Я отвела взгляд от этой женщины, прежде чем с моих губ слетели слова, о которых пришлось бы потом пожалеть. Мужчина – Николоси – больше напоминал актера, чем солдата. Полное отсутствие шрамов. Лицо украшает холеная остроконечная борода столь четкой формы, словно ее вырезали по трафарету. Агенты Службы анабиоза всегда меня раздражали, независимо от того, чью занимали сторону. Они постоянно кичились своим превосходством над обычными войсками и поэтому не считали нужным утруждать себя физической подготовкой, а уж до того, чтобы обзавестись такой мускулатурой, как у Норберта, у этих ребят дело никогда не доходило.
– Позвольте представить вам Диксию Скэрроу, – продолжил Мартинес, кивнув в мою сторону. – На счету Диксии пятнадцать лет безупречной службы в Южной милиции, вплоть до окончания военных действий. У нее блестящий послужной список. Я надеюсь, она будет ценным дополнением к нашей команде.
– Возможно, мы немного забегаем вперед, – заметила я. – Я не давала согласия на участие в какой-либо команде.
– Мы преследуем Джекса, – примирительно пояснил Николоси. – Разве вас это не интересует?
– Он был на вашей стороне, – напомнила я. – Отчего вы так стремитесь увидеть его на виселице?
Николоси на мгновение скривился, как от боли:
– Он военный преступник, Диксия. Мне очень хочется, чтобы такие чудовища, как Джекс, предстали перед судом. Подобной участи я желаю и мерзавцам-южанам, которые занимались тем же, что и он.
– Николоси прав, – подала голос Ингрид Соллис. – Если мы собираемся мирно сосуществовать на этой планете, то должны судить по закону всех и каждого, невзирая на их бывшую государственную принадлежность.
– Слова, вполне естественные для дезертира, – медленно проговорила я. – Очевидно, государственная принадлежность не слишком много значила для вас в прошлом, поэтому меня не удивляет, что она ничего не значит для вас сейчас.
Мартинес, все еще стоявший во главе стола, примирительно улыбнулся, как будто ничего иного от меня и не ожидал.
– Вы неправильно поняли меня, Диксия. Ингрид не дезертировала. Ее ранило при исполнении служебного долга. Серьезная травма. После выздоровления она была отмечена за отвагу, проявленную в боях, и ей предложили выбор между почетным увольнением и возвращением на фронт. Нельзя винить ее за вышеупомянутый выбор, особенно после того, что ей пришлось пережить.
– О, простите, я ошиблась. Просто я никогда не слышала о людях, вышедших в отставку до окончания войны.
Соллис холодно взглянула на меня:
– Некоторые из нас поступили именно так.
– Все присутствующие здесь имеют безупречный послужной список. – Мартинес слегка повысил голос. – Я твердо уверен в этом, поскольку весьма тщательно изучил ваши биографии. Вы именно те, кто подходит для нашей работы.
– А я в этом не уверена, – возразила я, порываясь встать. – Я просто отставной солдат, который испытывает неприязнь к дезертирам. Я не состояла ни в каких дерьмовых отрядах Службы анабиоза и не совершила ничего такого героического, за что бы мне выразили благодарность. Так что жаль, коллеги, но мне кажется…
– Сядьте, Диксия.
И я вновь повиновалась.
Мартинес продолжил, его голос сохранил размеренность и терпеливость:
– Вы участвовали по крайней мере в трех операциях с высокой степенью риска, Диксия. Три опасных рейда в тыл врага, вывод двух глубоко внедрившихся шпионов-южан и – серьезный козырь – перебежчика из Северной Коалиции. Вы же не станете это отрицать?
Я покачала головой. Суть того, что он предлагает, все еще ускользала от меня.
– Я не смогу вам помочь. Я ничего не знаю о Джексе…
– Знать вам и не нужно. Это мои проблемы.
– Откуда у вас такая убежденность, что он жив?
– Я бы тоже хотел услышать ответ на этот вопрос, – вступил в разговор Николоси, поглаживая изящными пальцами бороду.
Мартинес наконец сел в кресло, стоящее во главе стола. Таким образом получилось, что он возвышается над приглашенными. Он снял пенсне и, повертев в руках, положил на колени.
– Вы должны убедиться в важности и достоверности того, что я собираюсь вам сказать. Я долгие годы собираю данные о таких людях, как Джекс, и в этом деле приходится полагаться на целую сеть информаторов, многие из которых, поставляя мне сведения, подвергаются огромному риску. Если я открою вам все полностью и хотя бы часть сказанного распространится за пределы моего кабинета, их жизнь окажется под угрозой. Не говоря уже о том, что это серьезно помешает мне привлечь к ответственности других скрывающихся преступников.
– Мы понимаем, – кивнула Соллис, и меня возмутило, что она осмелилась говорить за всех.
Возможно, она считала, будто в долгу перед Мартинесом просто потому, что он принял ее сторону в недавней перепалке. Но я снова прикусила язык.
– Долгое время я получал любопытные сведения насчет полковника Джекса: поговаривали, что он на самом деле не умер и находится на свободе.
– Где? – спросила Соллис. – На Окраине Неба?
– Похоже, что нет. Конечно, было много ложных следов, указывающих на то, что Джекс лежит в могиле где-то на этой планете. Но я не принимал их на веру и отметал один за другим. Постепенно правда становилась очевидной. Джекс все еще жив и находится в пределах этой системы.
Я почувствовала, что пришло время внести позитивный вклад в разговор:
– Не кажется ли вам, что такой кусок дерьма, как Джекс, попытался бы удрать из системы при первой же возможности?
Мартинес благосклонно отнесся к моему замечанию и удостоил меня взглядом:
– Я тоже боялся, что он мог сбежать, но появившиеся факты говорят о другом.
Он протянул руку, чтобы налить себе чаю. Коктейли остались на столе невостребованными. Я сомневалась, что желудки кого-либо из присутствующих были способны переваривать алкоголь в это время суток.
– Где же он тогда? – спросил Николоси. – У множества криминальных сообществ нашлись бы причины предоставить убежище такому человеку, как Джекс, но цена, назначенная за его голову, – серьезный соблазн выдать его властям…
– Он не скрывается, – возразил Мартинес, отхлебнув чаю, прежде чем продолжить. – Он на борту космического судна, в полном одиночестве. Судно предположительно было утеряно или разрушено в самом конце войны, когда обострилось противостояние в космосе, но у меня есть сведения, что оно практически не повреждено, его системы жизнеобеспечения функционируют. Это веское основание допустить, что Джекс еще жив и находится в пределах системы.
– Чего же он дожидается? – поинтересовалась я.
– Когда память о нем померкнет, – усмехнулся Мартинес. – Подобно многим физически крепким людям, на последней стадии войны Джекс мог применять препараты, продлевающие жизнь или, по крайней мере, исключающие угрозу ее прекращения. Время не властно над ним.
