Тот факт, что издатели Штрауса стремились иллюстрировать его партитуры изображениями венских зданий и монументов, показывает, что композитор не отделял своей жизни от жизни родного города. Каждое мало-мальски значимое событие находило отражение в его творчестве — так на свет появился опус 438 в честь открытия новой Ратуши (с посвящением любимой Вене). Во время проведения Всемирной выставки Штраус дирижировал оркестром Юлиуса Лангенбаха, который играл под открытым небом на площади Моцарта. Но подлинным его шедевром стал вальс «На прекрасном голубом Дунае», с которым связана очень интересная история. Начать с того, что Дунай, особенно при Штраусе, вовсе не был ни голубым, ни прекрасным, а первое исполнение этого произведения… провалилось. В феврале 1867 года Иоганн Штраус по просьбе руководителя Венского хорового общества написал вальс (соч. 314) для хора численностью 1200 человек. К сожалению, хормейстеру пришла в голову не самая блестящая идея — сочинить на музыку стихи, причем поручить это некоему чиновнику, помешанному на городском благоустройстве. Поскольку венский муниципалитет совсем недавно установил на улицах первые электрические фонари, Йозеф Вайль (так звали горе-поэта) разродился бездарными виршами, прославляющими… дуговой разряд! Страшно подумать, что вышло бы из-под его пера, будь последним достижением муниципалитета проведение канализации!
Выступление обернулось полнейшим фиаско. Публика свистела и топала ногами. Взбешенный, Штраус забросил партитуру в дальний угол и поклялся, что больше никогда не включит вальс ни в один свой концерт. Но тут на помощь Вене — в кои-то веки! — явился Париж. Настал год, когда Всемирная выставка проводилась на берегах Сены. Французская столица ждала приезда Франца Иосифа, который задерживался. Вместе с императором ехал и Иоганн Штраус. Княгиня Меттерних, супруга австрийского посла в Париже, который приходился сыном бывшему канцлеру, организовала выступление «короля вальсов» перед самой высокопоставленной публикой. Затем по инициативе владельца газеты «Фигаро» Анри де Вильмессана Штраус дал еще один концерт, на сей раз публичный, на территории Выставки. Композитор отыграл всю запланированную программу, но зрители не желали его отпускать, и тогда он почти случайно наткнулся на ноты проклятого «Голубого Дуная» — возможно, их сунула ему в багаж жена. Ему было уже все равно, и он решился. При первых же, еще медленных звуках вальса публика замерла от восторга — каждый почувствовал, что на него словно бы и впрямь накатывает голубая дунайская волна. Это был триумф, полностью перекрывший венскую неудачу. Каких-нибудь десять минут, и «месть» гениального композитора свершилась. Он исполнил «Голубой Дунай» около 20 раз подряд. Вот так Сена спасла Дунай. Впоследствии Штраус аранжировал композицию для оркестрового исполнения, и с тех пор этот вальс не прекращает своего победного шествия по планете, хотя, честно говоря, голубым Дунай так и не стал.
