Ничего подобного во время их реальных встреч в тюрьме не обсуждалось даже близко.
Мэри следила за неформальными операциями Бадима, встречаясь с ним за пределами офиса по устоявшейся схеме. Они виделись не часто, к тому же обсуждать в офисе что-либо вслух наедине не представлялось возможным, поэтому прибегали к рукописным запискам – не конкретным сообщениям, а строчкам из Руми, Кабира, Кришнамурти или Тагора. «Замешательство среди Богов. То, что можно наблюдать, определяет теория. Завтра в небесах появится большая комета. С наветренной стороны». Загадочные, как у Нострадамуса, фразы означали лишь одно: что-то происходит, пора встретиться. Так, по крайней мере, понимала их Мэри. Если Бадим и шифровал в записках какие-то особые сведения, Мэри не знала, как их извлечь.
А потому постоянно следила за новостями. Через два дня после появления на ее столе записки всего с тремя словами «бунт забастовка бунт», она прочитала, что в Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, Токио, Пекине и Москве одновременно, безотносительно к различиям в часовых поясах, вспыхнули забастовки учителей и работников транспорта. Это вызвало хаос на улицах и рынках. Похожий хаос в прошлом году вызвало сильное проседание фондовых рынков, они и без того не оправились после Великого краха, на этот раз курс опустился на самое дно. Супермедвежий рынок. Разумеется, снижением тут же воспользовались любители риска, покупающие на спаде и продающие на подъеме, однако ощущение паники и окончательно назревшего повсеместного разрыва пузырей не рассеялись. Бастующие крупных городов, в конце концов, вернулись на работу. Прежде чем положение успокоилось, бесконечная засуха на Ближнем Востоке, в Иране и Пакистане внезапно превратилась в новый период смертоносной жары, разразившейся еще до окончания мая. Высокое атмосферное давление ненадолго подняло температуры до отметки 35 градусов по влажному термометру, на этот раз не за счет влажности, а за счет жары как таковой; одновременно в нескольких городах закончилась вода. Беженцы из районов бедствия хлынули на запад – через Турцию на Балканы, на север – в Армению, Грузию, Украину и Россию, и на восток – в Индию. Беженцы от жары, в Индию! Увы, Пенджаб тоже был охвачен засухой, Индия окончательно перекрыла границу с Пакистаном, и без того милитаризованную и непроходимую. Катастрофа – куда ни кинь взгляд. Пакистан угрожал войной. Иран угрожал войной. Спасаясь от неминуемой смерти, с насиженных мест снялись десять миллионов человек. Гуманитарные программы и местные вооруженные силы разрывались на части.
Эсмери Зайед, начальник управления по делам беженцев, сказал, что, если бы нынешние беженцы были страной, то она по численности населения была бы равна Франции или Германии. По миру бродили, сидели в лагерях, вынужденно покинули свой дом сто миллионов человек.
В разгар кризиса атмосферная река проникла на юг Калифорнии, и, хотя ветер уступал по силе циклонам и ураганам, осадки были не менее интенсивны, причем продолжались дольше. Казалось, происходит повторение страшной зимы 1861–62 гг., которое эксперты инженерного корпуса сухопутных войск США предсказывали только через несколько веков. Первую бурю они окрестили «штормом тысячелетия». Да только время оценки вероятностей прошло. Высокие горы, окаймляющие лос-анджелесский бассейн, встали на пути проливных дождей и заставили их излиться на территорию бассейна с преобладающим твердым покрытием. Разрушения приняли всеобщий характер. Первоначальные подсчеты оценивали число погибших на удивление низко – около семи тысяч, зато инфраструктуре был нанесен такой ущерб, какого жители города не могли вообразить в самых мрачных фантазиях о вероятном землетрясении. Кстати, некоторые ученые предсказывали: огромная масса воды как раз и могла вызвать то самое землетрясение. Большое землетрясение в Лос-Анджелесе и вселенский потоп в одном флаконе! Такое может случиться только в Эл-Эй, с тенью сожаления злорадствовали местные; всемирная фабрика грез превратилась в руины у них на глазах. Глобальное бессознательное избавилось от настырного присутствия голливудских морд. Их век закончился. Согласно цифрам Юргена, проставленным на изображениях дождливого города, восстановление разрушенного обойдется больше чем в тридцать триллионов долларов.
