в руках безжалостных врагов, установивших режим террора.
Японцы были обозлены: в боях за город погибло более сорока двух тысяч японских военнослужащих.
Накануне взятия города, правда, японское правительство, посчитавшее, что китайская армия уже не сможет оправиться, вновь обратилось к немцам (на этот раз и к послу в Токио, и к послу в Нанкине) с просьбой о посредничестве при мирных переговорах с Чан Кайши. Тактика Коноэ по-прежнему заключалась в том, чтобы после нанесения Чану ряда поражений склонить его к миру. И шанхайская победа была, разумеется, самой важной в этом стратегическом плане.
