Если Бертон Гербер не знал чего-то о шпионстве за СССР, оно того и не стоило. Но было одно важное исключение: он не знал, кто шпионит на Британию внутри КГБ. И это незнание не давало ему покоя.
Гербер видел материалы, которые передавали в ЦРУ из МИ-6, и они очень впечатлили и заинтриговали его. Психологическое удовлетворение от всякой разведывательной работы получаешь тогда, когда знаешь больше, чем твои противники, — но также и больше, чем твои союзники. Во всеохватной, глобальной картине мира, какой она виделась из Лэнгли, ЦРУ имело право знать все, что только желало знать.
Отношения между английской и американской разведслужбами были тесными и строились на взаимной поддержке, однако в них наблюдалось неравенство. с ЦРУ — с его обширными ресурсами и раскинутой по всему миру агентурной сетью — в способности собирать разведданные мог тягаться только КГБ. ЦРУ делилось информацией с союзниками, когда это служило интересам США, хотя, как это делают все разведслужбы, оно тщательно оберегало свои источники. Обмен разведданными можно уподобить улице с двусторонним движением, но, по мнению некоторых цээрушников, Америка имела право знать все. От МИ-6 поступали разведданные высочайшего качества, но, сколько бы ЦРУ ни намекало, что желает знать, откуда они берутся, британцы с упрямой учтивостью, бесившей американцев, отказывались отвечать на этот вопрос.
Намеки постепенно становились все менее тонкими. На одной рождественской вечеринке Билл Грейвер, глава лондонской резидентуры ЦРУ, подошел к начальнику «совблока» МИ-6. «Он схватил меня, припер к стенке и сказал: „Ты мне можешь сказать, кто этот ваш источник? Нам нужно точно знать, что этой информации можно доверять, потому что она просто офигенная“».
Британец покачал головой. «Я не скажу, кто он. Могу только сказать, что мы целиком и полностью ему доверяем, и он занимает такое положение, что может подтвердить подлинность этих данных». Тогда Грейвер отстал.
Примерно в то же время МИ-6 попросила ЦРУ об одном одолжении. Вот уже много лет руководители британской разведки настоятельно просили технический отдел в Хэнслоп-парке разработать хорошую секретную фотокамеру, но правление МИ-6 всегда отвергало эти просьбы, ссылаясь на непомерные расходы. В МИ-6 продолжали пользоваться старомодной камерой Minox. ЦРУ же, как было известно, наняло одного швейцарского часовщика и поручило ему разработать хитроумную миниатюрную фотокамеру, которая пряталась в самой обычной зажигалке Bic и делала отличные снимки, когда к ней присоединяли нить длиной около 30 сантиметров и булавку. Нить прилеплялась к низу зажигалки кусочком жевательной резинки; когда булавка на ее конце плоско ложилась на документ, тем самым отмерялось идеальное фокусное расстояние, а чтобы щелкнуть затвором, нужно было нажать на кнопку зажигалки. Нитку и булавку можно было спрятать за отворот пиджака, зажигалка выглядела совершенно невинно. От нее даже можно было прикурить. Вот такая штука была бы идеальной фотокамерой для Гордиевского. Перед самой перебежкой он принес бы ее в резидентуру, чтобы «опустошить сейф» — то есть отснять все, что можно. Для принятия решения пришлось задействовать длинную цепь инстанций, вплоть до Билла Кейси, и наконец ЦРУ согласилось предоставить МИ-6 одну из своих фотокамер. Но перед ее вручением между ЦРУ и МИ-6 произошел интересный диалог.
ЦРУ: Вам этот фотоаппарат нужен для какой-то конкретной цели?
МИ-6: У нас есть кое-кто с доступом к секретной информации.
ЦРУ: А нам она будет перепадать?
МИ-6: Необязательно. Этого мы не можем гарантировать.
МИ-6 не реагировала ни на какие просьбы, уговоры и попытки подкупа, и Гербер раздражался все больше. У британцев завелся очень ценный шпион, и они его скрывали. Как говорилось впоследствии в секретном отчете ЦРУ о панике, вызванной учениями Able Archer: «Получаемая [ЦРУ] информация… поступала преимущественно от британской разведки и была фрагментарной, неполной и неоднозначной. Кроме того, британцы не раскрывали, кто их источник. и его надежность невозможно было подтвердить независимым путем»
[65]. Поступавшие от него разведданные доходили до самого президента, и ЦРУ испытывало элементарную неловкость от того, что не знало, кто же этот человек.
И вот, получив одобрение сверху, Гербер инициировал тайную охоту. В начале 1985 года он поручил одному следователю ЦРУ приступить к раскрытию личности британского супершпиона. В МИ-6 ни сном ни духом не должны были знать о происходящем. Гербер не считал эту операцию ни злоупотреблением доверием, ни тем более шпионством за союзником — скорее подчисткой хвостов, благоразумной и вполне законной перепроверкой.
Олдрич Эймс возглавлял в ЦРУ советский отдел контрразведки. Милтон Бирден, сотрудник ЦРУ, к которому впоследствии перешло управление советским отделом, писал: «Бертон Гербер вознамерился установить личность британского информатора и поручил главе советского и восточноевропейского отдела контрразведки, Олдричу Эймсу, разгадать эту загадку»
[66]. Позднее Гербер заявлял, что поручал детективное расследование не самому Эймсу, а другому (оставшемуся неназванным) сотруднику, «хорошо проявившему себя в подобного рода проверках». По-видимому, тот сотрудник и работал бок о бок с Эймсом, главой контрразведки.
Название должности Эймса звучало внушительно, но сектор советского отдела, занимавшийся выискиванием шпионов и попытками просчитать, какие операции могут оказаться уязвимыми для проникновения вербовщиков, слыл в ЦРУ эпохи Кейси пыльным углом, «мусорной свалкой для неудачников с непроявленными талантами».
Эймсу исполнилось сорок три года, он был неприметным правительственным чиновником с плохими зубами, тягой к пьянству и очень дорогой любовницей. Каждый день он выходил из тесной съемной квартирки в Фоллс-Чёрч, с трудом пробирался сквозь пробки в Лэнгли, а потом понуро сидел за своим рабочим столом и «мрачно размышлял о будущем». Долгов у Эймса накопилось на 47 тысяч долларов. Он уже подумывал об ограблении банка. Согласно внутренним доносам, он стал «пренебрегать личной гигиеной». Обед у него почти всегда состоял из одних только жидкостей и занимал очень много времени. Росарио проводила свой «обильный досуг, транжиря деньги Рика» и жалуясь, что их так мало. Его карьера зашла в тупик. Больше никакого повышения ему не светило. ЦРУ обмануло его ожидания. А еще он дулся на своего начальника, Бертона Гербера, строго отчитавшего его за то, что Эймс возил Росарио в Нью-Йорк за казенный счет. Пожалуй, ЦРУ давно уже следовало заметить, что с Эймсом творится что-то неладное, но, как это было и с Беттани в МИ-5, обычная странность поведения, злоупотребление алкоголем и неравномерный успех в работе не становились сами по себе поводом для подозрений. В ЦРУ на Эймса давно смотрели просто как на предмет мебели — пообтрепавшийся, зато привычный.
Положение и стаж Эймса давали ему право доступа к делам, заведенным на все операции, проводившиеся против Москвы. Но был один советский шпион, поставлявший ЦРУ ценные разведданные и отделенный от него одним «рукопожатием», чьего имени Эймс не знал. Это был высококлассный агент, которого курировали британцы.