Ну уж теперь-то американцы поддержат борьбу на фронте изменений климата? Лучше поздно, чем никогда?
Ага, сейчас. Очень быстро выяснилось, что Лос-Анджелес не любят в Техасе, на Восточном побережье и даже в Сан-Франциско. Фактически нигде, кроме самого Лос-Анджелеса, до него никому нет никакого дела. Всемирная фабрика грез, всеобщий любимец! Видно, грезы эти встали людям поперек горла. А может, им просто не нравилась колонизация собственного мира иллюзий. Или пробки на дорогах.
Как бы то ни было, и правительство штата Калифорния, одно из самых прогрессивных в мире, и федеральное правительство США, одно из самых реакционных в мире, пытались оказать реальную помощь. Хороший, плохой ли, Лос-Анджелес был им дорог. «Нет, – думала Мэри, – то, что число погибших не превысило семи тысяч, все-таки удивительное достижение инженеров-строителей и гражданского общества, результат быстрого развертывания ВМС и прочих военных, как и расторопности самих граждан». Внезапный поток с гор стал виновником основных случаев гибели, после этого люди погибали лишь из-за отдельных происшествий. Так что реакция на чрезвычайную ситуацию была достойна восхищения. Нет, правда: США во многих отношениях выглядели эталоном инфраструктуры, кирпичным домом среди соломенных лачуг. До идиотизма высокие эстакады, построенные с расчетом на большое землетрясение, послужили убежищем для всего населения города; последующая эвакуация прошла без сучка и задоринки. Очень впечатляющая импровизация.
Вопреки неодинаковому авторитету Лос-Анджелеса в мире город был невероятно знаменит. Уж в этом плане фабрика грез постаралась. Город был узнаваем для многих обитателей планеты, и, увидев его затопленным, они остолбенели. Если подобное могло произойти в богатом Лос-Анджелесе, городе мечты, то могло произойти где угодно. Неужели правда? Может, и нет, но так думали в тот момент. Нырок в глубины глобального бессознательного вызвал у людей приступ тошноты.
Несмотря на ощущение крушения мира, а может, из-за него, демонстрации в столицах только усилились. Они скорее походили на оккупацию, потому что шли не прекращаясь, и нормальная жизнь столичных городов нарушилась. В занятых демонстрантами районах люди устраивали и вели альтернативный быт, получая бесплатную еду, устраивая временные убежища и отхожие места, все это предоставляли и сооружали сами участники, как если бы ставили любительскую театральную постановку, призванную непрерывно поддерживать давление на правительство, чтобы оно откликалось на нужды народа, а не глобального капитала. Правительства сталкивались с выбором: либо натравить на собственный народ полицию и военных, либо выжидать – иногда месяцами, – пока протест не выдохнется, либо действительно проводить изменения. По едкому замечанию Брехта, не проще ли распустить народ и избрать новый?
Тем временем обычные самолеты летали все меньше и меньше, зато увеличивалось число полетов авиации на аккумуляторных батареях и бурными темпами росло сооружение аэростатов. Трансокеанское сообщение было нарушено. Миллионы людей потеряли работу, миллионы вышли на улицы. В интернете люди присоединялись к «YourLock» и толпами покидали другие социальные сети, которые теперь все называли хищниками. Из частных банков в кредитные товарищества и другие альтернативные финансовые кооперативы перевело свои сбережения такое число вкладчиков, что это вызвало сильнейший в столетии финансовый крах. Банки так долго пользовались левериджем и в таких объемах, что давно позабыли о его исконной природе. В разгар мощного кризиса большинство из них пали на колени и обивали пороги центральных банков своих стран, скуля о спасении. Однако государственные казначейства, все еще находившиеся в руках ветеранов финансового сектора, не могли повторить санацию 2008 года. Прежний крах в сравнении с новым выглядел пустяком, а после рецессии 2020 года понимание того, что и почему происходит, стало только острее. Наступило другое время с новой структурой ощущений и новым материальным положением. Многие говорили: нынешний кризис будет посильнее спада 2020 года, посильнее Великой депрессии, это вообще самый крупный в истории экономический крах, потому как затронул не только экономику. Вся чертова карусель оторвалась от маховика и рассыпалась на глазах.
