Методы печально известного Исламского государства (которое так же называют ИГИЛ
[11]) могут служить ярким примером современного резонанса неодновременности. В 2014 году боевики Исламского государства, известные своей крайней, неутомимой жестокостью, сочетающейся с самой передовой военной и пропагандистской тактикой, захватили значительную часть Сирии и Ирака, взяв под свой контроль территорию размером с Соединенное Королевство. 29 июня 2014 года группировка объявила захваченную ею территорию халифатом, а своего лидера Абу Бакра аль-Багдади провозгласила халифом Ибрагимом. Из названия государство было убрано «Ирак и Леванте», и, таким образом, были подчеркнуты чаяния на существенное расширение своих границ. Это, конечно, не что иное, как притязание на принадлежность к потомкам первых халифов, правивших политико-религиозным государством, которое было создано за два столетия, последовавших после смерти пророка Мухаммада в 632 году, и включало в себя значительную часть Северной Африки, Юго-Восточной Азии и Испании. Однако эта претензия в очень значительной степени была отвергнута: ее посчитали не только нелепой, но и еретичной даже в радикальных исламистских кругах, которые в большинстве своем утверждают, что одна-единственная группировка не может провозгласить халифа до тех пор, пока такой властью предполагаемого халифа не наделит консультативный совет религиозных старейшин (al-Samad, 2014). Кроме того, призывы установить порядок традиционного халифата резко контрастируют не только с более поздней историей халифов, но также с тем, как сама группировка Исламское государство
[12] создает свою идеологию, собирая и мешая в кучу чрезвычайно разные, порой до странности противоречивые источники – идеологию, которая доказала свою убийственную эффективность, разжигая ужасы войны на значительной части территории Ирака и Сирии, а также провоцируя многочисленные теракты по всему миру.
Последнего халифа, Абдул-Меджида II, изгнали из Турции в 1924 году. В ночь, когда его резиденцию – дворец Долмабахче в Константинополе (в 1930 году переименован в Стамбул) – окружили республиканские войска, Абдул-Меджид читал Монтеня (Dalrymple, 2014). До отстранения от власти он был председателем Оттоманского общества искусств. Он слыл страстным коллекционером бабочек и написал портрет женщины, читающей «Фауста» Гёте, выставленный в Вене в 1918 году. В изгнании во французской Ницце (где 14 июля 2016 года от имени Исламского государства
[13] в ходе ужасного теракта посредством грузовика было убито восемьдесят шесть человек) можно было увидеть, как он с большим достоинством прогуливался по пляжу в одних плавках и с зонтом (Dalrymple, 2014). А что же его преемник у власти? Когда в пятницу 4 июля 2014 года во время полуденной молитвы в иракском городе Мосуле Абу Бакр аль-Багдади объявил себя халифом Ибрагимом, на нем были черные одежды, черный тюрбан и роскошные массивные часы, заставившие социальные медиа взорваться возбужденной дискуссией по поводу того, что это было – «Rolex», «Omega Seamaster» в духе Джеймса Бонда или же изделие арабского брэнда «Al-Fajr», в действительности производимого в Швейцарии, характерными особенностями которого являются встроенный компас, показывающий направление на Мекку, и закладка Корана, позволяющая записывать для следующего раза название произнесенных последними суры и стиха. Хотя важнее было другое – аль-Багдади выступал с той же кафедры, которой до него пользовался умеренный суннитский имам, казненный Исламским государством
[14] всего несколько недель назад. Если черное облачение аль-Багдади было призвано подчеркнуть строгую религиозную власть, на которую он, по мнению многих радикальных исламистов, необоснованно претендует, сверкающие часы, похоже, явственно выбивались из этого образа. Именно эта комбинация мысленного обращения к прошлому и чуть ли не футуристичной технофилии представляется характерной для Исламского государства
[15] и превращает его в поразительный пример супергибридности и неодновременности.
После прихода к власти в Сирии и Ираке Исламское государство
[16] выпустило несколько разнообразных пропагандистских видеороликов, проявив свое умение использовать социальные медиа, такие как Twitter, YouTube или Tumblr, и даже выпустило собственное приложение для смартфонов, чтобы распространять эти материалы. Проживающий в Берлине художник Гоша Стайнхауэр во время подготовки своей видеоинсталляции Dreamcatchers («Ловцы снов», 2015 год) часто и много по собственной воле смотрел эти ролики, чтобы понять, что они не только сняты самыми современными профессиональными камерами высокого разрешения, но и демонстрируют пугающую смесь чрезмерной, садистской жестокости, приемов голливудского экшена и эстетики видеоигр (как показано на рис. 4.1, 4.2 и 4.3). Зачастую такие ролики, выложенные на YouTube так называемыми игроками, желающими похвастаться своими навыками и умениями, представляют собой компиляцию сцен убийств в стиле компиляций онлайн-шутинга в духе «убей как можно лучше».
Рис. 4.1 Эстетика видеоигры в пропагандистских роликах Исламского государства
[17] (Шутер от первого лица). Публикуется с разрешения Гоши Стайнхауэра
Рис. 4.2 Эстетика видеоигры в пропагандистских роликах Исламского государства
[18] (GTA). Публикуется с разрешения Гоши Стайнхауэра
Первые кадры одного из роликов проводят параллели со знаменитой короткометражкой Чарльза и Рэй Имзов «Десятые степени» (1968)
[19], однако вместо того, чтобы постепенно подниматься в небеса, оставляя внизу устроившую пикник пару, чтобы в конечном счете показать нам перспективу всей земли, камера ведет себя с точностью до наоборот: мы видим все более укрупняющийся план сервиса Google Earth, мы спускаемся вниз сквозь облака, потом изображение с помощью умелого монтажа переключается на камеру небольшого, парящего в воздухе дрона, демонстрирующую нам панорамные виды разрушенного войной иракского города Эль-Фаллуджа. Опустившись на землю, камера демонстрирует нам ряды боевиков на пикапах, горделиво стреляющих в воздух из автоматов. На них часто можно увидеть белые кроссовки Nike, но в остальном они предпочитают черную одежду с замысловатыми разгрузками, включая бронежилеты. Потом мы наблюдаем, что они стоят на рынке, слушая речь одного из своих предводителей, который размахивает ножом, больше похожим на мачете. Следующий кадр демонстрирует, как все боевики достают свои паспорта – французские, ливанские, сирийские и других государств – и рвут их в виде символического жеста вступления на территорию нового Исламского государства
[20]. Можно не сомневаться, что этот ролик успешно использовался как инструмент вербовки, привлекающий молодых людей со всего мира, нередко выросших в тяжелых социальных условиях, в общинах эмигрантов в Париже, Брюсселе и т. д. Если кому-то требуются еще доказательства странного изобилия тропов социальных медиа в этом царстве войны с ее подчеркнутым мачизмом, то можно заметить, что джихадистские боевики заполонили Instagram и YouTube своими фотографиями и роликами с котятами. В этом нет ничего забавного: на самом деле позирование с кошками может быть «сектантским заявлением» (Buchen, Dalhaes, 2014), ведь эти домашние животные ассоциируются с одним из значимых персонажей раннего ислама, который, не стесняясь в выражениях, ругал шиитов. В суннитской традиции этим персонажем является Абу Хурайра (переводится как «Отец котят»), который был не только большим любителем кошек, но также сподвижником пророка Мухаммада и составителем хадисов (изречений пророка Мухаммада, дополнительных комментариев к Корану).
