В 1965 году Гаскотта отправили в Чехословакию — там как раз набирало силу движение за реформы. В течение трех лет он курировал шпиона под кодовым именем Фрид, сотрудника чешских спецслужб, а в 1968 году, когда полным ходом началась Пражская весна, вернулся в Лондон и стал отвечать за вербовку чешских чиновников в самой Чехословакии и за ее пределами. Советское вторжение заставило чешский отдел британской разведки резко убыстрить темп. «Нужно было хвататься за все возможности, какие подворачивались».
Папка с кодовым именем Даничек, лежавшая на столе у Гаскотта, касалась недавнего дезертирства младшего сотрудника чешской разведслужбы, чье настоящее имя было Станислав Каплан.
Вскоре после Пражской весны Каплан поехал в отпуск в Болгарию. Там он исчез, а потом объявился во Франции и официально сообщил французским спецслужбам о своем отступничестве. Каплан пояснил, что хотел бы перебраться в Канаду. Канадские спецслужбы поддерживали тесные связи с МИ-6, и опросить перебежчика отправили сотрудника разведки из Лондона. Канадцы, конечно, проинформировали о дезертирстве Каплана ЦРУ. Молодой чешский разведчик выражал готовность к сотрудничеству. К тому времени, когда папка с его делом легла на стол Гаскотта, досье, собранное на Даничека, составляло уже довольно пухлый том.
Каплана характеризовали как умного и прямолинейного человека, «любителя бега по пересеченной местности и противоположного пола». Он сообщил ценные подробности о «кухне» чешской разведки и рассказал о своих студенческих годах в Москве. Перебежчиков обычно просили назвать людей, которые, по их мнению, могли бы представлять интерес для западной разведки. В папке Каплана лежал список из приблизительно сотни имен, в основном чехов. Однако пятеро из названных Капланом людей были русскими, и один из них стоял особняком.
Каплан рассказал о дружбе с Олегом Гордиевским, своим товарищем по длительным пробежкам, попавшим на службу в КГБ и выказывавшим «явные признаки политического разочарования». В годы хрущевской оттепели друзья говорили о недостатках коммунистической системы. По его отзывам, Олегу была чужда зашоренность, он оставался человеком мыслящим, осуждал ужасы прошлых лет и во многом походил на него самого.
Гаскотт изучил перекрестные ссылки и узнал, что Олега Гордиевского посылали в 1966 году в Копенгаген консульским работником. ПЕТ поддерживала тесные связи с МИ-6. В досье датской разведки, собранном на Гордиевского, указывалось, что он, почти несомненно, работает на КГБ и, вероятно, оказывает поддержку нелегалам. Напрямую ни в чем уличить его не удалось, однако несколько раз он уходил от наружного наблюдения так ловко, что это наводило на мысль о профессиональной выучке. Он завязал кое-какие подозрительные знакомства — с полицейским и несколькими священниками. Благодаря подслушивающим устройствам, установленным у него дома, удалось выяснить, что семейная жизнь Гордиевского не клеится. После того, как он посетил секс-шоп и купил там порнографические журналы для геев, была предпринята «неуклюжая попытка шантажа», но результатов она не дала. В январе 1970 года Гордиевский вернулся в Москву и растворился где-то во чреве лубянского Центра. с тех пор о его деятельности ничего не было известно.
Гаскотт оставил в деле Гордиевского пометку — если этот способный, скрытный, возможно, гомосексуальный сотрудник КГБ снова появится на Западе, вероятно, имеет смысл попытаться установить с ним контакт. Олег оказался помечен как «лицо, представляющее интерес», и получил кодовое имя Санбим (sunbeam — «солнечный лучик»).
Между тем в Британии находились шпионы КГБ, с которыми нужно было что-то делать безотлагательно.
24 сентября 1971 года британское правительство выслало 105 подпольных сотрудников советской разведки — это была самая масштабная высылка шпионов в истории. Массовое выдворение, носившее кодовое название «операция „Фут“» (foot — «нога»), готовилось заблаговременно. Как и датчане, британцы пристально следили за аккредитованными советскими дипломатами, журналистами и торговыми представителями и четко понимали, кто из них — настоящие профессионалы, а для кого эта работа — просто прикрытие. Кагэбэшники стали шпионить совсем уж беззастенчиво, и британским спецслужбам не терпелось нанести ответный удар. Непосредственным поводом для этого стала перебежка Олега Лялина — сотрудника КГБ, притворявшегося торговым представителем советской трикотажной отрасли. На самом деле Лялин ничего не смыслил в коммунистических кофточках, а представлял высшее руководство Тринадцатого отдела КГБ — саботажного отдела, разрабатывавшего планы экстренных действий на случай войны с Западом. В МИ-5 ему присвоили кодовое имя Голдфинч (goldfinch — «Зяблик»), однако пел он как типичная канарейка: среди выданных им секретов были планы затопить лондонское метро, убить важнейших общественных деятелей Британии и высадить отряд диверсантов на побережье Йоркшира. Все эти откровения предоставили МИ-у долгожданный повод для действий, и из страны в одночасье вышвырнули всех до одного выявленных шпионов, тем самым ликвидировав одну из самых крупных резидентур КГБ в мире. На возвращение своей резидентуре прежнего размаха и могущества у КГБ уйдет два следующих десятилетия.
Операция «Фут» застигла Москву врасплох и повергла Первое главное управление в полный ужас. При Брежневе штаб внешней разведки быстро разросся: с 1960-х годов его штат увеличился с з тысяч до более чем 10 тысяч сотрудников. Массовая высылка была расценена как позорный разгром. Главу отдела, отвечавшего за Британию и Скандинавию (в силу исторических причин в ведомственной структуре КГБ два этих региона были объединены наряду с Австралией и Новой Зеландией), уволили, а на его место посадили Дмитрия Якушкина.
Якушкин, прозванный среди своих серым кардиналом, происходил из дворянского рода, но по убеждениям был стойким ленинцем. У этого коммуниста были аристократические повадки, но голос напоминал звуки пневматической дрели. На войне он служил в танковом полку, позже заведовал свиноводством в Министерстве сельского хозяйства, а потом его перевели в КГБ — на высокую должность заместителя заведующего американским отделом. В отличие от основной массы кагэбэшного начальства, Якушкин был человеком культурным, коллекционировал редкие книги и всегда высказывался откровенно — и громогласно. Первое соприкосновение Гордиевского с серым кардиналом заставило его сильно понервничать.
Однажды вечером, слушая тайком новости BBC, Гордиевский узнал, что Дания, на которую перекинулась цепная реакция от операции «Фут», выслала трех его бывших коллег-кагэбэшников, работавших под дипломатическим прикрытием. На следующее утро он упомянул об этой новости в разговоре с приятелем из датского отдела. Через пять минут у него на столе зазвонил телефон, и трубка взорвалась чьим-то оглушительным воплем: «Если вы и дальше намерены распространять в стенах КГБ слухи о выдворении наших сотрудников из Дании, то будете СТРОГО НАКАЗАНЫ!» Это и был Якушкин.
Олег испугался, что его уволят. Но произошло нечто другое. Через несколько дней, когда сообщение BBC подтвердилось, серый кардинал вызвал его в свой кабинет и безо всяких экивоков перешел сразу к делу — на громкости сто децибел. «Мне нужен человек в Копенгагене. Там требуется восстановить нашу резидентуру, а вы говорите по-датски… Вам не хотелось бы поработать в моем отделе?» Гордиевский, запинаясь, проговорил, что всегда об этом и мечтал, но не уверен, что его отпустят из Управления «С». «Это уже моя забота!» — отрезал Якушкин.
