За неделю до падения города, 5 ноября 1937 года, немецкий посол в Китае передал Чану японские условия мира (автономия Внутренней Монголии, расширение демилитаризованной зоны в Северном Китае и Шанхае, прекращение антияпонской кампании, совместная борьба против коммунизма, понижение таможенных тарифов на японские товары и уважение прав иностранных подданных). Но Чан их решительно отверг. Ну что ж, японцы не настаивали: у них пока были силы для новых побед.
Поражение Чан Кайши на всех фронтах неудивительно. Несмотря на мужество китайских солдат и их численное превосходство (китайская армия насчитывала 2 миллиона 378 тысяч 970 военнослужащих, в то время как японская — несколько сотен тысяч)
[70], они не могли одолеть врага не только на просторах северокитайской равнины, но и на узких улицах городов. По словам Цзян Вэйго, «в начале войны одна японская дивизия, вооруженная лучше <нас>, в полной боевой комплектации, с офицерами и солдатами, прошедшими хорошую и длительную подготовку, могла <успешно> сражаться против трех наших дивизий… Боевая мощь пятидесяти одной японской дивизии равнялась боевой мощи 153 китайских реорганизованных дивизий». Перед началом войны у Китая было 177 боевых самолетов, но к концу 1937 года они были почти все уничтожены. Танков насчитывалось только 70, а современной артиллерии практически не существовало, имелось лишь 76 зенитных орудий среднего и мелкого калибра и 48 полевых пушек, а снарядов к ним почти не было. Не случайно полпред Богомолов 26 августа 1937 года доносил Сталину, что «военного снаряжения» у китайцев «едва ли хватит больше, чем на три месяца войны». Да и сам Чан в то время оценивал шансы Китая в войне против Японии пессимистически — в том случае, если никто ему не поможет: он считал, что сможет продержаться не более шести месяцев.
Но международная обстановка не благоприятствовала Китаю, так как ни США, ни Англия не были готовы оказать ему реальную помощь. Более того, США, несмотря на политику нейтралитета, которой они придерживались с конца августа 1935 года, активно помогали японцам, поставляя в Японию и вооружение, и такие стратегические материалы, как металлолом, сталь, а главное — нефть, которой у японцев почти не было. Причем американские поставки нефти покрывали потребности Страны восходящего солнца на целых 80 процентов! США в данном случае следовали принципам американо-японского договора 1911 года о торговле и навигации, устанавливавшего между ними режим наибольшего благоприятствования в торговле. Не спешили помогать Китаю и Великобритания с Францией, тоже дорожившие своими торговыми связями с японцами и к тому же опасавшиеся войны на два фронта — и против Германии, угроза со стороны которой становилась все более ощутимой, и против Японии. Накануне войны, в мае — июне 1937 года, англичане вообще вели в Лондоне переговоры с японцами о признании их прав на Северный Китай. И хотя эти переговоры ничем не завершились, Богомолов, например, считал, что именно они «в известной степени развязали японцам руки на севере Китая». И свое мнение не скрывал от китайской стороны.
Чан все это знал, а потому еще 7 августа 1937 года, выразив готовность сражаться, признал: «США и Англия помогут нам морально. Но, как показывает опыт Италии, они не надежны».
Ненадежность Запада подтвердили вскоре и Лига Наций, и Брюссельская конференция девяти держав
[71], проходившая в ноябре 1937 года в связи с началом войны в Китае: ни Лига, ни ведущие страны мира ничего не могли поделать с Японией. Ссылка же Чана именно на итальянцев была не случайной: в 1936–1937 годах Муссолини полностью свернул помощь Китаю, обидевшись на Чана, присоединившегося к санкциям, наложенным на Италию Лигой Наций в ответ на вторжение фашистов в Эфиопию в октябре 1935 года. В 1937 году только один известный итальянец, Альберто де Стефани, бывший министр финансов в правительстве Муссолини и член Большого фашистского совета, активно работал на Чан Кайши, будучи его экономическим советником.
Продолжали, правда, оказывать военную помощь Китаю нацисты. Летом и осенью 1937 года Гитлер всячески демонстрировал свое сочувствие Чан Кайши. В сентябре в кулуарах съезда нацистской партии в Нюрнберге он долго жал руку китайскому послу, выражая ему свое восхищение «храбростью» Чан Кайши. В те же дни фюреру представили Цзян Вэйго как «сына китайского генералиссимуса». По воспоминаниям Вэйго, Гитлер «тепло приветствовал» его, попросив передать привет отцу. Явно по поручению Чана в сентябре 1937 года его свояк Кун Сянси, находившийся на лечении в Германии, направил письмо Гитлеру, в котором, рассыпаясь в любезностях, умолял фюрера не поддерживать Японию. Он заверял фюрера в том, что у Китая гораздо больше, чем у Японии, общего с рейхом: ведь в Китае, как и в Германии, — авторитарный режим и во главе государства стоят одна, националистическая, партия и сильный вождь. В Японии же — загнивающая парламентская система. Кун Сянси, правда, не получил ответа, но в ноябре Гитлер все же откликнулся на просьбу Чана предоставить ему новые вооружения на сумму 50 миллионов рейхсмарок (чуть более 20 миллионов американских долларов). В целом в 1937 году Китай получил 37 процентов всего германского экспорта вооружений — на сумму почти 83 миллиона рейхсмарок (около 32 миллионов долларов), в то время как Япония, которой нацисты тоже продавали оружие, — всего 13 процентов — на сумму около 11 миллионов рейхсмарок (чуть более четырех миллионов долларов). А вскоре фюрер согласился на поставку и дополнительного вооружения на сумму 100 миллионов рейхсмарок (более 40 миллионов долларов). Несмотря на яростные протесты японцев, в Китае продолжали работать немецкие военные советники (в начале войны их насчитывалось сорок шесть), а также почти полторы тысячи немецких гражданских специалистов. Германия инвестировала в Китай 400 миллионов рейхсмарок (более 160 миллионов долларов).
И все же полностью доверять нацистам Чан Кайши не мог. Да он, скорее всего, не знал, что 16 августа 1937 года Гитлер заявил своим министрам иностранных дел и обороны, что «в принципе» привержен идее сотрудничества с Японией. Зато был прекрасно осведомлен о том, что Германия еще в апреле 1936 года и в июне 1937-го заключила торговые соглашения с Маньчжоу-Го, а потом, 4 сентября 1937 года, предоставила Пу И кредит на сумму 100 миллионов рейхсмарок в обмен на поставку в рейх маньчжурских товаров. Правда, как мы помним, не только Гитлер вел с Чаном двойную игру в Маньчжурии: такой же была маньчжурская политика Сталина. Так что, получая немецкое вооружение, Чан мог закрывать глаза и на недружественное поведение Гитлера в вопросе о Маньчжоу-Го, как закрывал их на аналогичное поведение Сталина. Хотя, конечно, не забывал, что у фюрера с японцами был подписан антикоминтерновский пакт. Знал Чан и о том, что в Нюрнберге 6 сентября, несмотря на теплое отношение Гитлера к Вэйго и китайскому послу, фюрер все же отметил в своем «Обращении к партии», что Япония, как Германия и Италия, прилагает усилия для «отражения атак на цивилизованный мир» мирового большевизма. Все это, разумеется, заставляло его волноваться по поводу перспектив китайско-германского сотрудничества.
