С приближением объявления победителей в следующих категориях, в которых я был номинирован, нервы у меня все-таки начали сдавать, и я дважды выбегал в лаундж-зону, где Элизабет успокаивала и подбадривала меня. Я принял еще половинку таблетки. Да что же такое со мной происходит? Однозначного ответа не было. Виной всему гребаные нервы, которые перестанут меня беспокоить лишь годы спустя. Все дело в практике. Получится ли у меня в этот раз? Я представлял себе, как растворяюсь перед миллионами людей в потоках пота — вот это был бы настоящий конфуз. Неожиданно мне пришла в голову мысль удрать с церемонии. Объятия обнадеживающей меня Лиз заставили меня успокоиться.
Лучшим фильмом на иностранном языке стало нидерландское «Нападение», казалось, что трескотня режиссера никогда не закончится. Лучшей актрисой стала Марли Мэтлин за свою трогательную роль в «Детях меньшего бога», где она играла в паре с Уильямом Хертом. Фильм был снят одной из самых талантливых женщин-режиссеров того времени, Рэндой Хейнс. Марли была глухая, и это признание покорило наши сердца во время награждения.
Зал замер в ожидании, когда на сцену для вручения премии «Лучший режиссер» вступила Элизабет Тейлор. Она была лучшей из лучших, это было очевидно с первого взгляда. Девушка моей мечты в 1950-х и 1960-х, сердце кинематографа, все еще была очаровательна. Дэвид Линч, режиссер «Синего бархата», сидел неподалеку от меня. Много лет спустя он расскажет, как сильно хотел выиграть в ту ночь, чтобы «просто получить поцелуй от Элизабет Тейлор». Она зачитала пять имен режиссеров: Линч, Аллен, Ролан Жоффе («Миссия»), Джеймс Айвори и я. Неожиданно на меня будто бы подул ветерок из окна, температура тела вернулась к нормальной, и я почувствовал себя абсолютно спокойным в этот великолепный момент небесного блаженства.
«И победителем становится…»
Камера по необъяснимой причине вместо меня задержалась на спутнике моей мамы, усатом Энди, который в самом деле немного напоминал меня. Наконец —
«Оливер Стоун!»
Камера отыскала меня. Это сон? Я сохранял выдержку. «Поцелуй Лиз дважды», — сказала мама, перевесившись через колени моей жены. Какую Лиз она имела в виду? Я поцеловал мою Лиз. Мама же намекала на ту, что ждала на сцене. Аплодисменты были оглушительные. Боги обратили на меня свои взоры в этот момент. Миллионы людей впервые в жизни узнали обо мне.
И вот я скольжу по сцене, чувствуя себя свободно и легко. Я напомнил себе, что надо расцеловать Лиз Тейлор на французский манер: в обе щеки.
«Спасибо вам за эту развязку, напоминающую историю „Золушки“. Полагаю, все же, этой наградой вы удостаиваете вниманием ветерана Вьетнама и впервые желаете признать, что вы осознаете, что именно произошло там. Вы этим говорите, что в течение нашей жизни подобное не должно повториться». В ответ раздались одобрительные аплодисменты. Это был важный момент. USA Today назовет мое выступление «первоклассной, запоминающейся речью». Я продолжил, почти с вызовом. Не слишком ли я себе много позволяю? Еще одна загубленная церемония? «…А если подобное все-таки повторится, то американские парни погибли там напрасно, поскольку это будет означать, что Америка не вынесла никаких уроков из той войны, которую мы вели во Вьетнаме».
Хотя в ответ снова прозвучала оглушительная овация, учитывая последовавшие затем вторжение в Панаму и первую иракскую войну
[142], время покажет, насколько я ошибался. По крайней мере я хотя бы попытался. Я поблагодарил коллег, и Элизабет, королева киноэкрана, сопроводила меня за кулисы. Я вернулся на свое место, чтобы увидеть вручение оставшихся двух премий. «Лучшего актера» с должной театральностью вручала стареющая и исхудавшая Бетт Дейвис. Но не Джимми Вудсу (который, по мнению многих, заслужил эту награду), что было бы, разумеется, очень приятно, а не менее достойному Полу Ньюману, который отсутствовал на церемонии. «Оскар» за роль в «Цвете денег» стал его первым, это была его седьмая номинация.
