Но самым знаменитым советским шпионом, находившимся частично в отставке, был британец — двойной агент Ким Филби. Он был завербован НКВД в 1933 году, потом поднимался по служебной лестнице в МИ-6 и поставлял обширные разведданные уже КГБ и, наконец, в январе 1963 года, к глубочайшему и непреходящему замешательству британского правительства, бежал в СССР. Теперь он жил в комфортабельной квартире в Москве, опекаемый кураторами, оставаясь при этом «англичанином до кончиков пальцев»
[6], как выразился один сотрудник КГБ: читал таблицы с результатами крикетных матчей в старых выпусках The Times, ел оксфордский мармелад и часто напивался до полнейшего беспамятства. В КГБ Кима Филби чтили как живую легенду, и изредка он продолжал выполнять разные поручения для советской разведки: например, проводил обучающий курс для англоязычных сотрудников, анализировал отдельные дела и даже помогал подбадривать советскую команду хоккеистов.
Как и Молодый и Фишер, Филби читал лекции молодым шпионам, которые слушали как завороженные. Однако их реальная жизнь по окончании настоящей работы на КГБ складывалась как угодно — только не счастливо. Молодый запил и умер при загадочных обстоятельствах, когда собирал грибы в лесу. Фишер глубоко во всем разочаровался. Филби пытался покончить с собой. Все трое впоследствии удостоились особой почести: их портреты растиражировали на советских почтовых марках.
Для всякого, кто присмотрелся бы повнимательнее (а такое желание возникало мало у кого из русских), контраст между окружавшими КГБ мифами и действительностью был совершенно очевиден. Лубянский Центр представлял собой безупречно чистый, ярко освещенный, аморальный бюрократический аппарат, учреждение одновременно беспощадное, чопорное и пуританское, где со скрупулезным вниманием к мелочам замышлялись международные преступления. с первых дней своего существования советская разведка действовала без малейшей оглядки на этические соображения. Помимо сбора и анализа разведданных в ведении КГБ находились политические войны, манипуляция СМИ, дезинформация, подлоги, запугивание, похищения людей и убийства. Тринадцатый отдел КГБ, или Управление особых заданий, специализировался на саботаже и политических убийствах. Гомосексуализм в СССР был вне закона, но гомосексуалов вербовали, чтобы те заманивали иностранцев-геев, которых затем можно было шантажировать. КГБ отличался беззастенчивой беспринципностью. В то же время там царили ханжество, лицемерие и показная мораль. Сотрудникам запрещалось употреблять алкоголь в рабочие часы — хотя в любое другое время многие чудовищно пьянствовали. Во всех отделах КГБ напропалую сплетничали о личной жизни коллег, как и во многих других учреждениях, — с той только разницей, что в Центре скандалы и зубоскальство могли запросто погубить и карьеру, и даже жизнь того, кто становился предметом злословия. КГБ проявлял навязчивый интерес к семейной жизни своих сотрудников, потому что в СССР ничья жизнь не могла оставаться частной. Сотрудникам КГБ полагалось жениться, заводить детей и жить дальше в браке. Такие правила диктовались не только стремлением к полному контролю, но и трезвым расчетом: считалось, что женатый кагэбэшник менее предрасположен к перебежке во время заграничной командировки, поскольку в случае государственной измены его жена и дети окажутся в заложниках.
Проработав в Управлении «С» два года, Гордиевский понял, что ему не светит участь брата: никто не собирался посылать его за границу тайным агентом. Но, возможно, именно из-за Василия самого Олега и не отправляли на нелегальную работу: по логике КГБ, если за границей, тем более в одной стране, окажутся сразу два близких родственника, то у них может возникнуть больший соблазн переметнуться к противнику.
Гордиевский изнывал от скуки и досады. Работа, от которой он ждал приключений и воодушевления, обернулась смертельной тоской. Страны за «железным занавесом», о которых он читал в западных газетах, оставались мучительно недосягаемыми. И тогда Гордиевский решил жениться. «Я хотел как можно скорее попасть за границу, а КГБ никогда не посылал за границу неженатых. Мне нужно было срочно найти себе жену». В идеале требовалась женщина со знанием немецкого — тогда их могли бы отправить в Германию вместе.
Елена Акопян, наполовину армянка, умная, темноволосая и очень острая на язык девушка, училась на преподавателя немецкого языка. Ей был двадцать один год. Олегу некоторое время казалось привлекательным ее виртуозное умение сразить собеседника наповал короткой язвительной репликой. Они познакомились у общего друга. Чувство, которое между ними вспыхнуло, определялось не столько страстью, сколько общими честолюбивыми стремлениями. Как и Олег, Елена жаждала попасть за границу и мечтала вырваться за пределы тесной квартирки, где жила пока что ввосьмером с родителями, братьями и сестрами. У Гордиевского уже было несколько романов с девушками, но они длились недолго и особой радости не принесли. Елена куда больше походила на современную советскую женщину — она была менее скована условностями, чем те студентки, с которыми Олег общался раньше, и обладала непредсказуемым чувством юмора. Она провозглашала себя феминисткой, хотя в 1960-е годы само это понятие в России имело весьма ограниченное употребление. Гордиевский внушил себе, что любит Елену. Как позже объяснял он сам, они решили пожениться, «не потрудившись как следует присмотреться друг к другу», а через несколько месяцев без особой шумихи сыграли свадьбу в силу причин, далеких от романтических: она увеличивала шансы Олега на повышение по службе, а он становился ее паспортом для выезда из Москвы. Это была кагэбэшная разновидность брака по расчету, хотя ни Олег, ни Елена не признавались в этом друг другу.
В конце 1965 года произошел тот перелом, которого так ждал Гордиевский. Освободилось место куратора, руководившего нелегалами в Дании. Прикрытием для разведывательной работы служила должность консульского сотрудника, занимавшегося визами и наследственным делами; на самом же деле Олегу предстояло работать на линию «Н» (от слова «нелегалы»), отвечавшую за оперативную деятельность Управления «С».
Гордиевскому предложили управлять сетью подпольных шпионов в Дании. Он принял это предложение с готовностью и восторгом. Как заметил Ким Филби после того, как его завербовал НКВД в 1933 году: «Я не колебался. Когда тебя зовут в элитную группу, сомнений не возникает»
[7].
Глава 2
Дядюшка Гормссон
[8]Олег и Елена Гордиевские приземлились в Копенгагене в солнечный и морозный день в январе 1966 года — и очутились в сказке.
Один сотрудник МИ-6 позднее заметил: «Если бы понадобилось выбрать город, который наглядно продемонстрировал бы преимущества западной демократии над русским коммунизмом, то лучше других для этой цели подошел бы Копенгаген».
