Так, да не так. Потому что мишенью теперь могло стать все что угодно. Война велась не военными против военных, как утверждала Россия, а всеми против всех. Достаточно завладеть одним из комплексов.
Период жары навалился на Аризону, потом Нью-Мексико и западный Техас, потом на восточный Техас, Миссисипи, Алабаму, Джорджию и Флориду. Неделю температура и индекс влажности колебались на отметке 35 градусов по влажному термометру при температуре 43 градуса Цельсия и влажности 60 процентов. Электроснабжение работало почти без перерывов, люди сидели в помещениях с кондиционированным воздухом. Если кондиционера не было или он был ненадежен, жители собирались в общественных зданиях, где он работал исправно. Ничего страшного, пока на жару не наложилась область высокого давления из Карибского бассейна, так называемая двойная волна подняла показания влажного термометра до смертельного рубежа 38 градусов. Потребление электроэнергии подскочило, начались перебои и провалы напряжения, и хотя некоторые сбои носили плановый характер, чтобы предотвратить полный отказ энергосети, были короткими и в конце концов устранялись, смертоносное воздействие жары испытали на себе миллионы человек. На пике этого периода за одни сутки умерло двести-триста тысяч человек.
Позже в эту цифру внесли поправки, со временем выяснилось, что последняя десятилетняя перепись населения существенно недооценила число людей в группе риска. Как бы ни разнилась точная цифра потерь, она была колоссальной. Новая жара унесла меньше жизней, чем великая жара в Индии, однако на этот раз это были американцы, и погибли они в Америке. Эта разница имела огромное значение, особенно в глазах американцев.
И все-таки предубеждения не замедлили последовать: мол, катастрофа случилась в южных штатах, затронула в основном бедноту, особенно цветных. На севере такого не может быть. С зажиточным белым населением такого не случится. И в том же духе. Роль Аризоны была позабыта – кроме как в самой Аризоне.
В этом, конечно, проявились расистские настроения и неприязнь к Югу, но еще и всеобщая когнитивная ущербность – людям очень трудно вообразить, что с ними тоже может произойти катастрофа, пока она не случается. Пока климат не начинает их убивать, люди отказываются поверить, что такое возможно. Других? Может быть. Нас? Никогда. Подобные когнитивные ошибки происходят даже в том случае, когда человек знает об их существовании и распространенности. Некоторые предполагают, что эти ошибки – часть эволюционного механизма выживания, подталкивающего людей к действию, даже когда в нем нет смысла. Люди, живущие всего в двадцати милях от города, сметенного ураганом в Огайо, продолжают твердить, что их соотечественникам не повезло оказаться на пути бедствия и с ними такого не случится. Через неделю, когда смерть нагрянет к ним, они будут удивляться и считать событие беспрецедентной нелепой случайностью, но до тех пор будут отрицать, что подобное может с ними произойти. Такова человеческая натура, и даже жара, выжегшая южные штаты, не способна ее изменить.
Уровень CO2 в этом году составил 470 частей на миллион.
Езда на автомобилях стала равносильной дерганию тигра за хвост, за жизнь приходилось держаться зубами.
70
Конференции в рамках Парижского соглашения по климату вопреки обостряющемуся ощущению бессилия, которое каждый участник испытывал в связи с ростом числа катастроф по всему миру, продолжали проводиться каждый год. Повышение содержания углерода в атмосфере означало, что многие развивающиеся страны, не способные противостоять климатическим катастрофам, теперь регулярно им подвергались, что вызывало повсеместные конфликты. Для тех, кто стремился не упускать из виду конечную цель, ради которой и принималось Парижское соглашение, оно оставалось пусть слабой, но опорой посреди бушующего кризиса.
Переговоры под эгидой ООН всегда четко различали страны по степени развития, списки запретов неизменно требовали от развитых стран делать для решения проблем климата больше, чем от развивающихся стран. Призыв к «климатической справедливости» разжеван в Статье 2 Парижского соглашения. Во втором пункте Статьи 2 говорится: «Настоящее Соглашение будет осуществляться таким образом, чтобы отразить справедливость и принцип общей, но дифференцированной ответственности и соответствующих возможностей в свете различных национальных условий». Пункт первый Статьи 9 закрепляет этот принцип: развитые страны должны помогать развивающимся странам, первые способны и обязаны делать больше, чем последние.
Это коренные пункты Соглашения. Текст статей и пунктов рождался в муках, предложение за предложением, фраза за фразой, слово за словом. Делегаты, добившиеся включения этих положений, отдали этой борьбе все силы, потратили на их выработку целые годы. Беседуя с коллегами в вагоне подземки во время саммитов, они делились новостями о разводах, банкротствах, сломанных карьерах, вызванных стрессом, болезнях и прочем личном ущербе, понесенном в процессе отчаянной борьбы за эти статьи.
Ну не дураки ли они, что цеплялись к словам в мире, катящемся навстречу катастрофе? Не глупо ли было настаивать на своем? Слова – паутинки в гранитной вселенной. Механизм, который заставлял бы выполнять столь тщательно сформулированные положения, полностью отсутствовал; статьи Соглашения носили рекомендательный характер, международное право действовало лишь в том случае, если государства-участники добровольно его придерживались. А когда не придерживались, быстро забывали о собственных обещаниях. Суд, шериф и тюрьма им не грозили. Санкции тоже.
Что оставалось министерству? Верить вопреки очевидному, что мир управляется законами и договорами? Что гранитный валун, подвешенный в сетке из легких паутинок, не сорвется? Мао приписывают фразу, что мир управляется штыками, однако за штыками нередко стоят законы и договоры. Если отказаться от формулировок, однажды очутишься в мире бандитов, ворюг и голого принуждения, вытащенным из постели, чтобы быть избитым, застреленным или брошенным в тюрьму.
Поэтому люди до конца воевали за точность формулировок в договорах, лишь бы не допустить мира грубой силы и ночных убийств. Они сделали лучшее, на что были способны.
Даже сейчас, когда положение продолжало ухудшаться, делегаты ежегодных конференций стран-участниц внимательно следили за словами и фразами. Многие выдвигали аргумент: все поколения людей грядущих веков, всех их биологических собратьев на планете, не способных говорить за самих себя, тем более в суде, можно представить себе как бедную и беззащитную развивающуюся нацию огромных размеров, которая неизбежно появится из-за временного горизонта. Эти новые сограждане молоды, слабы и во многом совершенно беспомощны. В то же время и у них есть или должны быть права. Из пункта о равенстве в Парижском соглашении, под которым все подписались, вытекает, что их права равноценны правам развивающихся стран. Без срочных обширных усилий стран, включенных в Приложение I, то есть развитого мира, «старых», «богатых» государств перспективы развития и самого существования этой огромной новой развивающейся страны выглядели все более безнадежными. А посему конференции COP продолжали настаивать на соблюдении принципа справедливости как фундаментальной политики и ценности. А значит, вспомогательному органу, известному в народе как Министерство будущего, требовалось оказывать неограниченную поддержку.
