– Это когда Дантей захватил сразу три лайнера?
– Да, именно тогда. И именно тогда Торговому Союзу следовало сделать то, что сейчас делают марсиане. И вот увидите, именно те, кто тогда заседал в Совете, и будут больше всех нападать на Марс, тем самым пытаясь оправдать свою нерешительность в семьдесят седьмом.
– Марс устоит?
– Конечно. Да и здравомыслящих людей у нас, к счастью, большинство.
– Спасибо, Мэтью…
* * *
Новости застали их, когда они уже выехали из города и направлялись к Олимпу. Найдёнов довольно крякнул, услышав про параграф Декларации о мирном космосе, и вообще выглядел страшно довольным. А вот Сергей так и не понял, как к этому относиться. С одной стороны, Марс прав. С другой – политика, политика… И ещё вопрос, как это всё повернётся.
– Вы считаете это оправданным?
– А вы? Я слышал, как реагирует ваша организация, когда обижают кого-то из её членов.
– Мы силовая структура, и мы…
– Не делаете этого так откровенно?
– Пожалуй… Это знаменитые ежи? Можно посмотреть? – Сергей решил сменить тему, и целая россыпь «перекати-поле» на краю трассы послужила отличным поводом. – Поближе, я имею в виду.
– Тут расщелины есть, не боитесь перепелов? – Найдёнов остановил вездеход и начал осматриваться.
– Вы всерьёз подумали, что я поверил в эту страшилку? Нет, я верю, что они действительно такие, как вы говорите, но чтобы на воле…
Найдёнов придирчиво изучил комбинезон Сергея, достал гранатомёт и только после этого кивнул ему – можно. Сергей подошёл к «перекати-полю» и поднял одного за ветвь.
– Так это растения или животные? – ёж висел, вяло шевеля отростками. Он выглядел скорее жалким и беспомощным, чем опасным. – Представляю, сколько всего интересного вытащили ваши Первые из марсианской флоры и фауны.
– Это животно-растение или растительное животное, я не специалист. Во всяком случае, они могут сами передвигаться, хотя и медленно. Пару дней назад вся эта стая лежала посреди дороги… Сейчас доберёмся до Олимпа, и там вы сможете увидеть многое из того, что открылось Первым. Вы правы, и вы удивитесь, но некоторые вещи, ставшие обыденными, это Марс и Первые. Их открытия, их находки…
– Например?
– Чуть позже, Сергей Иванович. А насчёт перепелов… Видите вон тот куст?
– Куст? – в первый момент Сергей решил, что Найдёнов шутит. – Вы хотите сказать… погодите! – он положил ёжика и подошёл к корявому растеньицу между камней. И правда, куст. Вернее, кустик, ветки стелются по почве, цепляясь за микротрещины в камнях. Чем-то он напоминал растения заполярья. – Это… плющ?
– Да. За ним никто не ухаживает, но он растёт. Мой друг рассказал, что видел его совсем маленьким.
– Наверное, семена того, что на Олимпе, разнесло ветром. Но… но это удивительно! Ведь насколько я знаю, за тем плющом, что высаживают на поверхности, обычно тщательно следят.
– Именно, а за этим так же тщательно не следят. За ним, и за тем, что поселился вон на том склоне, вон, видите? Так что насчёт перепелов… Врать не буду, я их не видел.
– Но допускаете, что это не просто… – Сергей резко повернулся. Показалось или нет? Вдоль одной из расщелин что-то метнулось. – Не просто слухи?
– Именно. Ну что? Едем дальше? Или вернёмся?
– И всё-таки вы шутите, – уверенно сказал Сергей, но в вездеходе ему стало спокойнее.
Инге Сонел
Я думала, мы с Гансом поедем, но у шлюза ждали Степаныч и сам директор КБМ. Наверное, до меня только сейчас окончательно дошло, насколько это для них важно. И опять я себя какой-то… самозванкой почувствовала. Я ведь вовсе не их легендарная Первая. Но, видимо, придётся соответствовать.
Пётр Иванович сказал, что нам ехать далеко. Почти восемнадцать часов в одну сторону. Поэтому у нас был полноценный вездеход, с герметичной кабиной и кузовом, который марсиане называют кунгом. Там были пара коек, микроскопическая кухонька и гигиенический отсек. Как Степаныч сказал, даже если буря начнётся, опасаться нечего. Остановимся, ветровые якоря выбросим, и можем хоть пять дней ждать. Хотя бури обычно столько времени не длятся.
Первое время мы молчали. Доктор что-то читал, Пётр Иванович вёл вездеход, а я вспоминала наш с Тимом разговор. Он странный получился очень. Странный и хороший, и вспоминать его было тепло и уютно. Хотя поначалу всё не заладилось.
Я раньше Тима домой вернулась, и полчаса наверное, не меньше, сидела, просто тупо в стенку глядя. Даже мыслей не было никаких. Хорошо, что Степаныч меня в это время не видел, а то опять начал бы успокоительным колоть и витаминками поить. А потом Тим пришёл. И Том с ним. Его на тележке привезли – вроде как обычный боевой скафандр. Пока Тим под Тома стенной шкаф в коридорчике освобождал, я пакеты с едой разобрала, а то как пришла, так на столе в кухне их и оставила – просто забыла напрочь. Пирожки какие-то с водорослями – марсианской капустой, салат с устрицами, чипсы мясные. Тим на кухню пришёл, сел к столу – а то он, когда стоит, почти всё место занимает, пиво выставил, которое с собой принёс. А я понимаю, что мы за еду эту словно прячемся, потому что каждый хочет что-то сказать – и боится.
Ну и я как с вышки спрыгнула:
– Что Степаныч сказал?
– Говорит, что я прямая линия Оберонца и неизвестной женщины с Терры. Или… – Тим замялся, и я понимаю, что ему совсем не хочется дальше говорить. – Или сам Оберонец. Но об этом он просил не распространяться.
Мне бы тут к Тиму кинуться, обнять, а я вместо это спокойно так рассуждать начала:
– За первый вариант говорит здравый смысл. За второй – твои смутные воспоминания. Ты доку о них рассказал?
– Да. Он потому и предположил этот бред. А потом проверил.
– Ну, знаешь, по-моему, всё, что с нами происходит, со здравым смыслом увязывается плохо… Ты сам-то кем себя считаешь? Просто я тут поняла, что это очень важно – понять, кто ты…
И вот когда я это сказала, я вдруг его почувствовала – Тима, в смысле. Очень остро, ярко и отчётливо. То есть я и до этого его ощущала, но тут… как будто в обе стороны канал открылся, без помех и ослабления сигнала.
И я поняла, что ему страшно. Что он боится потерять себя, и боится потерять меня, и не знает, что дальше. Словно в навигаторе все координатные сетки потёрли, и непонятно, где ты, куда лететь и что делать. И как правильный маршрут рассчитать, да и какой он – правильный?..
Я, кажется, даже тарелку свою уронила. Вскочила, к Тиму кинулась, обняла, к себе прижала – он, когда сидит, его голова как раз на уровне моей груди получается. И поняла, что он тоже почувствовал всё. Мне даже говорить ничего не надо было. Но я всё равно сказала:
– Я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось. Потому что ты – это ты. И я тебя люблю.
