Чан хотя и возмущался, но не прекращал снабжать 8-ю армию деньгами — так, как это было оговорено еще при ее образовании в августе 1937 года: по 675 тысяч китайских долларов ежемесячно. Но иной раз и у него сдавали нервы и он начинал принимать кое-какие антикоммунистические меры, в основном, правда, ограничиваясь областью пропаганды (запрещал, например, продажу книг о 8-й армии или распоряжался распространять листовки против коммунистов). Но как только он это делал, советские представители и Мао тут же сообщали в Москву об «ужасном» антикоммунизме Чана.
Вот Сталин и захотел проучить китайского генералиссимуса, специально затянув заключение договора о займе. Он дал добро на заключение соглашения о новом займе Китаю на 150 миллионов американских долларов лишь в июне 1939 года. 16 июня был заключен торговый договор между СССР и Китайской Республикой, а еще через четыре дня — контракты о поставке Советским Союзом Китаю военной техники и иных припасов для сопротивления японской агрессии.
17 июня 1939 года Сталин в своем кабинете в Кремле принял будущего нового полпреда и главного резидента советской внешней разведки в Китае, старшего майора госбезопасности Александра Семеновича Панюшкина (Луганец-Орельский вместе с женой к тому времени были арестованы сотрудниками НКВД, 8 июля они будут ликвидированы).
— Вам надо попробовать себя на дипломатической работе, — сказал он этому сравнительно молодому человеку (Панюшкину шел тридцать пятый год), занимавшему тогда должность начальника 3-го (оперативного) спецотдела Наркомата внутренних дел (НКВД), в ведении которого находились наружное наблюдение за подозреваемыми, обыски и аресты. И до отъезда Панюшкина в Китай, то есть до 10 июля, еще два раза встретился с ним для того, чтобы определить его задачи.
По словам будущего полпреда, вождь сказал ему: «Советский Союз будет и впредь неуклонно оказывать моральную поддержку Китаю и, безусловно, выполнит свои обязательства по советско-китайскому договору о ненападении и кредитным соглашениям о поставках вооружения и материалов».
Вполне возможно, что он так и сказал, но вот выполнять обязательства явно не торопился, тем более что в июне 1939 года в японском тылу в провинции Хэбэй произошло настоящее сражение между 120-й дивизией 8-й армии и гоминьдановскими войсками. И хотя последние были полностью разбиты, а их командир бежал из провинции вместе с губернатором, Сталин не мог не испытывать раздражения по поводу Чан Кайши. Ведь получалось, что советское оружие, поставляемое им Чану, использовалось против коммунистов. Поэтому кремлевский вождь стал тянуть с его поставкой.
30 июля 1939 года Чан Кайши написал письмо Ворошилову, заметив, что «все вооружения, которые Вами обещаны Китаю, по слухам, до сих пор еще не отправлены», но ничего не добился. Первая партия вооружения в счет нового займа (250 артиллерийских орудий, 500 автомашин, более 500 тысяч снарядов, 50 тысяч винтовок, 2 миллиона 100 тысяч патронов) придет в Китай только через несколько месяцев.
Вместе с тем в Китае, на фронте и в тылу, продолжали активно работать советские военнослужащие. В октябре 1939 года военных советников из СССР в этой стране насчитывалось 80 человек, а прочих специалистов — более трех с половиной тысяч. Интересно, что одним из них был Андрей Андреевич Власов, будущий генерал-лейтенант, который в июле 1942 года перейдет на службу к нацистам. Он был командирован в Чунцин из Киева под псевдонимом Волков в ноябре 1938-го и, проработав несколько месяцев военным советником Янь Сишаня в провинции Шаньси, был затем, в мае 1939-го, назначен начальником штаба главного военного советника Черепанова. Находился он в командировке до конца ноября 1939-го и даже успел после отъезда Черепанова домой в конце июня 1939 года и до прибытия нового главного военного советника, комдива Кузьмы Максимовича Качанова (псевдоним — Волгин), в октябре того же года, то есть в течение трех с половиной месяцев, послужить в должности и. о. главного военного советника Чан Кайши. С последним у него, как и у Дратвина, Черепанова и Качанова, сложились хорошие личные отношения.
Опираясь на опыт советских советников и специалистов, Чан в апреле, июле и сентябре 1939 года даже предпринял три попытки прорвать фронт. Правда, успеха не имел — в отличие от японцев, которым в конце марта 1939-го опять повезло: они взяли столицу Цзянси город Наньчан. И так же, как в Нанкине, устроили там страшную резню.
Между тем как гром среди ясного неба в Китае прозвучала новость о том, что 23 августа 1939 года Советский Союз заключил с нацистской Германией договор о ненападении. Конечно, о секретном протоколе к договору
[88] в Китае, как и во всем мире, ничего не знали, но Чан очень встревожился, поскольку на его идее создания фронта мирных стран (Китая, СССР, США, Англии и Франции) против агрессивного блока Японии, Германии и Италии можно было поставить крест. А ведь он так надеялся на этот фронт, тем более что в Москве с апреля 1939 года шли англо-франко-советские переговоры о заключении договора о взаимопомощи и их успешное окончание казалось не за горами. Он не знал, что и думать, а потому, пригласив нового советского полпреда вечером 25 августа на обед, выспрашивал, что значит советско-германский договор и что будет с англо-франко-советскими переговорами. Чана также волновало, не заключит ли СССР под влиянием Германии аналогичный договор с Японией. Он попросил Панюшкина выяснить мнение Сталина по этим вопросам. По его просьбе это же попытались выяснить в Москве Сунь Фо и посол Китая генерал Ян Цзе.
Панюшкину Чан Кайши запомнился стройным, подтянутым, «с пронзительным взглядом небольших глаз и коротко подстриженными седеющими усами». Движения Чана показались ему «медленными, неторопливыми». Он сразу понял, что перед ним «опытный восточный политик».
В начале сентября Чан снова предложил Сталину заключить договор о взаимопомощи. Ему казалось, что такой договор выбил бы почву из-под ног Японии и она не смогла бы договориться с СССР о ненападении. Но Сталин опять отказал в подписании этого договора, передав Панюшкину для Чана: «Не понимаем, почему волнуется Чан Кайши. Слухи о том, что будто бы японцы предложили СССР пакт ненападения и что будто бы ведутся об этом переговоры, лишены всякого основания».
А тем временем в Европе уже вспыхнула Вторая мировая война, и Чан прекрасно понимал, что явилось ее катализатором. 5 сентября 1939 года Кун Сянси, явно не без ведома Чана, заявил советскому полпреду: «Германия не могла бы напасть на Польшу, если бы Франция, Англия и СССР договорились между собой… СССР мог бы своим веским словом прекратить войну».
11 сентября сам Чан Кайши, получив сообщение о частичной мобилизации в Советском Союзе, прямо поставил перед Панюшкиным вопрос: «Какую позицию СССР занимает в отношении к этой стране <Польше>?» — подчеркнув, что «Китайское Правительство по этому вопросу никаких решений еще не принимало, но… симпатии о<бщест>ва на стороне Польши, подвергшейся агрессии». Полпред неубедительно промямлил, что «СССР будет придерживаться благожелательного нейтралитета в отношении Польши».
