Наконец три недели спустя Бернадот вручает верительные грамоты Его Величеству Францу II, императору Священной империи (он станет последним германским императором), униженному недавними крупными территориальными потерями. А все из-за кого? Из-за этих бешеных французов с их Бонапартом, которого в Вене презрительно называют «плешивым корсиканцем». Монарху всего 30 лет; имперский трон он занял шестью годами ранее, в совсем еще юном возрасте, и сразу столкнулся с угрозой, исходящей от революционной Франции. Аудиенция проходит в прохладной обстановке. Бернадот ведет себя вызывающе. Он крайне недоволен тем, что Габсбурги дали приют многим французским аристократам, спасшимся от революции. Особенно его злит присутствие в Вене графа д'Антрега, бежавшего из итальянской тюрьмы, но не встретившего понимания среди роялистов. Бернадот, не стесняясь, высказывает свои революционные взгляды. Чего ему бояться?
Но даже он сознает, что какие-то связи в Вене завязать необходимо. Иначе к чему все труды по пышной отделке дворца, призванной произвести впечатление на венцев? И тут находится человек, готовый к знакомству с громогласным генералом Бернадотом. 28-летний великан с черной как смоль и очень густой шевелюрой, он выделяется особой элегантностью: на его модный высокий воротник многие смотрят с восхищением. Музыкант и холостяк, он поселился в Вене несколько лет назад; его часто видят в Пратере, где он пытается ухаживать за хорошенькими девушками. Благодаря полезным знакомствам ему удалось проникнуть в самые влиятельные круги. До того он провел два года в путешествиях по немецкоязычной Европе, и ему есть что рассказать собеседникам. Однажды он, например, играл перед прусским королем Фридрихом-Вильгельмом II, племянником Фридриха Великого, да и прочие его выступления всегда проходили с триумфом. Одаренный композитор, виртуозный органист, блестящий пианист и импровизатор, в Вене он встречался с Моцартом и чуть было не попал в придворный оркестр под управлением великого маэстро, но вынужден был прервать свое пребывание в столице из-за смерти матери. В Бонне его учителями были соперник Моцарта Сальери и сам Гайдн. Набросанный нами портрет человека, который поднимался по лестнице французского посольства, сильно отличается от привычного многим из нас. Звали этого человека Бетховен.
Перебравшийся в Вену пять лет назад, он еще не потерял слух, хотя первые признаки глухоты начали проявляться у него с 1796 года. Строгий мир музыкальной критики предпочитает его не замечать. Смелость его гения многих приводит в замешательство. Вена благосклонно относится к новым течениям в музыке, но иногда ей требуется время, чтобы по достоинству оценить нечто непривычное. Композиции Бетховена уже не были чисто классическими, но еще не оформились в романтизм. Они вообще не вписывались ни в одну известную категорию. Шесть лет назад Людвиг ван Бетховен потерял отца, которого сгубило пристрастие к алкоголю. Он остался в семье за старшего. Кроме забот о воспитании двух младших братьев, Людвигу пришлось взять на себя опеку над племянником Карлом, чья склонность к мотовству доставила ему немало хлопот. За «дядюшкой Людвигом» укрепилась репутация скупца, хотя он отнюдь не бедствовал: ему хорошо платили за концерты и уроки. Его музыку принимали не все, но у нее нашлись свои поклонники, например князь Лобковиц или семейство Брунсвик, а также один врач и один пастор, обладавшие заметным влиянием. Благодаря покровительству этих людей перед Бетховеном открылись все двери австрийской столицы, и число меценатов росло с каждым днем.
Но все-таки что же привело Бетховена в салон посла Бернадота? Композитор испытывал искреннее восхищение перед Бонапартом и внимательно следил за его победами, особенно в итальянской кампании; к тому же его родной Бонн стал теперь французской субпрефектурой. После смерти отца Бетховен жил в Вене и не мог не ухватиться за возможность узнать побольше о Бонапарте, которого считал носителем новых идей. Приглашение к послу для него добыл еще один музыкант, скрипач и композитор Рудольф Крейцер; будучи еще моложе Бернадота, он прибыл в Вену в свите нового посла. Бетховен, очарованный его виртуозной игрой на скрипке и его природным добродушием, посвятит ему свою знаменитую «Крейцерову сонату», написанную в 1803 году. Правда, вопреки легенде, сам Крейцер никогда ее не исполнял.
Если верить первым биографам Бетховена, опубликовавшим свои труды через 70 лет после смерти композитора, с предложением сочинить «музыкальное произведение, прославляющее героя века» обратился к нему именно Бернадот. Осуществление замысла займет несколько лет, зато каков будет результат! Третья симфония, работать над которой Бетховен начал в 1802 году, получит название «Героической». Она полностью подтверждает слова Гайдна, сказанные им после того, как он впервые выслушал игру молодого композитора: «Вы производите впечатление человека, у которого несколько голов, несколько сердец и несколько дуги». Впоследствии, когда в Вену прибудет Наполеон, Бетховен исполнит перед ним — и перед его офицерами, занявшими весь партер, — своего «Фиделио». Жером Бонапарт предложит ему переехать из Вены в Кассель, столицу возглавляемого им Вестфальского королевства, но он откажется. Ему к этому времени станет уже все равно, где жить; весь мир вокруг него превратится в безмолвную пустыню.
После приезда Бернадота в Вену прошло два месяца. 13 апреля 1798 года на балконе французского посольства вдруг появился огромный трехцветный флаг. Вывешивая его, Бернадот стремился показать, что даже в Вене не отрекся от своих республиканских убеждений. Под балконом немедленно собралась толпа горожан — день был рыночный, и народу на улицах хватало. Даже к вечеру, когда стемнело, французский триколор продолжал плескаться на ветру, напоминая ошарашенным горожанам, кто теперь хозяйничает в Европе (французская армия только что вошла в Берн). Упомянем кстати, что в те времена не было принято украшать здания посольств национальными флагами, и дерзкая выходка Бернадота вызвала всеобщее возмущение. Мало того, несмотря на сумерки, кое-кому из зрителей удалось разобрать на полотнище флага, спускавшегося до земли (!), два вышитых немецких слова: «Свобода» и «Равенство». Но — никакого «Братства». Справедливости ради заметим, что бдительному прохожему просто почудилось: никаких надписей на флаге не было. Тем не менее, поступок французского посла оставался оскорбительным для жителей Вены, и они потребовали немедленного снятия флага. Солдаты, охранявшие посольство, отказались это делать. Из толпы понеслись угрожающие крики. Посольские, собравшись на балконе, отвечали ей в том же духе. Вскоре Бернадоту надоело слушать перебранку. Обозлившись, он надел парадный мундир, не забыв и шляпу с трехцветной кокардой. Неужели он успокоит своих подчиненных? Неужели он наконец вспомнил, что он не только генерал, но и дипломат? Ничего подобного. Он выскочил на улицу, размахивая саблей. Его тут же окружили австрийские офицеры, сообщившие, что им нужно срочно с ним поговорить. Он нехотя согласился принять их у себя в кабинете, но наотрез отказался снимать флаг.
Тем временем толпа продолжала распаляться. На всякий случай вызвали конных офицеров. Очевидец этих событий, грозивших перерасти в бунт, Фридрих Глав фон Кобельски, с большой неприязнью относившийся к Бернадоту, рассказывал, что негодующие венцы уже начали кидать в окна посольства камни. Ситуация накалилась. Венские военные власти подняли по тревоге городской гарнизон и велели запереть все 14 городских ворот — правда, непонятно, зачем. Гражданские власти получили с самого верха приказ срочно навести в городе порядок.
