Когда доктор закончил, мы превратились в гончих с алмазными шкурами.
В алмазных псов.
Я склонил голову:
– Да, я Ричард.
– Прошу, давайте вернемся.
– Ты ради этого пошла за нами?
– Умоляю, остановитесь.
– Ты изменила себя, чтобы догнать меня?
Медленно, с каменной грацией статуи, она протянула мне руку. Ее конечности, как и наши, были механическими, но в целом облик Селестины сохранял подобие человечности.
– Пожалуйста…
– Ты знаешь, что я не могу вернуться. Мы зашли слишком далеко.
Ответа мне пришлось дожидаться, по ощущениям, целую вечность.
– Ты не понимаешь, Ричард. Здесь все не то, чем кажется.
Чайлд повернул в мою сторону свою псевдособачью морду.
– Не обращай внимания, – сказал он.
– Слушай меня, Ричард! – Похоже, Селестина без труда разбирала наши с Чайлдом лазерные сигналы. – Забудь о нем! Он обманывал тебя всю дорогу. Бессовестно лгал – и тебе, и остальным. Даже Тринтиньяну. Вот почему я пошла за тобой.
– Она врет, – сказал Чайлд.
– Нет, не вру. Разве ты не догадался, Ричард? Чайлд уже бывал тут. Это не первое для него посещение Шпиля.
Я изобразил, уж как получилось, пожатие плечами:
– Как и для меня.
– Речь не о том, что было после нашего прилета на Голгофу. А о том, что случилось раньше. Чайлд уже бывал на этой планете.
– Она врет, – повторил Чайлд.
– Объясни, откуда ты знал заранее об испытаниях?
– Я не знал, просто проявлял предусмотрительность. – Чайлд повернулся ко мне, чтобы только я мог прочитать его лазерные сигналы. – Ричард, мы зря теряем драгоценное время.
– Предусмотрительность? – переспросила Селестина. – Ну да, ты был дьявольски предусмотрителен. Прихватил комбинезоны, чтобы двигаться дальше, когда скафандры станут помехой. И привлек Тринтиньяна. Ты ведь знал, что от него будет польза.
– Я видел тела, лежавшие у подножия Шпиля, – сказал Чайлд. – Тела тех, с кем Шпиль расправился.
– И?
– И счел, что нам пригодится человек, умеющий работать с увечьями.
– Допустим. – Селестина кивнула. – С этим я согласна. Но ведь это не вся правда, верно?
Я поглядел на Чайлда, потом на Селестину:
– Что происходит?
– Тела у подножия Шпиля никак не связаны с капитаном Аргайлом.
– Неужели? – удивился я.
– Да. – Звуки, издаваемые Селестиной, доползали до меня мучительно медленно. Жаль, что Тринтиньян не удосужился и ее превратить в собаку с алмазной шкурой. – Никакого Аргайла тут в помине не было! Чайлд его придумал, чтобы обосновать свои знания о Шпиле. Но на самом деле… Чайлд, рассказывай, хватит увиливать!
– Понятия не имею, чего она от меня хочет.
Селестина усмехнулась:
– Все тела принадлежали тебе.
Чайлд нетерпеливо дернул хвостом, мазнул им по полу:
– Чушь!
– Ну, тебе виднее. Тринтиньян, между прочим, первым обо всем догадался.
Селестина кинула что-то в мою сторону.
Я велел субъективному времени замедлиться сильнее прежнего. Предмет, который она бросила, лениво вращался на лету, двигаясь по параболе. Рассудок вычислил его курс и максимально точно экстраполировал траекторию.
Я шевельнулся, вытянул переднюю лапу, поймал предмет.
– Что это? – спросил я.
– Тринтиньян говорит, что ты должен вспомнить.
Я уставился на незнакомый предмет. Припомнил, как доктор ковырялся в останках у подножия Шпиля, как он сунул что-то в карман. Вот это – маленький, темный, твердый предмет неправильных очертаний.
Но что это?
В сознании зароились смутные картины прошлого.
– Должно быть что-то еще, – сказал я.
– Ну разумеется! – подтвердила Селестина. – Человеческие останки у Шпиля, за исключением тех, что добавились после нашего прилета, принадлежат генетически одному и тому же существу. Я верю Тринтиньяну.
– Как такое может быть?
– А вот так. Сам понимаешь, клонирование много чего позволяет.
– Бред! – коротко прокомментировал Чайлд.
Я повернулся к нему, испытывая некое чувство, заглушить которое оказалось не в состоянии все искусство Тринтиньяна:
– Скажи, что это неправда.
– Зачем мне клонировать себя?
– Я отвечу честнее, – вмешалась Селестина. – Он отыскал эту штуковину, но гораздо, гораздо раньше, чем рассказывал нам. Побывал внутри, занялся исследованиями и наплодил для этого клонов.
Я ждал, что Чайлд как-то отреагирует, предложит хоть какое-то объяснение. А он молча, передвигаясь на всех четырех конечностях, улизнул в следующее помещение.
Дверь за спиной Селестины закрылась, словно стальное веко.
Чайлд подал голос из новой комнаты:
– Полагаю, у нас девять или десять минут на то, чтобы решить задачу. Я смотрю на символы, и мне представляется, что нам придется изрядно попотеть. Может, отложим светскую беседу до более подходящих обстоятельств?
– Чайлд, тебе не следовало так поступать, – сказал я. – Селестина не…
– Я решил, что она с нами.
Селестина переступила порог:
– Вообще-то, я не собиралась к вам присоединяться. Но теперь, судя по всему, у меня нет выбора.
– Молодец! – похвалил ее Чайлд.
А я вдруг осознал, где раньше мог видеть тот темный и крохотный предмет, который Тринтиньян добыл на поверхности Голгофы.
Конечно, я могу ошибаться.
Но он подозрительно смахивал на рожок с головы беса.
Глава 12
Новая задача оказалась такой же по-византийски затейливой, многослойной и чреватой подвохами, как и все предыдущие.
Пока я разглядывал значки у двери, мой разум скитался по просторам математических вероятностей, улавливал глубинные связи между сугубо самостоятельными, как утверждала теория, областями логических рассуждений. Я мог бы смотреть на символы часами, пребывая в экстатической завороженности. К несчастью, загадку следовало разгадать, а не просто ею любоваться. И в запасе у нас оставалось меньше девяти минут.
Мы собрались у двери и две или три минуты, растянувшиеся для нас в часы, хранили молчание.
Я заговорил первым, почувствовав, что прямо сейчас мне нужно чем-то отвлечься.
– Селестина права? Ты клонировал себя?
