То ли он лгал, то ли не был посвящен в сталинские планы, но уже через шесть дней, 17 сентября, Советский Союз ввел войска в Польшу, а после раздела Польши, 28 сентября, подписал с фюрером еще один договор — о дружбе и границе. Расчеты Чана на вовлечение СССР в японо-китайскую войну рухнули, поскольку Япония была ближайшим союзником Германии — нового друга СССР.
Чан был потрясен. «Сегодня утром советские войска напали на польскую территорию под предлогом того, что польское правительство развалилось… но в то же время они заявили, что по-прежнему придерживаются нейтралитета в германо-польской войне. Разве это не смешно? Вчера они пошли на соглашение с Японией
[89], а сегодня напали на Польшу. Их принципы и убеждения не имеют ничего общего с международными нормами морали». Через неделю в новой беседе с советским полпредом Чан Кайши дал понять — он догадывается о том, что «Германия и СССР договорились о разделе Польши». И даже не старался скрыть симпатии к «храбрым» польским солдатам.
При этом Чан, конечно, ничего не мог сделать, так как по-прежнему зависел от советской военной помощи. «Да, на международной арене мы должны идти на компромисс с СССР, — записал он в дневнике, — но весть о советской агрессии против Польши вызывает боль в сердцах всех нравственных людей в мире».
Боль болью, но в сентябре 1939 года именно с помощью советских военных советников войскам Чан Кайши удалось отразить наступление 120-тысячной армии врага на Чаншу, что явилось большой победой: за месяц боев китайцы уничтожили 40 тысяч солдат и офицеров противника (то есть порядка трети).
Однако в конце ноября японцы, неожиданно высадив десант на побережье провинции Гуаней, захватили город Наньнин. А накануне до Чана дошли новые тревожные известия из Москвы — о том, что японский посол в СССР предложил Молотову еще 9 сентября 1939 года подписать советско-японский торговый договор, а 4 октября — временное соглашение о торговле и мореплавании. Чан взволновался и дважды — 13 и 21 ноября — попросил Панюшкина передать советскому правительству, чтобы оно не вело с Японией «никаких торговых дел». Но Сталин 16 ноября дал японцам согласие на заключение торгового договора. Да уж, скучать со Сталиным Чан Кайши не приходилось!
30 ноября 1939 года кремлевский вождь преподнес ему новый неприятный сюрприз: заручившись поддержкой Германии, неожиданно напал на Финляндию. Это было уже посерьезнее Польши, так как поставило Чан Кайши в тяжелейшее положение. Дело в том, что через некоторое время аргентинское правительство, поддержанное большинством латиноамериканских государств, поставило перед Лигой Наций вопрос об исключении Советского Союза из членов этой организации. Как на грех, Китай был одним из государств, обладавших в Совете Лиги правом вето, так что, конечно, мог не допустить исключения, но тогда бы он, как и СССР, оказался в международной изоляции. Ведь не только латиноамериканские страны, но и западные демократии выражали резкое недовольство действиями Советского Союза. Более того, англичане и французы даже рассматривали планы посылки в Финляндию совместного экспедиционного корпуса и планировали бомбардировки нефтяных месторождений Баку. В итоге в день голосования, 14 декабря 1939 года, китайский делегат Веллингтон Ку воздержался. И хотя кроме него воздержались представители еще восьми государств, а двадцать восемь проголосовали за исключение, Сталин расценил как предательство именно поведение делегата Китая. Что, собственно, неудивительно.
И никакие неуклюжие извинения Чана и его ссылки на некие «технические обстоятельства» не помогли. Не задобрило кремлевского вождя и лицемерное заявление Чана, переданное через его специального представителя генерала Хэ Яоцзу 30 декабря 1939 года о том, что якобы «те мероприятия, которые проводит СССР на Балтийском море с момента возникновения войны в Европе для осуществления мирной политики (?!), общественное мнение Китая признает весьма правильными, войдя в положение Советского Союза».
И тут в дополнение ко всему в самом Китае — в северной провинции Шаньси, в тылу японских войск — вновь начались столкновения между коммунистическими и гоминьдановскими партизанами. Да еще какие! С участием десятков тысяч солдат и командиров. И самое неприятное, что произошли они во время нового, зимнего, наступления чанкайшистской армии, причем самого крупного, для которого Чан мобилизовал 450 тысяч солдат.
Это наступление шло с переменным успехом, так как китайцам катастрофически не хватало вооружения. На всю армию, насчитывавшую тогда четыре с половиной миллиона солдат и офицеров, имелись лишь 1 миллион 600 тысяч винтовок, 68 тысяч 762 автомата, 17 тысяч 700 пулеметов, 5 тысяч 884 мортиры и 2 тысячи 650 артиллерийских орудий разных калибров.
А тут еще столкновения с коммунистами! Из-за «трений» с компартией губернатор Шаньси генерал Янь Сишань не смог принять участие в наступлении и даже вступил в переговоры с японцами, чтобы с их помощью разгромить коммунистов. Но у него ничего не получилось, и войска коммунистов одержали новую убедительную победу над гоминьдановцами.
Этим дело не ограничилось. Примерно в то же время коммунистические партизаны южного Хэбэя, находившиеся под командованием Лю Бочэна и Дэн Сяопина, учредив еще в октябре 1939-го собственный банк, начали в больших масштабах печатать бумажные деньги, получившие широкое хождение на севере Китая. Это не могло не подорвать финансово-экономическую систему страны. Более того, именно в 1939 году Мао Цзэдун, по некоторым данным, стал регулярно продавать японцам секретную разведывательную информацию о положении дел на гоминьдановской территории.
Между тем 12 декабря 1939 года японская авиация впервые подвергла бомбардировке родную деревню Чана, Си-коу. Его отчий дом был разрушен, а его первая жена, Мао Фумэй, получив тяжелейшие ранения (на нее рухнула одна из стен), скончалась на следующий день. Ей было всего 57 лет. Чан был глубоко опечален, но не смог поехать на похороны. 13 декабря, узнав о ее кончине, он попросил Цзинго взять на себя все заботы о ее погребении. Похоронив мать, Цзинго установил на ее могиле плиту, на которой его почерком были выбиты четыре иероглифа: и сюэ си сюэ («кровь будет смыта кровью»).
Вместе с тем на фронте 16 декабря китайские войска достигли успеха, отбив у врага Кайфэн, правда, не смогли его удержать. И в конце концов, весной 1940-го, проведя 960 боев и 1340 мелких стычек, вынуждены были отступить почти по всей линии фронта, потеряв в результате 200 тысяч солдат и позволив японцам продвинуться вглубь страны еще более чем на 300 километров — до городка Ичан на реке Янцзы. Теперь до Чунцина врагу оставалось всего 500 километров. Но армия микадо не могла их преодолеть; фронт стабилизировался, и никакого генерального наступления на Сычуань и Чунцин японцы предпринимать не стали. Они лишь продолжили бомбить китайскую столицу, совершив в 1939–1941 годах 268 авианалетов и превратив Чунцин в город, подвергшийся самым интенсивным бомбардировкам в мировой истории
[90].
