Я то и дело думала: фу, как Лос-Анджелес мне противен. Я здесь родилась, хорошо его знаю, читала и учила его историю в школе, но ненавижу от всей души. После Второй мировой войны это место из россыпи сонных деревушек превратилось в десятимиллионный человечий муравейник, все это время застройщики богатели, штампуя пригороды из облегченных домов один за другим и соединяя их автострадами, нарезавшими равнину на гигантские квадраты. Никакого благоустройства, никаких парков, никакой продуманности или планов. Выкупаешь апельсиновую рощу, выкорчевываешь деревья, строишь кучу фанерных домиков – и так раз за разом. Никто даже опомниться не успел, затея с самого начала была дурацкой. И в этом месте мы с тех пор живем! Причем многие пытаются повторить для себя сюжет «Ла-Ла Ленд» – двойная глупость.
Люди на каяках говорили друг другу: этому чертову месту конец! Все придется сносить подчистую. Лос-Анджелес требует замены. Целиком.
Вот и отлично. Может быть, на этот раз выйдет получше. А я найду себе другую работу.
60
Наступила весна, Мэри снова стала ходить в купальню Утоквай, поначалу раз или два в неделю, потом каждый день. В офис возвращалась на трамвае. Она дала последнее добро на «YourLock» Януса-Афины. Я-А разместила адрес веб-сайта в интернете, они вмести следили за его, как выяснилось, малозаметным рождением, неделя прошла спокойно: сайт едва нарушил гладь бескрайней интерференционной картины дискурса. Постепенно люди начали сообщать друг другу новость, что всю свою деятельность на просторах интернета можно теперь свести в один аккаунт на «YourLock», вебсайте, организованном по принципу кооператива, которым владеют его пользователи, после чего личные данные можно хранить в «сейфе» с квантовым шифром и использовать в качестве оборотного актива в глобальной экономике данных, например, соглашаясь либо отказываясь продавать их поисково-аналитическим компаниям, которые быстро освоили новую территорию и стали предлагать людям микроплатежи за их данные, в основном информацию о состоянии здоровья, структуре потребления и финансах. Лицензионные выплаты за подключение ко всемирному механизму были малы, но не мизерны и напоминали пожизненную ежегодную ренту, пусть небольшую, но полезную. Народ начал перебегать на новый сайт, и однажды наступил коренной перелом, нелинейный скачок, подобный землетрясению, внезапно все захотели иметь свой аккаунт в «YourLock» и вести через него свою жизнь в интернете. Возникла совершенно новая экология интернета – интернет 3.0, который в прошлом вызвал столько неоправданного шума.
Разумеется, на большую новость обратили внимание повсюду в мире. С другой стороны, когда Мэри ходила по утрам на озеро плавать, все выглядело без изменений, и так повсюду. «Новые глобальные революции – странная штука, – размышляла Мэри, – Они виртуальны, как и все остальное». В виртуальном мире новшество вызвало несомненный фурор. Что это такое? Кто владелец новой системы? Исходный код в открытом доступе, у нее нет владельцев, говорили одни. Систему сделали люди, занятые в дарономике – может, они так развлекаются? Тогда кто получает с нее прибыль? Другие возражали, что владельцами являются сами пользователи, все доходы поступают им. В основном, как всегда, от рекламы. Что-то вроде кредитного товарищества, только в области медийного сетевого дискурса. По аналогии с переходом из банка в кредитное товарищество не компания использует потребителя, а потребитель компанию, причем владея ею. А какая от этого польза самой компании? Никакой, потому что компания сама по себе ничто. Это лишь организация, призванная помогать владельцам-пользователям, не более того. Чем, по сути, и должна быть любая компания. Если вы это имели в виду.