Было бы большим заблуждением думать, что в ту эпоху Вена только и делала, что пела и танцевала. Тем не менее она действительно стала бальной столицей Европы. Сегодня мало кто помнит о том, что 13 декабря 1869 года в городе прошли рабочие манифестации, зато о том, что в декабре 1881 года сгорело здание театра на Ринге, говорят до сих пор. Франц Иосиф лично прибыл на пожарище и с ужасом убедился, что многие люди погибли из-за того, что не могли выбраться наружу — двери театра открывались внутрь, и их просто прижало толпой. Император принял решение построить на собственные средства богоугодное заведение с часовней на втором этаже. В числе жертв пожара был и сын баронессы Елены Вечера — матери будущей любовницы эрцгерцога Рудольфа, погибшей вместе с ним в результате загадочного то ли убийства, то ли самоубийства в Майерлинге
[13]. В 1880-e годы Вена продолжала бурно развиваться: улучшался облик города, возводились новые заводы и фабрики, открывались новые рестораны. Росло количество мелких семейных предприятий — из 200 тысяч рабочих и ремесленников 60 тысяч были одновременно владельцами собственного мелкого производства. С образованием в 1867 году двуединой Австро-Венгерской монархии Будапешт, на бумаге получивший равные с Веной политические права, стал ее конкурентом в области гастрономии. Рестораны и трактиры, соперничая между собой, наперебой предлагали лучшие образцы той или иной национальной кухни. Мирная революция достигла своего триумфа 31 декабря 1877 года, когда в залах Хофбурга состоялся первый императорский бал, на котором Франц Иосиф лично приветствовал гостей — кланялся мужчинам и целовал руки дамам. Тогда же возникла традиция так называемых «профессиональных» балов; свои празднества устраивали охотники, кучера, жандармы и так далее. Некоторые из них проводятся и в наше время. А как обстояли дела с демократией, спросит читатель. Она… еще не созрела. В 1893 году перед вновь отстроенным зданием Парламента начали сооружение скульптурной композиции-фонтана с Афиной-Палладой как дань уважения Древней Греции. Острые на язык венцы немедленно пустили в оборот шутку: дескать, члены парламента не пустили Демократию и на порог. Время демократической революции еще не пришло.
X
Амазонка из Пратера
На самом деле венцы никогда особенно не любили Сисси, считая, что она слишком часто уклоняется от своих обязанностей супруги императора. По сей день жители Вены — в отличие от жителей Будапешта, относящихся к ней с огромным почтением, — с неодобрением отзываются о ее легкомыслии и капризах, восхищаясь исключительно ее осиной талией, никогда не превышавшей в объеме 50 сантиметров, свидетельством чему — ее наряды, хранящиеся в запаснике, куда никого не пускают
[14]. Парадоксально, но факт: Вена во многом живет воспоминаниями о пышности императорского двора, но в то же время критикует его излишества. В свою очередь, императрица чувствовала себя неуютно в столице, под неусыпным оком подданных, предпочитая скромные деревенские резиденции. Неудивительно, что личность и образ жизни Сисси вызывали бурю сплетен и кривотолков. Подсчитали, что в каком-то году императрица провела за пределами Вены 267 дней…
Но в 1998 году, когда исполнилось 100 лет со дня убийства Сисси в Женеве, супруга Франца Иосифа удостоилась выставки под названием «Вечная красота». Затем появился и музей Сисси, почему-то расположенный при входе в императорские апартаменты, то есть не в покоях монарха, а перед ними. В музее — шесть залов, оформленных в откровенно китчевом стиле и заполненных довольно странными предметами. Наряду с подлинными свидетельствами жизни Сисси — автографами ее стихотворений и личными вещами — здесь выставлены репродукции портретов, копия бального платья, которое было на ней в последний день появления на публике, и частичная реконструкция ее вагон-салона, хотя его оригинал, производящий гораздо более сильное впечатление, можно видеть в Музее науки и техники, в зале, посвященном развитию железнодорожного транспорта. Даже драгоценности и диадемы, включая знаменитые бриллиантовые звезды в прическе, в 1867 году увековеченные Винтерхальтером на знаменитой картине, — не более чем дешевая подделка. (Мне довелось однажды подержать в руках ее настоящие звезды.) Одним словом, музей Сисси в Хофбурге, что называется, «липа». Но главная претензия к устроителям экспозиции заключается даже не в этом, а в ошибочности самого подхода, основанного на предположении, что можно рассказать о жизни Елизаветы Австрийской (по-венгерски — Эржебет), собрав принадлежавшие ей вещи в одном месте. В том-то и дело, что она никогда не сидела на месте. Вечная путешественница, она объездила всю Европу, и попытка запереть ее в клетке представляется просто глупой. Если с именем Габсбургов в Вене связано множество мест, то к Сисси это никак не относится. Женщина-загадка, женщина-головоломка — она до сих пор заставляет историков ломать голову над своими не всегда нам понятными поступками.
