V
Недипломатичный посол
Столица европейской империи, до 1918 года остававшейся самой большой после царской России, Вена при всех режимах принимала у себя французских посланников. Однако вплоть до наполеоновского периода посол получал аккредитацию не от государства как такового, а лично от суверена; иначе говоря, его направляли не столько в страну, сколько к императору — или, как в случае Марии Терезии, к императрице. В то время императорский двор не сидел на месте, и полномочный представитель другой державы вынужден был перемещаться вместе с ним. Если столицей империи становилась Прага, эмиссар французского короля ехал в Прагу; если германские князья собирались в Ратисбоне, он следовал за ними. В этом баварском городе, служившем столицей империи в IX веке, с 1663 по 1806 год проходили все сеймы. В дальнейшем нередко случалось так, что посол назначался в Вену и одновременно в другие города империи
[9].
Сегодня нам трудно даже представить себе, какой пышностью в XVIII веке сопровождался приезд в Вену иностранного посла. Вот, например, как встречали Шарля Пьера Гастона Франсуа де Леви, маркиза, а затем герцога де Мирепуа, родившегося в 1699-м и умершего в 1757 году. В истории его семьи, с одним из представителей которой, историком и членом Французской Академии, я хорошо знаком, находит отражение история всей страны. Итак, событие, имевшее место 12 октября 1738 года, иллюстрирует небольшая, но прекрасная картина, выставленная в Музее Вены на Карлсплац; три дня спустя о нем подробно расскажет выходившая на французском языке Journal de Vienne — «Венская газета». Как обычно, на улицах собралась огромная толпа народу — конные экипажи с трудом прокладывали себе дорогу, рискуя столкнуться, тут же стояли возле своих лотков крестьяне, сновали нищие… Никому не хотелось пропустить редкое зрелище. А зрелище того стоило! В том месте, где сегодня находится Карлсплац, неподалеку от здания французского посольства и моста через речку Вену, высилась недавно построенная церковь Святого Карла. И вот на мосту показалась золоченая карета, запряженная шестеркой лошадей, которых вели в поводу лакеи в красных камзолах; по бокам ехало с десяток всадников в синих фраках и треуголках. Так выглядел торжественный въезд в Вену посланника Людовика XV. Но, поскольку он еще не успел представить Его Величеству Карлу VI верительные грамоты, карета была… пустой, как того требовал строгий дипломатический этикет. И маркизу де Мирпуа, несмотря на свой высокий титул «маршала крестовых походов», унаследованный от предков, приходилось ему подчиниться.
Впереди ехала императорская карета с двуглавым орлом — гербом Австрии — на дверцах; в нее и поднялся посол, сопровождаемый придворным обергоф-маршалом. Перед каретой шагали высшие офицеры в красных мундирах и пажи в голубых ливреях. За ней, каждый в своей карете, двигались архиепископ Венский, папский нунций и посланник Венецианской республики. Свита французского посла замыкала кортеж, напоминавший длинную пеструю змею. Эта «змея» медленно ползла в сторону городских укреплений, к Каринтийским воротам. Вдали виднелись постройки Хофбурга и шпили собора и двух церквей — церкви Августинцев и церкви Святого Михаила. Слева угадывались очертания загородных построек — летней резиденции и императорских конюшен. Эта церемония имела огромное значение: после трех лет войны за польское наследство в Вене в 1735 году был подписан первый мирный договор. Но между Францией и Австрией оставалось еще много нерешенных вопросов, в том числе вопрос передачи Людовику XV Лотарингии. Соответствующий договор будет подписан месяцем позже, 18 ноября 1738 года, и получит название Второго Венского мира. Таким образом, Франция стремилась, с одной стороны, возобновить с Австрией дружеские отношения, а с другой — продемонстрировать императору мощь французского короля. Вот почему приезд посланника был обставлен с такой помпой.
Но споры между державами на этом не кончились. 17 октября 1797 года Австрия и Франция подписали Кампо-Формийский мир, положивший конец итальянской кампании Бонапарта против австрийцев, возмущенных казнью Mapии-Антуанетты и ее супруга, короля Людовика XVI. Чтобы убедиться в том, что венцы хранят в памяти самые неожиданные эпизоды истории, пойдите на Фаненгассе — улицу Знамени, что лежит неподалеку от Вальнерштрассе. Улица Знамени? Откуда такое странное название? Если с Кольмаркт вы свернете налево, к Херренгассе, то легко попадете на Вальнерштрассе и увидите барочный портик, украшенный двумя фигурами атлантов. Скульптурные гиганты «охраняют» вход во дворец Капрара-Геймюллера, построенный в 1698 году, но затем реконструированный. Именно туда 8 февраля 1798 года прибыл из Италии Жан-Батист Бернадот, четырьмя годами ранее получивший генеральский чин и по предложению Бонапарта назначенный Директорией послом Французской республики. Таким способом Директория отблагодарила его за то, что он доставил на родину захваченные у врага знамена. Бернадот, родившийся в По 26 января 1763 года, поразил венцев своей молодостью — ему было всего 35 лет — и внешней привлекательностью. Но еще большее изумление вызывали его дерзкие манеры, южный выговор с беарнским акцентом, явное высокомерие и кичливые замашки. Сочтя, что нанятый им дворец — с виду очень красивый — внутри обставлен недостаточно пышно, он первым делом занялся его переустройством в стиле «как можно богаче», чем вызвал у венцев насмешку — так ведут себя только выскочки. Через пять дней после прибытия, 13 февраля (или, по революционному календарю, 25 плювиоза VI года), он пишет своему другу гражданину Бреше, консулу Франции в Триесте: «Ты, конечно, слышал о моем назначении послом в Вену, так вот, подтверждаю, что так оно и есть. Можешь прислать мне ящик мараскена и 200 бутылок шампанского? Если у тебя есть хорошее бургундское и бордо, то и его, пожалуйста, пришли…» Бывшего сержанта, новоиспеченного генерала — и дипломата! — томила жажда. О соблюдении приличий он не беспокоился. Действуя с кавалерийским наскоком, он приобретает роскошную мебель, лошадей и кареты, заказывает себе тончайшее белье и дорогую посуду. Пусть все видят, что такое посланник Республики! Он тратит на свои капризы все посольские деньги. Аббат Луи, будущий министр финансов при Реставрации, доставшийся Бернадоту «в наследство» от предшественника, шокирован. Он получил назначение в Вену в 1791 году по настоянию Марии-Антуанетты и был настоящим дипломатом, а также светским человеком, хоть и в священническом одеянии. Он-то умел себя вести — в отличие от Бернадота. Как истинный революционер, тот и не думал учиться этикету; вот еще! Он мог запросто отпихнуть локтем каждого из двух своих атташе, Фревиля и Годена; последний служил в Вене уже семь лет, начав дипломатическую карьеру еще тогда, когда послом был маркиз де Ноай. Иными словами, в другую эпоху…
Бернадот еще не представил свои верительные грамоты, но вопреки обычаю зажил на широкую ногу в компании еще нескольких приехавших с ним офицеров, столь же далеких от дипломатии, как и он. Высшее венское общество не оценило непосредственности нового посланника. Венцы перестали приходить на приемы во французское посольство.