Дело туго двигалось в Китае, где такой компанией была Коммунистическая партия Китая – партией владели ее потребители, и смысл ее существования якобы сводился к укреплению благосостояния последних. Поэтому китайцы отгородились от «YourLock» Великой китайской стеной межсетевой защиты, за которую раньше не пропускали многие другие западные интернет-фирмы. Оказалось, что китайская стена изобиловала прорехами. Несмотря на утверждения, что китайские сетяне в большинстве полностью удовлетворены своей жизнью в рамках китайского киберпространства, многие, как известно, имели аккаунты в самых разных точках мира. Внутренние мигранты во всех крупных городах Китая по-прежнему подвергались жестокой эксплуатации и стремились найти рычаги влияния вне системы прописки, запрещавшей переселение в город; зажиточный средний класс всегда интересовался возможностями вывода кое-каких деньжат за рубеж. Так что определенные группы китайского населения подписались на сайт в больших количествах.
Бежали дни. Глядя из Цюриха, Мэри не замечала, чтобы шумиха в интернете оказывала на повседневную жизнь большое влияние. Возможно, глобальная революция, к которой призывали защитники интернета с момента его зарождения, действительно свершилась, однако до сих пор, если не считать волну приватизаций конца 90-х, эта малоизученная революция никак себя не проявила. Случись она, никто не смог бы ее распознать. Кстати, ранняя колонизация и капитализация интернетом психики огромной массы людей происходили в таком же невидимом режиме, поэтому Мэри не могла взять в толк, что другие имели в виду, постулируя наступление интернет-революции.
Зато это понимал – или делал вид, что понимает, – ее штаб. Теперь каждый, кто подписался на «YourLock» и начал им пользоваться, тем самым поддерживал ресурс, участвуя в распределенном хранении достоверных записей с момента их создания. Распределенный реестр мог функционировать как новая организация на требующемся уровне компьютеризации только за счет добровольного безвозмездного труда (к которому также относилось электричество) миллионов людей. Даже в случае успеха система не обещала чистый выигрыш устойчивой цивилизации. Очевидно, многое зависело от того, как будет использоваться новая сеть или как поведут себя люди в физическом мире. Как это всегда бывает, решающие события еще не произошли. Кто знает, возможно, они действительно сначала происходят в области дискурса и только потом – в области материального бытия.
Мэри постаралась сосредоточиться на материальном – утренних заплывах на озере, постепенном росте температур по мере приближения к лету. Трамвай, усталая прогулка до работы, усталое возвращение домой. Еженедельная поездка на трамвае в город, посещение Фрэнка Мэя в тюрьме, превратившееся в подобие повинности.
С виду Фрэнк держался молодцом. Здешние тюрьмы были чисто швейцарскими по духу – продуманными, щадящими, скорее напоминали общежитие техникума без права переезда. Фрэнк целыми днями был в городе на различных общественных работах от подметания улиц до помощи санитарам, делая то, что требовалось и значилось в месячной разнарядке. Со времени их первой встречи он то ли успокоился и обрел равновесие, то ли увял и впал в депрессию – Мэри не знала Фрэнка настолько хорошо, чтобы сделать вывод. Возможно, и то, и другое понемножку. Некоторые люди, когда не хотят показывать свои чувства, умеют хорошо их скрывать. Когда Мэри появлялась в тюрьме, заключенный смотрел с любопытством, но без прежнего удивления, скорее чуть растерянно или озадаченно. Но не настолько, чтобы спросить, зачем она приехала. Если бы он спросил, Мэри не нашлась бы, что ему ответить. В уме она вела с Фрэнком беседы, не имевшие ничего общего с тем, о чем они говорили в реальности. Поднимаясь на трамвае на Цюрихберг, она наблюдала, как голубые вагоны отчаянно виляют на S-образном подъеме, мысленно говоря Фрэнку: если бы ты спросил, я бы сказала, что приехала к тебе, потому что хочу успокоить свою совесть, успокоив твою. Я представляю себе мир таким, что даже ты, посмотрев на него, почувствовал бы, что твоя совесть может быть спокойна. Где ты перестал бы себя строго судить, простил нам наши грехи и себя простил бы тоже. В этих мысленных диалогах Фрэнк нередко кивал и отвечал: да, Мэри, я теперь проще смотрю на вещи. Ваше глупое министерство подставило плечо, помогло вытолкнуть потерявшую колесо повозку из канавы. Пока она еще не полностью выбралась на дорогу, далеко не полностью. Потому как канава быстро ширится, а дорога сужается.
