Рудник был открытого типа. Огромная яма овальной формы, как расширенная долина, которая когда-то здесь находилась. Дороги серпантином спускаются в ад. Красные камни – железная руда, есть еще желтые и зеленоватые, их мы отбирали и грузили в отдельные грузовики. Мы даже не знали, что содержится в этих разноцветных камнях. Золото? Уран? Кто-то сказал: редкие земли. Не такие уж они редкие в этих местах. Но большинство камней были красные. Железной руды везде как грязи, а поди ж ты – понадобились рабы для ее добычи.
Потом на кухне наступили плохие времена. Еды с каждой неделей становилось все меньше, вода имела привкус железа, люди от нее болели. В конце концов одна из общаг поднялась утром и села возле кухни. Хором скандировали: кормите как следует, иначе не будем работать. По их виду было заметно: они совсем отчаялись, напуганы. Все это видели, один за другим мы подходили и садились рядом, пока на утреннем солнцепеке в ожидании смерти не собрались все шахтеры. Дроны жужжали над головой, как мухи. Они могли бы нас с легкостью перебить. Охрана с автоматами просто наблюдала за нами, мы все как будто чего-то ждали. Так оно и было – смерти или чего еще. Что бы это ни было, хуже такой жизни уже не будет. Хорошее было чувство: сидишь на солнышке, боишься и потеешь. Мы в этот момент стали братьями, чего никогда не случалось во время работы.
Наконец пришел человек с мегафоном. Мы знали, что он лишь голос высшего начальства. Рудник принадлежал либо бурам из Южной Африки, либо китайцам, либо кому-то еще далеко отсюда, слухи всякие ходили. Голос говорил от их лица, где бы они ни находились. «Возвращайтесь на работу, мы вас накормим», – сказал он.
Мы не сдвинулись с места. Кто-то крикнул: «Сначала кормежка, потом работа!»
Нашла коса на камень. Мы не уступали, пока нас не накормят. Они отказывались кормить, пока мы не уступим. Рабочие договорились между собой: лучше уж сейчас умереть, и дело с концом. Вот до чего дошли. Было страшно.
Тем временем туча дронов над головой все густела, что твои стервятники, обнаружившие падаль в вельде. Дронов в воздухе было больше, чем людей на земле. Скорее уж москиты, чем стервятники, и пищали как москиты, только громче. Большинство размером с тарелку, несколько штук – побольше. Этот писк пилил мозги и щекотал кишки.
Вдруг все дроны как один коршунами устремились вниз, мы вскочили на ноги, крича от страха, закрывая голову руками и пригибаясь. Однако дроны кинулись на охранников. Каждого окружили несколько дюжин, выстроив вокруг них гроб из черных жужжащих тарелок. Один из охранников выстрелил, окружившие его дроны обрушились на него и повалили на землю. Нам не было видно, что они с ним сделали, но больше он не двигался. Остальные охранники увидели это и больше не стреляли.
Потом дроны хором заговорили – сначала на ошивамбо, потом на африкаансе, суахили, английском, китайском и других незнакомых мне языках.
– Мы представляем Совет мира и безопасности Африканского Союза. Этот рудник национализирован новым правительством Намибии и отныне будет охраняться вооруженными силами «Африпола». Все страны Африканского Союза поддержали программу «Африка для африканцев». Представители правительства Намибии и АС вскоре приедут сюда, чтобы помочь вам в переходный период. Просим оставаться на месте либо перейти в общежития и столовую, пока вооруженный персонал будет выдворяться с территории рудника.
Мы с радостью подчинились. Охрана ушла пешком по дороге. Мы ликовали, обнимали своих собратьев, плакали от радости. Повара взломали замки на кладовых и холодильниках и приготовили нормальную еду, рассчитывая, что скоро завезут еще. Так и случилось. Вечером того же дня приехали войска АС и объявили, что мы теперь свободны. Что нас национализировали. Нам сказали, что те, кто решит остаться, будут теперь работниками и хозяевами одновременно. Те, кто не хочет оставаться, могут сесть в автобусы и уехать.
Некоторые уехали с первыми же автобусами. Большинство остались. Мы рассудили, что уехать всегда успеем. А вот побыть хозяевами рудника интересно. Нам хотелось проверить, каково это. «Акции, добытые по́том», – сказал кто-то. По́том? Какого черта! Наши акции добыты кровью.