На сцену вышел Дастин Хоффман. «И лучший фильм этого года…» (конверт) «„Взвод“!» Понимаю, что все это звучит достаточно однообразно, но мне важно повторить эти воспоминания. Мне необходимо было запомнить эти мгновения на случай, если небо вновь закроют облака. Гадкий утенок только что превратился в лебедя.
«Взвод» с самого начала был малобюджетным проектом, шансы которого были минимальны — один к тысяче. Сколько раз его отвергали, сколько лет на него взирали с безразличием, как и на всех отслуживших во Вьетнаме людей, которые той ночью смотрели церемонию по всей стране. Эти мысли болью отдавались в сердце.
Арнольд Копельсон один взошел на сцену. Это было заранее оговорено, хотя это и лишало Джона Дейли и Алекса Хэ заслуженной ими славы. Но Арнольд хотел быть единственным продюсером у рампы. Я наблюдал за ним со своего места. Несмотря на мои опасения, что он разразится слишком затянутой и претенциозной речью, Арнольд ограничился простыми и трогательными словами.
Шоу подошло к концу, и я вернулся за кулисы, где Лиз Тейлор провела в первую из четырех комнат для прессы и пожелала мне приятной ночи, наградив улыбкой кинобогини. На следующий день она отправила мне целое ведро красных роз с остроумной записочкой: «От другой Лиз». Как всегда, вызывающе и сексуально. Далее последовали бесконечные фотосессии с Дастином, Бетт, мной и другими лауреатами и вопросы от журналистов. К тому моменту я уже чувствовал себя дрессированным тюленем, поэтому спокойно, без озлобления отбил вопрос о моей реакции на осуждение «Взвода» некоторыми консерваторами и организацией «Ветераны зарубежных войн США».
Потом были вечеринки, толпы дружелюбных людей, одетый в свою парадную белую униформу Дейл Дай, крикнувший «Браво 2»
[143], чтобы те встали «смирно!» на вечеринке Hemdale в ресторане La Scala. Вместе с мамой, женой и Джоном Дейли я стоял рядом с Артуром Кримом и его женой Матильдой. Моя мама была на седьмом небе от счастья после знакомства с Элизабет Тейлор, Бетт Дейвис и Дженнифер Джонс — своими тремя самыми любимыми актрисами на тот момент. Меня обнял усатый Майкл Дуглас. Джимми Вудс, Чарли Шин, Том Беренджер, Уиллем Дефо, Ричард Бойл, Пола Вагнер, Майк Менчел, Стивен Пайнс, Боб Маршалл, наш банкир Франс Афман, Джеральд Грин, Арнольд Копельсон и те, кто еще внес свой вклад — Боб Ричардсон, Алекс Хэ и даже филиппинцы из нашей команды, звонили мне. Той ночью я не мог позволить себе выходить за рамки приличия (разве что меня могло стошнить на торт) и держался с достоинством. Я хотел запомнить это чувство счастья.
Я давно гнался за светом. Я прочувствовал его мощную силу. Мне было 40 лет — середина жизни, как говорится. Это было поразительное приключение с двумя фильмами — от подножия до вершины голливудского Олимпа. C «Сальвадором» я замахнулся на многое, и он дал мне точку опоры. «Взвод» же вознес меня к лучам славы, я оказался в центре внимания. Деньги, признание, слава и уважение — все сошлось в одном месте и в одно время. Теперь мне предстояло продолжать двигаться дальше. Я многие годы ждал возможности снимать фильмы. Время на своих легких крыльях всегда уносится от нас. Я хотел успеть до конца отведенного мне времени снять один за другим все мои фильмы. Возможно, соревновался я здесь даже не со Временем, а с самим собой, пытаясь пробиться через лабиринт зеркал, который сам же и построил.
