День 33 из нашего 51-дневного графика мы потеряли. Лопе «Джун» Джубан, наш терпеливый и опытный филиппинский координатор, прибыл из Манилы, чтобы утрясти ситуацию. Я в самом деле слишком часто срывался в связи с переутомлением. Элизабет накричала на меня. По ее словам, я терял уважение и нашей международной команды. Я стал столь же жестким, как Хамфри Богарт в роли золотоискателя Фреда Доббса в «Сокровищах Сьерра-Мадре». Джубан полностью уладил конфликт. Копельсон так перескажет эту историю Джеймсу Риордану, несколько сгустив краски:
Насколько понимаю, у него [продакшн-менеджера] был с собой пистолет, и он всерьез подумывал о том, чтобы пристрелить Оливера. Никто не собирался работать, пока ситуация не будет разрешена. Наконец Оливер согласился, что в качестве извинения он позволит обиженному дать ему пощечину в присутствии съемочной группы. Так и случилось. Это как из какого-нибудь старого фильма про Тарзана… Все для того, чтобы заручиться поддержкой племени.
Люди из мира кино, и продюсеры не исключение, предпочитают хороший вымысел обыденной реальности: я устно извинился перед продакшн-менеджером, тот принял мои извинения, и ничего особо не поменялось. Уже на следующий день у нас был очередной облом с цистерной с водой, кроме того, чуть не произошла авария с участием большого фургона, перевозившего 14–15 человек из съемочной группы. Еще больше времени мы потеряли, когда гадюка укусила в ногу нашего водителя операторского фургона, который носил шлепанцы. Укус мог стать смертельным. Водителя пришлось отправить в больницу на два дня. Актеры и съемочная группа температурили. Наш главный механик-постановщик снова пропал на целый день в своем непрекращающемся противостоянии с Ричардсоном. Предполагаю, что он отправился куда-то выпить.
А потом плотину прорвало. Когда у нас оставалось примерно две недели до конца съемок, Копельсон решил уволить женщину, которая работала продакшн-координатором с Алексом. Это была демонстрация силы со стороны Арнольда, желавшего показать, кто тут главный, но тут он совершил ошибку. Многие члены международной команды были преданы Алексу и пригрозили уйти, если координатора не восстановят. Алекс добавил к этому условие, что Копельсон должен покинуть съемочную площадку, а в идеале — и страну. Это было дерзкое требование, но Алекс был в бешенстве и выражался примерно так: «Нельзя с китайцами перегибать палку, а я китаец… Я люблю этот фильм, но мне уже все по барабану. Я сворачиваюсь!» Это означало, что Алекс покидает нас с частью команды. Это был огромный риск, к тому же мы потеряли часть еще одного дня. Мы столкнулись с бунтом, но расклад сил был неочевиден. Оказалось, что Копельсон, покопавшись в бухгалтерии, пришел к выводу, что Алекс злоупотреблял своим положением, раздавая непомерно высокие взятки филиппинцам и так далее. Почему Арнольда так это заботило? Какая разница, если все уже выплачено? Был разгар съемок, нам нужно было идти дальше, а не затевать драку друг с другом. Арнольд сказал мне «не лезь в это дело», когда я попытался призвать всех остыть. К счастью, следующий день у нас был выходным, поэтому мы потеряли не так много времени, как могли бы. Но хаос нарастал.
С моей точки зрения, резкие выходки Алекса, ставящие под сомнение авторитет Арнольда, были неверным шагом. Однако Арнольд совершил еще большую ошибку, обращаясь с Алексом, будто бы тот был продакшн-менеджером, а не сопродюсером. Копельсон в присутствии других заявил, что он «постоит на страже, пока не приедет новый продакшн-менеджер». Относиться подобным образом к такому гордому человеку, как Алекс, было нельзя. «Сохранение лица» — ключевое понятие азиатской культуры, которое американцы зачастую недооценивают (иначе я бы не стал пинать и унижать нашего филиппинского продакшн-менеджера). И Алекс, и Арнольд перегнули палку, демонстрируя свое высокомерие. В них говорило, как я уже отмечал ранее, противостояние между двумя древними культурами: китайской и еврейской.
