* * *
Предисловие к русскому изданию
С тех пор как около десяти лет назад мы переосмыслили понятие метамодернизма, мы не перестаем удивляться обнаружившейся у этого термина способности распространяться за пределами научного сообщества по всему миру. Прежде всего мы воспринимали метамодернизм как своеобразное «вторжение» научной концепции в академическую дискуссию о пост-постмодернистской культуре западных капиталистических обществ; в дискуссию повсеместную, но которая, казалось, ни к чему уже не вела. Это предисловие, написанное по случаю перевода на русский язык книги «Метамодернизм: историчность, аффект и глубина после постмодернизма», дает нам возможность на мгновение остановиться и поразмыслить над различными причинами того, почему все это может (или нет) иметь место.
Первый ключ к тому, чтобы разгадать своего рода загадку каким образом анализ культурных тенденций одной исторической ситуации (скажем, Нью-Йорка, Лондона или Берлина) может иметь отношение к анализу культурных тенденций другой исторической ситуации (к примеру, Москвы, Пекина или Стамбула), может быть найден в концепции абстрактной тотальности. Эта абстрактная тотальность и есть капитализм, который захватил весь земной шар, включая и наше бессознательное, как выразился однажды Фредрик Джеймисон. Эта глобальная форма капитализма, которая представляет собой четвертую реконфигурацию капиталистических обществ во всемирно-историческом масштабе, сформировалась и получила свое истинное воплощение в 2000-е, которые так же повлияли на возникновение метамодернизма, как 1960-е – на возникновение постмодернизма.
Из этого можно сделать два вывода:
Во-первых, глобальный капитализм создает условия, на которые мы так или иначе вынуждены реагировать – в том, как мы думаем, чувствуем и ведем себя, – и речь не о детерминистском рефлексе как об истине в последней инстанции, а о «первой инстанции» (заимствуя каламбур Стюарта Холла), т. е. о том, что такая реакция происходит в первую очередь. Если ранее эти условия были заметны лишь некоторым людям и в определенных местах, то сейчас они очевидны для всех и каждого – буквально выставлены напоказ. Изменение климата, неравномерное развитие и грубое социальное неравенство, все эти курируемые артефакты неустойчивой системы выступают ежедневным напоминанием о том, что мы уже живем в позаимствованное время. Всё то, что есть Система, дестабилизировало в планетарных масштабах всё то, что есть Жизнь, и метамодернистская структура чувства с соответствующей ей культурной логикой могли стать доминирующими только в этих условиях.
Во-вторых, благодаря глобальному капитализму как абстрактной тотальности возникает и определенное пространство, в котором транснациональные среды – классовые и/или поколенческие – могут взаимодействовать и наблюдать за тем, в чем сходятся или различаются их образ мышления, поведение, чувства или распространять свои пристрастия, предпочтения и вкусы (в соответствии с терминологией Бурдьё), как реакцию на эти условия. Здесь стоит привести пример того, как в 2011 году выставка «No More Modern: Notes on Metamodernism», основанная на наших работах и исследованиях, одновременно демонстрировалась в Нью-Йорке (Музей искусств и дизайна) и Москве (в рамках 4-й биеннале), и предназначалась для схожих аудиторий.
Второй ключ к разгадке заключается в том, что никто из нас прежде не думал о метамодернизме как о всеобъемлющей или гомогенизирующей концепции. Наоборот, метамодернизм для нас – это структура чувства, которая стала доминирующей в 2000-е годы, и определенное чувство, выстраивающее культурную логику глобального капитализма. Единственный способ уловить эту структуру чувства и проследить культурную логику – составить карту современных культурных предпочтений и того, что создается сегодня в сфере искусства, описывая сделанные открытия понятным для всех и соответствующим историческому моменту языком; хотя это так же предполагает, что картографический метод и сама карта будут меняться в зависимости от местности; и словесное описание должно учитывать особенности диалекта; и изучая контекст того или иного явления, необходимо будет принимать во внимание особенности исторического развития. Иллюстрируя конкретным примером это довольно общее утверждение, вспомним реакцию публики во время выступления некоторых из нас в Александрии, в Египте после Арабской Весны 2012 года. Мы обсуждали то, как в условиях метамодернизма постирония часто используется для решения спорных вопросов. Тем не менее выяснилось, что во время протестов на площади Тахрир некоторые формы иронии все еще были оружием, предназначенным для борьбы с сильными мира сего и со всеми разнообразными формами их лицемерия.
Именно по этой причине мы втроем задумывали наш исследовательский проект по метамодернизму как смоделированный на основе этоса «открытого исходного кода» в целом и открытого характера Википедии в частности. Например, мы всегда считали наше изначальное и часто цитируемое эссе «Заметки о метамодернизме» 2010 года, выражаясь в терминах Википедии, стабом (заготовкой); более чем скромным началом для решения задачи, которая кажется непосильной, а так же постоянным приглашением поучаствовать в ее решении. Приглашение все еще в силе – и мы надеемся, что наши читатели из России присоединятся к диалогу. Вероятно, что-то будет утеряно при переводе; несомненно, многое мы только приобретем.
Метамодернизм:
Критическое введение
Сложно сказать, насколько важно для отечественного интеллектуального пространства появление книги, которую вы сейчас держите в руках. Даже не задаваясь целью узнать о том, что такое метамодернизм, практически любой пользователь Сети мог нечаянно наткнуться на многочисленные мемы, посвященные данному феномену/термину/интеллектуальному течению. Грубо говоря, сам «метамодерн» какое-то время назад стал мемом – наряду с другими очень важными и близкими ему по духу понятиями: «постирония» и «постправда». Более того, термин «метамодернизм» даже попал в программу телеведущего Дмитрия Киселева (Киселев, 2019)
[1]. В выпуске, посвященном метамодерну, Дмитрий Киселев пытается описать политическую риторику и деятельность Дональда Трампа как метамодернистскую. Разумеется, то, как метамодерн был представлен в этой передаче, у зрителей скорее вызывает широкую улыбку, нежели горестное недоумение. Вместе с тем, о чем я скажу позже, улыбаться нечему – суть мета-модерна передается довольно точно, хотя и по ранней статье авторов концепции, а не по книге. Однако очень большой проблемой сегодня является то, что хотя все это и делает слово невероятно популярным и востребованным, в итоге превращает его в обычную ничего не значащую шутку, в конце концов, лишенную всякого содержательного наполнения. Настоящая книга может сыграть метамодерну хорошую службу. Те читатели, которые все же захотят разобраться, над чем именно шутят в Интернете
[2], смогут убедиться, что за самим словом стоит если не полноценная философия, то хотя бы вполне любопытная концепция актуальной культуры, имеющая право на существование.
