Между убийством наследника и объявлением войны прошел месяц. Крестьяне собрали первый урожай. Президент Французской республики находился с официальным визитом в России. Он уверил царя, что в случае конфликта Париж окажет ему поддержку, за что получил в народе прозвище Пуанкаре-вояки. Если бы Франц Иосиф догадывался, что война неизбежна, он немедленно вернулся бы в Вену. Но 23 июля истек срок, отпущенный Сербии на выяснение обстоятельств сараевского убийства. Император объявил Сербии ультиматум. Текст этого документа содержал 24 пункта. Белград согласился с двадцатью тремя, но отверг последний, согласно которому в комиссию по расследованию преступления должны были войти австро-венгерские офицеры. Это и стало поводом — по официальной версии, единственным, — к тому, что 28 июля император, сидя у себя в кабинете и глядя на бюст Сисси, постоянно стоявший у него на столе, подписал указ об объявлении Сербии войны. Затем он отправился в Вену. Больше он никогда не вернется в Императорскую виллу, где на протяжении 60 лет проводил каждое лето; здесь, на вокзале Ишль-Бада, он в сентябре 1898 года в последний раз попрощался с Сисси. И вот снова настала пора прощания. Спустя три дня, уже в Вене, император подписал еще один указ — о поголовной мобилизации. Вопреки утверждениям министров и генералов, Франц Иосиф до последней минуты надеялся, что Сербия одумается. Но верил ли он в это? Известно, что он заметил одному из своих адъютантов: «Разрыв дипломатических отношений не обязательно означает войну». Тем не менее, он понимал, что поставлено под угрозу существование его многонационального государства и его главной опоры — монархии. Принято считать, что Франц Иосиф отличался излишней самоуверенностью, но мы знаем, что 18 августа он делился с полковником Маргутти своими сомнениями: «Будет ли исход этой войны благоприятным для нас? Пока все указывает на обратное».
В Вене схлестнулись два лагеря: сторонников войны и ее противников. Жизнь в никогда не замолкавшем городе словно замерла. Неужели грохот пушек заглушит звуки вальса? Неужели ненависть окажется сильнее обаяния искусства? Происходят необъяснимые вещи. За книгу «Лейтенант Густль», подвергшуюся суровой критике со стороны милитаристов, Артура Шницлера вычеркнули из списков офицеров-резервистов. Если вспомнить, что после 1903 года «Хоровод» того же Шницлера разошелся тиражом более ста тысяч экземпляров (неслыханная цифра для того времени), то станет понятно: время белых зонтиков прошло; настало время пикельхеймов — прусских шлемов с пикой.
В столице только и разговоров, что о фронте и тылах, о наступлениях и отступлениях, о «предательстве» Италии, которая 20 мая 1915 года вышла из альянса с Берлином и Веной, о падении одного кабинета министров за другим. Два года бесконечных ужасов достигли пика вечером 20 ноября 1916 года. Всю последнюю неделю здоровье императора внушало близким серьезную тревогу. Он кашлял, у него не падала температура, он исхудал. Телеграммой вызвали наследника — эрцгерцога Карла. Врачи понимают: только крепкая конституция пациента позволяет его организму еще бороться с болезнью, но конец близок. В Шёнбрунне, да и во всем городе, готовятся к неизбежному. 21 ноября император проснулся в половине четвертого ночи — на час раньше, чем в день сараевского убийства. Он быстро оделся и сел за работу, как делал ежедневно с начала войны. Обсудил с генералом Больфрасом, главой военной канцелярии, детали предстоящей операции. Это был последний день жизни человека, правившего империей с 1848 года. Своему лейб-камердинеру Евгению Кеттерлю он оставил записку:
«Завтра утром в 3.30».
Можно сказать, что император умер за работой. Покончив с делами, он лег в свою простую железную кровать, с которой уже не поднялся и к 9 часам вечера тихо угас. С ним была младшая дочь Мария-Валерия, которая и закрыла ему глаза. Франц Иосиф родился в этом же замке, в комнате по соседству, в 1830 году. Тогда здесь еще жил болезненно бледный герцог Рейхштадтский… Франц Иосиф оставался последним современником монархов, правивших Европой в 1848 году. Он правил 64 года и в возрасте 86 лет отправился наконец на встречу со своей Сисси. Накануне его навестила фрау Шратт, с которой он поддерживал дружеские отношения последние 30 лет. Она знала, как он страдает от одиночества. Ее дом находился совсем неподалеку, на Глориеттгассе. Когда Карл велел послать за ней, она принесла с собой две белые розы, срезанные у себя в оранжерее, и вложила в руки императору. Он лежал в своем парадном, так называемом фельдмаршальском мундире; белая сорочка, красные панталоны с золотым кантом; тело было набальзамировано парафином. На груди — несколько военных орденов и орденская цепь Золотого Руна.
Вена, и без того измученная шаткой ситуацией на фронте и лишениями карточной системы, напуганная случившимся за месяц до того убийством премьер-министра графа Штюркха, оплакивала императора, как дети оплакивают отца. Тело покойного, положенное на простую походную кровать, было выставлено для прощания, и жители города в течение пяти дней проходили перед ним нескончаемой чередой. Они прощались с солдатом, главнокомандующим и маршалом. Затем тело еще три дня простояло в Хафбурге, в придворной часовне. Прозвучал похоронный звон. Осиротевшая Вена замерла в смятении, не в силах поверить в реальность происходящего. Плакали пожилые мужчины, плакали женщины в шляпах под черной вуалью, испуганно таращили глаза дети. День 30 ноября выдался ясным, но холодным. Черный катафалк, запряженный восьмеркой лошадей в черных попонах, усыпанный горой цветов и погребальных венков, двинулся к собору. Сегодня этот катафалк выставлен перед входом в Каретный музей Шёнбрунна. В последний раз он использовался через 73 года после кончины Франца Иосифа, в 1989 году, когда на нем перевозили прах Циты
[15]. На службе в соборе присутствовали новые император с императрицей — Карл и Цита, а также их четырехлетний сын эрцгерцог Отто. Конная гвардия в последний раз отсалютовала монарху; его преемник, одетый в просторный серый плащ с красным подбоем, склонился перед телом двоюродного деда. Лица Циты никто не видел — его скрывала густая черная вуаль. Затем состоялся ритуальный диалог покойного с отцом-настоятелем — обязательное условие перед захоронением в Крипте капуцинов
[16]. Голосом покойного Франца Иосифа говорил придворный обер-гофмейстер.