Я позвонил в США Джону Дейли, чтобы он помог разрешить этот кризис, и предупредил, что не буду продолжать съемки, пока Алекса и его продакшн-координатора не восстановят на работе. На это ушло еще несколько часов. Арнольд переговорил с Дейли и заявил, будто Hemdale полностью поддерживает его, но было очевидно, что это просто блеф нервничающего игрока в покер, о чем свидетельствовал пот над его верхней губой. Полагаю, Дейли ему сказал что-то вроде: «Делай что хочешь, Арнольд, но если ты на день потеряешь съемочную группу, то будешь ли ты готов возместить нам ущерб?» Соумс из Film Finances громко фыркал и старался изо всех сил заявить о своей поддержке Арнольда, но у него не было реальных рычагов воздействия на ситуацию, кроме как в сотрудничестве с Дейли. Ричардсон сообщил мне, что продолжит работу со мной. Он был верен, прежде всего, самому фильму. Однако его нелояльный механик-постановщик из Нью-Йорка заявил, что уйдет с Алексом. При этом большая часть филиппинского контингента нашей команды во главе с «Джуном» Джубаном намеревалась остаться. Некоторые в съемочной группе чувствовали, что Алекс шантажировал весь продакшн. Было очевидно, что он был готов пожертвовать и фильмом, и мною во имя своей гордыни. Ранее Алекс выразил сомнение по поводу моей лояльности ему во всей этой ситуации с продакшн-координатором, полагая, что я был согласен с решением Копельсона уволить продакшн-координатора. Он ошибался — я бы воспротивился этому увольнению, если бы кто-то решил со мной посоветоваться (скорее всего, это ничего не исправило бы). Когда Алекс ушел, все перевернулось вверх дном.
Арнольд, чувствуя мою преданность Алексу, понимал, что ситуация складывается скверная, и фильм может пострадать от этого. Поэтому он мне позвонил поздно ночью и сообщил, что уезжает до конца съемок во Францию на Каннский кинофестиваль, что координатор Алекса может вернуться к работе, что он принял это решение как зрелый человек и что в любом случае он уволит Алекса, как только через две недели закончится продакшн. Желая поскорее вернуться к работе, я поблагодарил его за «мудрое решение». Арнольд из Канн продолжал контролировать зарубежные продажи. Алекс довел до конца съемки, после чего с ним было официально «покончено», хотя он продолжал втихую работать со мной и на этапе постпродакшна. Все это — из желания «сохранить лицо».
По ночам шли проливные дожди, и нам уже было не до бунтов. На утро на свет появлялись самые ужасные насекомые из тех, которых мне доводилось видеть. Я чуть не наступил на еще одну змею, которая была в считаных сантиметрах от моей ноги. К счастью, Боб Ричардсон вовремя крикнул, чтобы предостеречь меня. Это был последний круг безумной поездки в дилижансе. Работа по 72 часа в неделю начала давать о себе знать. И команда, и я еле волочили ноги. Боба лихорадило. У Чарли Шина ото всех взрывов пострадали барабанные перепонки. По прошествии 40 дней я обнаружил, что 40 % нашей команды болеет. Близился сезон муссонов, что сулило нам неприятности в виде бесконечных дождей. Нас ожидали еще восемь дней работы без перерывов и со сверхурочными. Усталость сказывалась на эффективности работы. Нам нужно было поскорее убираться оттуда, если мы не желали столкнуться с катастрофой, схожей с бедствиями Копполы на «Апокалипсисе сегодня», когда весь продакшн был стерт с лица земли тропической непогодой.
Иногда приходится признать свое поражение и обойтись минимальным количеством кадров. Мы выставили на ночь в джунглях большие осветительные приборы, но обнаружился неприятный факт: мошкара так сильно билась об их стекла, что наши микрофоны ничего другого не могли записать. Что еще хуже — освещение постоянно мерцало из-за полчищ насекомых, и это портило экспозицию. Боб в конечном счете отказался от больших ламп и решил снимать все практически полностью при помощи отражателей, точечных светильников и магниевых вспышек, что создавало обтекающий, рассеянный свет. Он также в полной мере задействовал множество бензиновых бомб, которые мы взрывали в сцене финальной битвы. Мы начали работать быстрее и сумели наверстать часть упущенного времени. В большей части сцены финальной битвы эффектно, пусть и несколько грубовато, используется как раз свет магниевых вспышек. Креатив поневоле.