66
Думаете, у вашей мамочки были трудные роды? Моя вообще взорвалась! Да, в буквальном смысле. Превратилась в сверхновую звезду, тепловая энергия взрыва превысила сто миллионов градусов Кельвина, колоссальное давление спрессовало три ядра гелия, оторвав от них пару электронов, и в результате родился я, изящное дитя вселенной, углерод, царь химических элементов, с шестью милыми протонами, четырехвалентный, способный различным способом образовывать связи с атомами моего типа и бесчисленными способами – соединения с другими атомами. Вот какой я покладистый. Итак: бабах! – и вот я уже лечу по вселенной. Моим соседом был Млечный Путь, и я прямиком влетел в пылевой сгусток, вращавшийся, приближаясь к Светилу, где мог бы запросто изжариться или сплющиться, превратившись во что-то совсем на меня не похожее, но мне повезло – меня подхватил пылевой вихрь, формировавшийся в девяноста миллионах миль от могучего Светила, и вскоре я стал частью каменистой планетезимали.
Вы, наверно, подумали, что это была Земля, ведь мы оба сейчас на ней. Однако на самом деле я сначала прилепился к булыжнику размером с Марс, формировавшемуся в точке Лагранжа № 5, этот астероид теперь называют Тея. Я присутствовал при великом столкновении, когда Тея на скорости врезалась в Гею, они соединились вместе, выбросив фонтан обломков, которые стали Луной. Большой взрыв! Хотя он не идет ни в какое сравнение с настоящим Большим взрывом. После этого я очутился внутри новой раскаленной планеты Земля, но недалеко от поверхности, в мантии, иначе мы бы не встретились. Вот и вся история моего бурного детства и отрочества, в остальном все шло довольно размеренно, можно сказать, по-взрослому.
Да, забыл рассказать, как я вырвался наружу. Это тоже захватывающая история. Меня выбросило наверх извержение вулкана на хребте между Пангеей и еще каким-то континентом – название я забыл, они так быстро исчезают. Раскаленная лава взлетела в небо и почти мгновенно остыла. Несколько миллионов лет бомбардировки фотонами размягчили меня, можно сказать, что я подгорел на солнце, превратился в омертвевшую, готовую слезть кожу. Прекрасно, я был готов, миллион лет – очень много времени, не говоря уж о пятидесяти миллионах. Вопрос только: с какими атомами объединиться, чтобы довести побег до конца? Я желал, чтобы меня проглотил динозавр Юрского периода, в то время это несложно было устроить – меня хлестали фотоны, мои связывающие электроны трепетали в четырехвалентном предвкушении нового знакомства, и, как часто бывает, на меня одновременно обратили внимание сразу два кандидата! Р-раз, и я соединился сразу с двумя атомами кислорода в двуокись углерода – настоящий брак по расчету.
У нас сложились хорошие отношения. Жизнь пошла веселая. Когда летали низко, нас подхватывали растения. Всасывали – хлюрп-хлюрп, глык-глык, – и вот я уже часть листа, ветки, ствола. Сначала я примкнул к протосеквойе, это свидание длилось очень долго, потом к папоротнику, меня сожрал и выкакал аллозавр, да уж, в то время я был просто куском дерьма и с тех пор бывал им еще не раз, хорошо, что бактерии обожают дерьмо, достаточно скоро я встретил новую пару атомов кислорода, и пошло, и поехало. А потом – катастрофа: меня, застрявшего с кучкой приятелей, атомов углерода, в грязи, накрыла вода, мы погрузились обратно в земную толщу, нас сплющило в графит, точнее, в угольный пласт, в котором я проторчал много миллионов лет. Меня могло засосать еще глубже в земную кору и спрессовать в алмаз, и я бы навсегда застрял в компании себе подобных, заточенный в постоянной решетке, то есть реально от такой участи я мог бы освободиться только в момент, когда сгорит Земля и разбухнет Солнце, но мне повезло – пласт выкопали и сожгли в топке люди, примерно в 1634 году. Свобода! Назад в небо – как здорово. Люблю разнообразие. Обратно в небеса, да здравствует органическая химия! Кем я только ни был: панголином и рисовым стеблем, комаром и лягушкой, лягушечим дерьмом и бактерией, потом опять в небо, ура!
